— Не лучшее время для охоты, — заметил я.
Он сказал быстро:
— Да, это так… насчет охоты. Не совсем.
— Что, — спросил я, уловив в его голосе нечто иное, — это была не охота?
— Охота, — заверил он, — это благородное занятие для благородных людей, вы правы! Но на самом же деле сэр Коллинсворд велел объехать ближайшие деревни и посмотреть, в каком они теперь состоянии. Ну а если вдруг встретят оленя, перебегающего дорогу, или дикого кабана, то вот вам и охота…
— Мудро, — сказал я. — Хороший у вас хозяин.
— Прекрасный, — сказал он с пылом. — Весь в батюшку, а тот в деда. Коллинсворды все такие хозяйственные!
Мы вышли на задний двор, там небольшой сад, стиснутый высокими каменными стенами, десяток деревьев и обилие кустов роз, все невысокие, но цветы просто огромные.
Я засмотрелся на сочный бутон, где первые два листочка уже начинают отслаиваться, открывая нежнейшую плоть, бледную с едва заметной розоватостью, похожую на грудь молодой, но уже половозрелой девушки, но такого размера, что это скорее жопа, сочная и упругая, которую так и тянет то ли поцеловать нежно, то ли грызануть, как налитое сладким соком яблоко.
Дальше свободная от деревьев и кустов поляна, где к стволам двух деревьев привязаны толстые веревки, увитые гирляндами роз, а внизу широкая доска со спинкой, на которой сидит, раскачиваясь легонько, молодая, но очень спелая женщина с пышными формами.
Управитель пробормотал с непонятным выражением:
— Ох, она уже снова здесь.
Я кивнул в ее сторону.
— Родственница хозяина?
Он покачал головой.
— Нет, что вы!
— А кто?
— Сестра жены хозяина, — объяснил он. — Молодая вдова погибшего в прошлом году одного знатного сеньора, хорошего знакомого сэра Коллинсворда.
Я сказал с сочувствием:
— Здесь старается побыть в другой обстановке?
Он пробормотал:
— Ну… да, старается. Весьма. Там у нее богатое, но захолустное имение, потому частенько приезжает сюда к сестре.
— Здесь многолюднее?
Он кивнул.
— Да, здесь легче развеять… скорбь. Потому гостит подолгу.
— Да и другого мужа подыскать стоит, — заметил я. — Она в полном расцвете. А что полновата, так в постели всем нам такие нравятся больше.
Он улыбнулся, покачал головой.
— Вряд ли она, судя по ее поведению, озабочена поисками мужа. Став вдовой, она впервые ощутила свободу. Вот и радуется…
Мы повернули обратно, чтоб не подходить и не знакомиться, иначе придется начинать пошлейший ритуал ухаживания, а они меня все еще смешат, никак не привыкну, в мое время это было вычеркнуто за ненадобностью.
Я украдкой оглянулся через плечо, стараясь понять странное выражение управителя насчет того, что она уже снова здесь. Похоже, сестра леди Сандры обожает качели, ведь все прибывшие с такой интересной охоты все еще пируют, а она уже здесь, раскачивается слегка, вскинув нежно-белые полные руки и крепко держась за веревки.
Вообще-то да, понимаю, она и должна обожать качели, только так в этом строгом мире хороших манер можно вроде бы нечаянно показывать длинные стройные ноги, а они у нее именно такие, угадываю по ткани платья из тонкой материи.
Поэт выразил это мужское томление в словах: «Дианы грудь, ланиты Флоры прелестны, милые друзья! Однако ножка Терпсихоры прелестней чем-то для меня…» Так что эта леди прекрасно понимает наши стремления и вкусы и пользуется каждым удобным случаем, чтобы заявить о своей страсти к качелям, и милостиво разрешает молодым рыцарям сопровождать ее и даже помогать раскачиваться.
А когда раскачиваешься сильно, то можно и визжать в притворном испуге, и позволять платью под напором ветра оголять ее не знавшее солнца тело до колен, а то и до пояса… гм… надо будет изобрести трусики, все никак руки не дойдут до такой мелочи за этим строительством Царства Небесного…
Не пойму, что в них такого сложного, что их Изобрели позже самолетов и пароходов! И то же самое с бюстгальтером. Правда, надо идею подсказать кому-то другому, позорно мне войти в историю как создателю женских трусов и бюстгальтера.
Когда возвращались с обхода крепости, навстречу поспешил один из гостей, как я понимаю. Высокий и неимоверно худой, но мало того — на его череп ушло вдвое меньше материала, чем на голову сэра Коллинсворда. Хотя по высоте они один в один, только череп этого господина словно бы сплюснули с боков. У него крайне узкое лицо, длинный нос и крохотная челюсть, а голова сидит на длинной тонкой шее, из-за чего я сразу подумал о гусях, что Рим спасли, а потом вспомнил того роскошного гуся, что поймал и притащил Бобик.
— Ваше высочество, — прокричал он еще издали, — сэр Бренди Лендфорд к вашим услугам! Прошу дозволения со своими людьми присоединиться к вашей армии!
— Нет-нет, — возразил я, — это будет неуместно… А сколько у вас людей?
— Пятьдесят рыцарей, — сообщил он, — в полном вооружении, закаленные в боях, пятьсот лучников и двести арбалетчиков!
— Нет-нет, — повторил я, — хотя ладно, можете присоединиться. Только мои приказы выполнять беспрекословно!
— Клянусь, — воскликнул он. — Вы же тот самый Ричард Завоеватель!
— Ага, — сказал я, — вроде бы я именно тот.
Ближе к вечеру примчались конники Норберта и сообщили, что передовые части армии прибудут через два часа.
— Сэра Норберта, — сказал я, — и сэра Клемента наш хозяин, благородный сэр Коллинсворд, приглашает в крепость на ужин. С двумя-тремя особо приближенными военачальниками, но не больше, тут и так тесно.
Коллинсворд на этот раз выехал встречать грозную армию, посмевшую бросить вызов грозному Мунтви-гу, в сопровождении двух десятков пышно и богато одетых рыцарей.
Я остался в крепости, мой высокий ранг не позволяет выезжать встречать своих же военачальников, я могу разве что принять их, важно развалившись в тронном зале на главном сиденье, но для меня это чересчур, встречу здесь, во дворе..
Леди Сандра деловито раздавала указания слугам, увидела меня, слоняющегося бесцельно, как Чайльд Гарольд, мягко улыбнулась.
— Ваше высочество?
Я отмахнулся.
— Не обращайте на меня внимания, милая леди. Это так, сплин нахлынул.
Она спросила озабоченно:
— Сплин? Это что за штука?
— Да так, — сказал я с тоской, — когда вот чего-то хочется, а чего, не соображу. То ли конституции, то ли севрюжины с хреном, то ли кого-нибудь ободрать…
Она неуверенно улыбнулась, женская интуиция подсказала, что я пошутил, вот и губы растянул, это значит, улыбается, а что понятно, так у мужчин почти все непонятно.
