Нора Кейта Джемисин - Наследие. Трилогия (ЛП)

Созерцая мои мыслительные усилия, он злобно захихикал:

— Ах, ну конечно, миледи, вы всегда можете попросить об этом Сиэя! Или даже Нахадота… Без сомнения, он исполнит вашу просьбу… Если его как следует, м-гм, попросить, хи-хи-хи…

— Он исполнит, не извольте сомневаться… — процедила я в ответ.

*

В даррском есть такое слово для влечения ко всему опасному — эсуи. Воины, когда ими овладевает эсуи, идут в безнадежный бой и умирают, хохоча в лицо врагам. Эсуи испытывают женщины, когда их тянет в объятия тех, с кем не стоит ложиться и вступать в любовную связь, — к мужчинам, из которых не выйдет хороших отцов. К вражеским женщинам. В сенмитском есть похожее слово, «жажда». У него тоже много значений — например, «жажда крови», или «жажда жизни». Но у эсуи значений больше. За этим словом стоят и сила, и слава, и безумие. Оно обозначает все безумные, иррациональные, утягивающие в бездну порывы. Плохо, когда тобой овладело эсуи. Но с другой стороны, без него и жизнь не жизнь.

Думаю, именно эсуи влечет меня к Нахадоту. Возможно, эсуи владеет и им.

Но это так, лирическое отступление.

*

— …и ему тут же какой-нибудь чистокровный Арамери прикажет доложить содержание моего письма.

— Вы, миледи, действительно думаете, что мне есть дело до ваших интриг? Я два десятка лет провел, лавируя между Реладом и Симиной, куда вам до них… — Вирейн насмешливо закатил глаза. — К тому же мне решительно все равно, кто из вас станет преемником Декарты.

— Новый глава семьи может сделать вашу жизнь легче. Или труднее.

Я произнесла это совершенно бесстрастным голосом. Пусть сам потрудится вычитать из моих слов обещание — или угрозу.

— И я бы сказала, что всему миру есть дело до того, кто сядет на трон Арамери.

— Даже Декарта в ответе перед высшими силами! — с жаром проговорил Вирейн.

Догадаться бы еще, что это значило — особенно в контексте нашей беседы. А Вирейн снова смотрел в яму под решеткой, и в глазах отражался исходивший оттуда белесый свет. И вдруг лицо его приняло такое выражение, что я немедленно насторожилась.

— Подойдите сюда, миледи, — сказал он и поманил меня к решетке. — Посмотрите вниз.

Я нахмурилась:

— Зачем мне это делать?

— Меня разбирает любопытство. Я хотел узнать кое-что.

— Что именно?

Он ничего не ответил, лишь выжидательно посмотрел на меня. В конце концов я вздохнула и подошла к краю.

Сначала я не увидела ровным счетом ничего. Затем донесся очередной тихий жуткий стон, на дне ямы что-то зашевелилось — и я увидела. Увидела, что там шевелится.

Не знаю, как у меня получилось не броситься со всех ног прочь. Я едва сдержала позыв к рвоте.

Представьте себе человека. Которому выломали и вытянули руки и ноги, смяли тело, как глину. Добавили новых рук и ног — боги знают, для каких целей. Вывернули наружу часть внутренностей, но заставили их по-прежнему исполнять свои функции. Запечатали рот и — Отец Небесный. Бог богов…

А самое страшное — этому несчастному оставили рассудок. В изуродованных глазах светился разум. Они не смилостивились над ним, не подарили ему милосердное забвение безумия.

На моем лице — в который раз! — отобразились все переживания. На лбу и на верхней губе выступила испарина. Вирейн, не отрываясь, внимательно смотрел на меня. Прежде чем я смогла задать вопрос, пришлось нервно сглотнуть.

— Ну так и что же? — спросила я. — Я удовлетворила ваше любопытство?

И тут он взглянул на меня так, что я почувствовала нешуточное беспокойство — хотя хватало и того, что мы стояли над колодцем, на дне которого корчилось страшное доказательство его силы и власти. В его глазах я увидела жажду — только не такую, как мужчина испытывает к женщине, но какую? Я не сумела бы сказать, однако выражение его лица весьма неприятно напоминало, как в человеческом облике выглядел Нахадот. Мои пальцы сами собой потянулись к кинжалу.

— Да, — тихо ответил он, в глазах вспыхнул глумливый огонек. — Я хотел знать, есть ли у тебя шанс победить. Я хотел знать это — чтобы понять, стоит ли помогать тебе или нет.

— И что же ты решил? — Я уже знала, каким будет ответ.

Он показал на яму:

— Киннет посмотрела бы на это существо, даже не изменившись в лице. Более того, она бы сама проделала с ним все это — причем с удовольствием.

— Лжешь!

— Или сделала бы вид, что получает удовольствие, проделывая все это. Естественно и непринужденно. Она могла бы одержать победу над Декартой. А ты — нет.

— Может, ты и прав, — вспыхнула я. — Зато у меня есть душа. А у тебя — нет. На что ты ее сменял, не припомнишь?

К моему удивлению, глумливая ухмылка покинула его лицо. Вирейн снова заглянул в яму, в сероватом свете глаза его выглядели бесцветными и старыми-старыми — даже старше, чем у Декарты.

— Этого недостаточно, — проговорил он.

Обошел меня и направился к лифту.

Я не пошла следом. Хотя могла бы. Но я отступила к стене и села на пол. И стала ждать. Казалось, это будет тянуться вечно — молчание, прерываемое лишь слабыми стонами несчастного из ямы, сероватое выморочное сияние над решеткой. И тут дворец знакомо содрогнулся, словно огромная невидимая рука сминала его в складки. Я замерла — и принялась считать минуты. Я ждала, пока солнце окончательно опустится за горизонт. А потом поднялась и пошла в коридор. Повернувшись спиной к ублиетте. В сероватом свете моя тень колыхалась тоненьким бледным силуэтом. Я должна стоять спиной к свету — так лицо останется в тени. А потом я тихо произнесла:

— Нахадот.

Стены погасли еще до того, как я повернулась. Но в комнате почему-то было светлее, чем я ожидала. Все из-за света, поднимавшегося из ямы. Почему-то тьма Ночного хозяина не имела власти приглушить его.

Он смотрел на меня. Лицо оставалось бесстрастным и непроницаемым, в бесцветном свете его черты казались еще прекраснее, чем прежде.

— Вот, — сказала я и прошла мимо него к ублиетте.

Узник взглянул вверх. Возможно, почувствовал, что я хочу сделать. Я снова заглянула в яму, и на этот раз меня не передернуло. Я ткнула пальцем вниз.

— Исцели его, — сказала я.

В ответ я ожидала чего угодно — ярости, насмешек, торжествующего злорадства. В конце концов, невозможно предугадать, как Ночной хозяин отнесется к моему первому приказу. Но он ответил так, как я совсем, совсем не ожидала.

— Не могу.

Я непонимающе нахмурилась, а он, не изменившись в лице, продолжил смотреть на изувеченное существо на дне ямы.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Это приказал сделать Декарта.

Ах вот оно что. И поскольку у него — сигила власти, я не могу отменить его приказ. Я закрыла глаза и прочла молитву, прося прощения у… в общем, любого бога, который захотел бы прислушаться.