— Конечно, — сказал Фугис и поднес зеркало.
Пострадала значительная часть кожных покровов на лице Дак'ира. Почти половина черной кожи стала практически белой под действием теплового мелта-излучения. Странно, но, обожженное и свирепое, теперь его лицо выглядело почти человеческим.
— Реакция на интенсивное излучение, — объяснил Фугис. — Повреждение привело к локальной клеточной регрессии, то есть к возвращению клеток к тем формам, которые предшествовали их генетической эбонизации, к состоянию до того, как ты стал Астартес. Еще не могу сказать наверняка, но пока нет никаких признаков быстрой регенерации тканей.
Сходство с человеком было разительным, и Дак'ир, не зная, что и думать, как зачарованный глядел в зеркало. Фугис прервал размышления Саламандра.
— Пока трогать ничего не буду. Оставлю все как есть, — сказал он, забирая зеркало. — Состояние твое стабилизировалось, и ничего больше на этой стадии я сделать не могу. Вернусь через несколько часов. Твоему телу нужно дать время на исцеление, и тогда ты снова сможешь сражаться. Сейчас отдыхай! Когда вернусь, рассчитываю увидеть тебя здесь, — сказал апотекарий и, хромая, вышел из бокса.
Но когда раздалось шипение стравливаемого воздуха и металлические двери закрылись, Дак'ир уже знал, что он остался не один.
— Цу'ган?
Он почувствовал присутствие своего боевого брата еще до того, как тот вышел из тени.
— Брат!.. — радостно прохрипел Дак'ир, вспомнив момент их душевного единения, когда они сражались в храме.
Но как жар костра уносится холодным ветром, так улетучилась и радость, когда Дак'ир увидел мрачное лицо Цу'гана.
— Ты не достоин быть Астартес, — произнес тот ровным голосом. — Смерть Кадая на твоей совести, игнеец! Если бы ты не послал меня за отступником, если бы ты был достаточно расторопен, чтобы среагировать на опасность в наших рядах — мы бы не потеряли нашего капитана! — Взгляд Цу'гана был холоден как лед. — Я этого не забуду!
Дак'ир был настолько потрясен, что ничего не смог ответить. Цу'ган повернулся и вышел из апотекариона.
Ужасное обвинение брата наполнило его душу и сердце болью, и слабость охватила все его существо. Дак'ир погрузился в глубокий сон.
Впервые за сорок лет его сон изменился.
Сидя в отсеке «Грозовой птицы», Нигилан, так и не сняв с руки стальной перчатки, вновь и вновь вертел в руке предмет, украденный из склепа в подземельях Цирриона. Вокруг собрались его братья, Драконьи Воины: великан Рамлек, который, стараясь унять приступы никогда не утихающего гнева, выдыхал через решетчатый щиток шлема облачка золы и пепла; Гор'ган, с кожи которого сыпалась чешуя, когда он снимал боевой шлем, сейчас баюкал, как домашнего любимца, мультимелту; Нор'хак ухаживал за своим оружием; Эркин пилотировал корабль, который охранял все время операции, его смертоносные кости-лезвия на предплечьях сейчас были скрыты в пазах силового доспеха.
Драконьи Воины серьезно рисковали, стремясь раздобыть этот артефакт. Маскируя эту вылазку, они даже пошли на то, чтобы разжечь восстание на планете. Весь мятеж был не более чем прикрытием. Гибель Кадая стала весьма приятным, хотя и нежданным подарком для Нигилана.
«Грозовая птица» находилась в полной готовности и была готова стартовать еще до того, как ловушка на Аура Иероне захлопнулась. Беснующиеся толпы культистов-смертников обеспечили безопасный отход, и отступники поспешили покинуть планету.
— Как же мало они знают… — проскрежетал Нигилан, внимательно разглядывая каждую грань позолоченного артефакта у себя на ладони.
Такая безобидная на вид аркана: внутри двенадцати пятиугольных граней вдоль геодезических линий были начертаны эзотерические тексты, которые обвивали собой всю поверхность додекаэдра. В нем таился ключ к разгадке многих тайн. Само предназначение дешифрекса заключалось в том, чтобы раскрывать то, что было умышленно скрыто. Для Нигилана такой загадкой были свитки Келока — древние пергаменты, которые они с Ушораком лет сорок назад вынесли из могилы Келока на Морибаре. Келок был технократом и непризнанным гением. Как оружейник, он создал нечто такое, что по своим возможностям далеко превосходило все, что могла предоставить современная убогая наука. Нигилан был намерен воссоздать творение гения.
Проведя в Оке Ужаса свыше тысячи лет, он терпеливо вынашивал планы мести, и вот теперь наконец оказался близок к тому, чтобы получить в руки средство, с помощью которого он сможет сокрушить своих врагов!
— Приближаемся к «Адской гончей»! — прозвучал по воксу загробный голос Экрина.
Нигилан опустил фиксирующую раму гравитационной упряжи. Когда она опустилась на его плечи, он пристально вгляделся в смотровую щель «Грозовой птицы». В безмятежном бескрайнем море кобальтового цвета сияла точка — судно, красное, как раскаленный металл. Это был старый корабль со старыми ранами и с еще более древними призраками. Нос корабля имел форму зазубренного лезвия, будто вспарывающего прореху в пространстве. Борта его щетинились пушками, дюжины антенн и вышек, будто скрюченные пальцы, тянулись с надстроек.
«Адская гончая», войдя в Око, была всего лишь старой боевой баржей, но вышла оттуда чем-то еще более древним. Это был корабль Нигилана, и на его борту ожидали верные ему воины: разношерстная команда из дезертиров, отступников, наемников, пиратов, налетчиков и грабителей. Они собрались здесь, чтобы стать свидетелями его победы и нового шага к воплощению их собственной мечты — полного и окончательного уничтожения Ноктюрна, а вместе с ним и всех Саламандр!
Моторы цепных мечей взревели, и стальные зубья сошлись в яростном поцелуе, отплевываясь искрами и черным маслом. Гневно завывая, мечи столкнулись, одержимые желанием рвать и крушить.
Инвикт свирепо уставился на противника поверх вгрызшихся друг в друга клинков. В этот раз он намеревался восторжествовать над соперником. Он был совершенно убежден, что выйдет из битвы победителем.
Этого не произошло.
Генарей освободил свое оружие, расцепив жужжащие зубья и усыпав боевую палубу металлической стружкой. Прежде чем Инвикт успел парировать, противник ударил его в лицо всем весом наплечника. Воин потерял равновесие. Он пошатнулся, взмахнув руками в попытке устоять, но это не помогло. Инвикт рухнул, и грохот ударившегося о сталь керамита раскатился по боевой палубе. Единственное, что удалось космодесантнику, — не выронить свой гудящий цепной меч. Прежде чем Инвикт успел поднять оружие для защиты, Генарей наступил ему на руку и наставил на противника собственный клинок. Инвикт мрачно смотрел, как бешено вращающиеся зубья приближаются к его лицу, и кривился в предчувствии неизбежной боли.
