Альфред Ван Вогт - Крылатый человек

Все дальше и дальше шел керл. Черная безлунная ночь, почти беззвездная, неохотно уступала место мрачному красноватому свету зари, заполняющему небо слева от него. Свет был скучным, тусклым и не нес в себе тепла. Он потихоньку обнажал ландшафт, похожий на ночной кошмар. Его окружали черные зубчатые скалы и безлесая черная равнина. Над жуткой линией горизонта поднималось светло-красное солнце. Щупальца света неуверенно прокладывали себе дорогу среди теней, и по-прежнему никаких идов, хотя вот уже почти сто дней, как он занимается их поисками.

Внезапно он остановился, насторожившись. По огромным передним лапам пробежала дрожь, острые, как лезвие бритвы, когти изогнулись дугой. Растущие из плеч толстые щупальца волнообразно заколыхались. Он повел туда-сюда головой, очень похожей на кошачью, в то время как состоящие из маленьких тоненьких волосков усики, образовывавшие по бокам его головы нечто вроде ушей, отчаянно вибрировали, изучая каждый звук и шорох в эфире. Ответа не было. Его сложная нервная система не приняла ничего, что напоминало бы ответный сигнал. Никакого намека на присутствие ид — существ, его единственного источника питания на этой пустынной равнине. Керл безнадежно припал к земле. Его огромный, похожий на кота силуэт вырисовывался на фоне красноватой линии неба, как выгравированная на черном камне фигура тигра. Керла тревожила потеря контакта. Он обладал чувствительными органами, которые, когда все было в порядке, обнаруживали ид — существ на мили в окружности. По — видимому, порядок был нарушен. Его неудавшаяся попытка сохранить контакт указывала на физическое расстройство, на смертельную болезнь, о которой ему приходилось слышать. Семь раз за последние сто лет находил он керлов, таких слабых, что они уже не могли двигаться. Тогда он с легкостью убивал их и забирал то малое количество идов, что еще поддерживало их жизнь.

При воспоминании об этой беде керл вздрогнул. Потом он громко зарычал, и звуки его голоса завибрировали в воздухе, отдавшись эхом в горах — инстинктивное выражение его воли к жизни. Неожиданно он замер. Высоко над линией горизонта он заметил крошечную светящуюся точку. Она быстро приближалась и так же быстро вырастала во все увеличивающийся металлический шар. Потом шар превратился в круглый корабль. Огромный, сверкающий, как отполированное серебро, он заметно замедлял свой ход, просвистев над самой головой керла. Затем корабль отлетел вправо за черную линию холмов, секунду повисел неподвижно и скрылся из виду.

Керл вышел из оцепенения. С тигриной быстротой он понесся вниз по склону. Его круглые черные глаза горели лихорадочным желанием. Усики — антенны, забыв о своей уменьшающейся активности, так сильно вибрировали, посылая сигнал поиска идов, что тело ответило им острым приступом голодной боли.

Далекое солнце, теперь розоватое, висело высоко в пурпурно — черном небе, когда он припал к скале и уставился из-за нее на простиравшиеся внизу перед ним развалины города. Серебряный корабль, несмотря на его размеры, показался совсем маленьким посреди этого пустынного, лежащего в руинах города. И все же в нем было столько живого, угадывалась такая сила затаившегося движения, что он казался властвующим среди этой пустыни. Он как в колыбели покоился во впадине, возникшей под действием его веса, противостоя мертвым линиям города.

Керл не мигая смотрел на двуногих существ, Появившихся из корабля. Небольшими группками они стояли у подножия лестницы, тянувшейся из ослепительно — яркого отверстия, находящегося в сотне футов над землей. Его глотка сжалась. Его сознание помутнело от дикого желания броситься и смять эти, казавшиеся такими игрушечными, существа. Эти тела испускали свойственную для идов вибрацию. Клетки памяти затормозили этот импульс, когда он еще только успел подобраться к мускулам. Это было давнее воспоминание о прошлом его расы, о машинах, умеющих уничтожать, об энергии, превосходящей всю мощь его собственного тела. Он успел заметить, что тела существ окутаны прозрачным блестящим материалом, сверкающим под лучами солнца.

Память перегрела каналы его схем. Только теперь керл подумал о том, что это, должно быть, экспедиция с другой звезды. Ученые будут исследовать, а не разрушать. Если он не нападет, ученые не станут его убивать. Ученые тоже глупы на свой лад!

Осмелев от голода, он вышел на свободное пространство. Он увидел, что существа сразу его заметили и стали смотреть в его сторону. Трое, находившиеся к нему ближе других, медленно повернули к более удаленным группам. Самый маленький из них вытащил из футляра на боку металлический прут и держал его в руке.

Керла все это встревожило, но он продолжал трусить вперед. Поворачивать было слишком поздно.

Эллиот Гросвенф остался там, где стоял, возле трапа. Он уже привык держаться на заднем плане. Единственный некзиалист на борту «Космической Гончей», месяцами не замечаемый специалистами, которые не слишком понимали, что такое некзиалист, и не очень стремились понять. Гросвенф планировал исправить такое положение дел, но пока подобной возможности не представлялось.

Передатчик, вмонтированный в шлем его скафандра, ожил. Кто-то мягко рассмеялся и произнес:

— Что касается меня, то я не пойду на риск близкой встречи с таким великаном.

Гросвенф узнал голос Грегори Кента, главы химического отдела. Слабый физически, Кент был сильной личностью. На борту корабля у него имелось много друзей и людей, поддерживающих его, и он уже выставил свою кандидатуру на пост директора экспедиции в предстоящих выборах. Выборов ожидали с нетерпением, ведь они вносили определенное возбуждение в монотонную жизнь корабля. Из всех, кто следил за приближающимся чудовищем, лишь Кент вытащил оружие. Теперь он стоял, держа его в руке.

Послышался другой голос, более низкий и спокойный, принадлежащий, как распознал Гросвенф, Хэлу Мортону, директору экспедиции.

— Это одна из причин, по которой вы участвуете в экспедиции, Кент — вы слишком мало оставляете места случайностям.

Замечание было дружеским. Оно оставляло без внимания тот факт, что Кент уже реально претендовал на роль директора, который занимал сейчас Мортон. Конечно, его можно было рассматривать и как некую дипломатическую уловку, если считать, что таким образом наивные слушатели оповещались о том, что Мортон не питает злых чувств к сопернику. Гросвенф не сомневался в том, что директор способен на подобный ход. Он считал Мортона умным, честным и весьма проницательным человеком, который мог без труда управлять любой ситуацией.