Вперед ушли "Кирасиры" с осназом. Теперь можно было курить! Не было на борту пиратского рейдера Салмана дель Пино, который умел доставить хлопот любому, будь ты хоть сто раз осназ. Здоровяк по моей милости был теперь Бог знает где. Буквально: где угодно.
Всё прошло четко. Не успели с "Кирасиров" доложиться о начале штурма, как в мировом эфире разлился спокойный голос лейтенанта Степашина.
– Корабль, если кому интересно, взят под полный контроль абордажной команды. Потери: два легких трехсотых, один тяжелый трехсотый. Неприятель... не знаю точно, постреляли на твердую пятерку... Думаю, трупов за полсотни. Имеются тридцать девять пленных – этих половина раненые. Короче, приезжайте сами и присылайте медицину. Назрело. С вами было Радио Особого Назначения, до новых встреч, лейтенант Степашин.
– Здесь Иванов, – в голосе уполномоченного ГАБ можно было расслышать нотки удовлетворения; при хорошей фантазии, конечно. – Благодарю за службу, лейтенант. Сейчас будем. Кто из пиратов уцелел?
– Так поди разбери. Все в кровищи и молчат... партизаны Черного Неба... м-м-мать...
– Разберемся. – Иванов на глазах – а точнее, так сказать, "на ушах" – скисал до своего обычного печального состояния. – Да, и не вздумайте предоставить отчет в выражениях... вашего выступления в эфире. Жду подробный рапорт. Я знаю, вы их любите.
– Тьфу, пропасть... прошу прощения! Так точно, слушаюсь, есть рапорт!
– Ждите. Истребителям приказываю осуществлять барраж зоны пиратского рейдера, пока техники не подготовят "Левиафан" к буксировке. "Комета" и "Че Гевара", следуйте к "Левиафану" немедленно, вы мне будете нужны.
"Че Гевара" – это позывной Комачо Сантуша. На его вертикальном стабилизаторе красуется трафаретная голова в берете, древняя, как сама революция в Латинской Америке.
Зачем мы понадобились Иванову догадаться нетрудно: трупы опознавать. А также общаться с выжившими.
Да, "Левиафан" здорово изменился с тех недавних пор, когда я сообразил, что сии регенерированные ветры вредны для меня. Нынче посадочная палуба здорово смахивала на морг и кладбище погибших флуггеров одновременно. Или даже не морг. Реквизиторский цех из антикварного забористого хоррора про расчленителей.
Осназовцы стаскивали в центр палубы разнообразные фрагменты тел, тела относительно комплектные и нечто, в чем очертания бывших костюмов человеческой души не читались вовсе.
Дэ-э-э…
Бой в замкнутом пространстве – апофеоз войны. Современное оружие умеет делать такое!
Простроченные автоматными очередями на кадрах старой кинохроники кажутся усопшими во сне – в собственной постели, среди любящих домочадцев.
По слабозащищенным целям здесь применялись тропфен-кугели. Это такие пульки, начиненные кинетическим гелем.
При попадании в препятствие оболочку разрывает, и в разные стороны несутся капли плотной жидкости на сверхзвуковой скорости. Профессиональная короткая очередь – шесть выстрелов, в то время как одного попадания хватит, чтобы оторвать руку начисто. Шесть же пуль… Шесть пуль, цивильные мои друзья, разваливают тело пополам, с гарантией.
Осназ занимался первичной сортировкой трофеев, подсчетом тел и так далее. Всюду велись нормальные такие разговорчики, какие бывают в конце нормального рабочего дня (я интонации имею в виду – никак не содержание).
– А почему я должен опять убирать кишки?!
– Р-р-р-азговорчики, Свиньин! Это ты "баклажан" в коридоре шарахнул? Тебя просили? Вот теперь убирай!
– Так Хамадеев...
– Р-р-разговорчики!
– Ты смотри, это вот этот нас на входе в ангар из пулемета прижал, – (протягивая голову с шеей и куском плеча).
– Да? Не-е-ет! Вроде не этот! Тот был темнокожий, а этот прям белоснежка.
– Иди ты!
– Точно запомнил – темнокожий!
– Тела в кучу не валить! Отдельно иденте.. идентифици... блин, в общем тех, кого опознать можно!
– А как мы это поймем, старшой?
– А вот я сейчас из тебя неопознанный летающий объект сделаю, для примера – вылетишь в технологический колодец, тебя потом никто не опознает!
– Нежности в вас нету, старшой...
И так далее. Ни-и-икаких эмоций – на работе люди.
У меня эмоции были. Пару раз я чуть не сблевал. Сантуш держался надменным молодцом. А потом... потом, товарищи, я глянул на шеренгу ходячих пленных и увидел ее – Фэйри Вильсон.
С перевязанной головой, спекшейся коркой вместо волос, но очень злую. Порадовался, что в скафандре человека, то есть меня, не вдруг узнаешь.
"Надо бы предупредить наших циклопов. Она ж сейчас кинется – вон как глазами стреляет!"
Не предупредил – уж очень убедительно выглядела победившая сторона.
Прибыл товарищ Иванов, запакованный в какую-то редкую модификацию "Саламандры" серебристого цвета. Обычные легкие скафандры такого рода – оранжевые или голубые, а тут видать по всему – статусная вещь! С ним: Александра, техники и смена пилотов-навигаторов.
Он сразу подошел ко мне, откинул забрало (на удивление ангар не был разгерметизирован, да и силовой эмулятор уверенно выдавал 0,8 "же").
– Приступайте, Андрей. Мы без вас Блада не опознаем, да и в иерархии не разбираемся.
– Так нечего приступать. Жив и здоров – вон он, пятый справа. А возле него – Чарли Небраска, их лучший истребитель... не знаю, может быть на настоящий момент – старшина истребителей.
– Небраска, пф-ф! – Фыркнула Саша. – Всегда было интересно – это фамилия или позывной?
– Не могу знать, – это я.
– Фамилия, – это Комачо.
– Лишнее! – Это Иванов. – Салмана дель Пино и Доктора Скальпеля не видно?
– Никак нет. "Алые Тигры" полагают, что оба погибли на Шварцвальде в ноябре.
– Товарищ Сантуш, подтверждаете? – Поворот к Комачо.
– Да бес их знает! Там такая мясорубка была, тушите свет! А мы тела не очень-то опознавали – не успели просто. Ну, вы понимаете – чужаки, а потом Моргенштерн взорвался...
– Понимаю. Значит, запишем пока в пропавшие без вести. – Поворот ко мне. – Надо с Бладом и этим Небраской предварительно побеседовать. Пока от боя не отошли. Идите, Андрей.
– Насчет чего побеседовать?
– Насчет всего. Напугайте их, ваше появление будет психологически выгодно. Вдруг сболтнут нечто полезное? И вы, Лев, – обратился он к лейтенанту Степашину, который заблаговременно подступил к начальству, – ступайте для достоверности. Подыграйте по ситуации.
Сказано – сделано, я пошел. Вдогонку раздались печальные слова Иванова:
– Жаль, Румянцев не разбирается в методах оперативного дознания – такой момент пропадает...
Приободрил, блин! Я ж, в самом деле, ни уха, ни рыла! Ну что же, будем пугать!
