Ознакомительная версия.
– Меня зовут Дэвид Старр. Друзья называют меня Лаки.
Церера – великан среди астероидов. Она достигает пятисот миль в диаметре, и обычный человек, стоя на ней, весит два фунта. У нее сферическая форма, и, находясь близко к ее поверхности, можно подумать, что это респектабельная планета. Но если бы Земля была полой, туда пришлось бы бросить четыре тысячи таких тел, как Церера, чтобы заполнить ее. Бигмен стоял на поверхности Цереры в раздувшемся костюме, обшитом дополнительным свинцом для веса; сапоги его были на толстой свинцовой подошве. Это его собственная идея, но она оказалась бесполезной. Он все еще весил меньше четырех фунтов, и любое движение грозило унести его в космос. Он уже два дна находился на Церере после быстрого перелета с Луны вместе с Конвеем и Хенри и ждал этого момента, ждал радиосигнала Лаки Старра, сообщения о том, что он возвращается. Гас Хенри и Гектор Конвей нервничали, боялись за Лаки, опасались, что его могли убить. Он, Бигмен, знал Лаки лучше. Лаки выйдет из любого положения. Он им говорил об этом. Когда наконец пришел сигнал Лаки, он снова сказал им об этом. И все же, стоя на замерзшей поверхности Цереры, ничем не отделенный от звезд, он сознался себе самому, что испытывает облегчение.
С того места, где он стоял, виднелся купол Обсерватории, нижние ее этажи скрывались за близким горизонтом. Это была самая большая в Солнечной системе обсерватория и по вполне логичным причинам. В той части Солнечной системы, что находится внутри орбиты Юпитера, у Венеры, Земли и Марса есть атмосферы, и уже этот факт делает их неподходящими для астрономических наблюдений. Атмосфера, даже разреженная, как на Марсе, скрывает детали. Звезды дрожат и мерцают, наблюдать невозможно. Самое большое тело без атмосферы внутри орбиты Юпитера – Меркурий, но он так близок к Солнцу, что обсерватория, расположенная в сумеречной зоне, специализируется в наблюдениях над Солнцем. Для этого достаточно сравнительно небольшого телескопа.
Второе большое безвоздушное тело – Луна. И здесь обстоятельства продиктовали специализацию. Например, прогноз погоды стал очень точным и долговременным, поскольку вся земная атмосфера хорошо видна с расстояния в четверть миллиона миль. А третье лишенное атмосферы тело – Церера, и она подходила больше всего. Почти полное отсутствие тяготения позволило отливать огромные линзы и зеркала без опасности повреждения; не возникал даже вопрос о провисании, так как у них нет собственного веса. Сооружение телескопа не потребовало больших усилий. Церера в три раза дальше от Солнца, чем Луна, и солнечный свет слабее в восемь раз. Быстрое вращение поддерживает на Церере постоянную температуру. Короче, Церера – идеальное место для наблюдений за звездами и внешними планетами.
Только накануне Бигмен смотрел на Сатурн через тысячедюймовый отражательный телескоп; шлифовка его зеркала потребовала двадцати лет постоянного напряженного труда.
– Через что я смотрю? – спросил он.
Над ним посмеялись.
– Ни через что, – был ответ.
Над приборами трудились трое, они действовали согласованно. Тусклое красное освещение еще более померкло, и в черной пустоте, куда он смотрел, появилось светлое пятно. Прикосновение к приборам увеличило резкость. Бигмен удивленно свистнул. Это был Сатурн!
Сатурн, трех футов шириной, точно такой, каким он несколько раз видел его из космоса. Ярко выделялось тройное кольцо, и можно было разглядеть три похожих на шарики спутника Сзади многочисленные пылинки звезд. Бигмен хотел посмотреть с другой точки, но изображение не изменилось, когда он переместился. – Это ведь только изображение, – сказали ему, – иллюзия. Она одинакова с любой точки. Теперь, с поверхности астероида, Бигмен мог разглядеть Сатурн невооруженным глазом. Светлая точка, но ярче точек звезд. Отсюда Сатурн вдвое ярче, чем с Земли, так как он на двести миллионов миль ближе. Сама Земля находилась по другую сторону Солнца размером с горошину. И представляла не очень впечатляющее зрелище, особенно рядом с Солнцем. Шлем Бигмена неожиданно зазвенел от громкого звука, донесшегося из микрофона.
– Эй, Коротышка, двигайся. Подходит корабль.
Бигмен подпрыгнул, нелепо размахивая руками. Он закричал:
– Кто назвал меня Коротышкой?
Но в ответ послышался смех.
– Сколько берешь за обучение полетам, малыш?
– Я тебе покажу малыша! – яростно закричал Бигмен. Он достиг вершины своей параболы и медленно начал опускаться. – Как тебя зовут, умник? Скажи свое имя, и я сверну тебе шею, как только вернусь и сниму костюм.
– Дотянешься до моей шеи? – послышался насмешливый ответ, и Бигмен взорвался бы и разлетелся на мелкие куски, но тут он увидел опускающийся корабль.
Он поскакал гигантскими неуклюжими прыжками по выровненной поверхности, которая служила посадочным полем, стараясь точно угадать место, где сядет корабль. Корабль опустился в дымящуюся шахту с легкостью перышка, и когда открылся шлюз и показалась высокая фигура Лаки, Бигмен закричал от радости, высоко подпрыгнул, и они обнялись. Конвей и Хенри были менее экспансивны, но обрадовались не менее. Каждый схватил Лаки за руку, как бы желая убедиться, что он действительно перед ними.
Лаки рассмеялся.
– Что с вами? Дайте передохнуть. В чем дело? Вы думали, я не вернусь?
– Послушай, – сказал Конвей, – в следующий раз лучше посвящай нас в свои сумасбродные планы.
– Но если план покажется вам сумасбродным, вы меня не отпустите.
– Оставим это. За то, что ты сделал, я могу навсегда оставить тебя на Земле. Могу прямо сейчас арестовать тебя. Отстранить от работы. Выбросить из Совета, – сказал Конвей.
– И что же из этого вы собираетесь сделать?
– Ничего, ты, проклятый переросший тупица. Но в будущем я тебе покажу!
Лаки повернулся к Огастасу Хенри.
– Вы ведь не позволите ему?
– Откровенно говоря, я ему помогу.
– Тогда сдаюсь заранее. Послушайте, я хочу познакомить вас с одним джентльменом.
До сих пор Хансен держался сзади и, по-видимому, забавлялся этим обменом нелепостями. Двое старших членов Совета были так заняты Лаки, что даже не заметили его присутствия.
– Доктор Конвей, – сказал Лаки, – доктор Хенри. Это мистер Джозеф Хансен. На его корабле я вернулся. Он мне очень помог.
Старик отшельник обменялся рукопожатиями с двумя учеными.
– Вы, наверно, не знакомы с доктором Конвеем и доктором Хенри, – сказал Лаки. Отшельник покачал головой. – Они важные фигуры в Совете науки, – продолжал Лаки. – Когда поедите и отдохнете, они поговорят с вами и, я уверен, помогут вам.
Час спустя двое старших членов Совета с серьезным выражением смотрели на Лаки. Доктор Хенри мизинцем уплотнил табак в своей трубке и спокойно закурил, слушая рассказ Лаки о его приключениях среди пиратов.
– Ты рассказал об этом Бигмену? – спросил он.
– Только что разговаривал с ним, – ответил Лаки.
– И он не побил тебя за то, что ты его не взял с собой?
– Он был недоволен, – признал Лаки.
Но Конвей был настроен более серьезно.
– Корабль сирианской постройки? – пробормотал он.
– Несомненно, – ответил Лаки. – По крайней мере у нас есть эта информация.
– Она не стоила такого риска, – сухо отозвался Конвей. – Меня очень беспокоит другая часть информации. Очевидно, сирианцы проникли в сам Совет науки.
Хенри серьезно кивнул.
– Да, я тоже заметил это. Очень плохо.
Лаки спросил:
– А как вы это установили?
– Галактика, мальчик, это очевидно! – взревел Конвей. – Конечно, над подготовкой корабля работала большая группа, и при всех предосторожностях информация могла утечь. Но ведь замысел ловушки и само исполнение этого замысла были известны только членам Совета, и то далеко не всем. Где-то в этой маленькой группе есть шпион, но я готов поручиться за любого. – Он покачал головой. – Но как иначе объяснить?
– Не нужно объяснять, – сказал Лаки.
– Не нужно? А почему?
– Потому что связь с сирианцами была временной. Сирианское посольство получило информацию от меня.
– Конечно, не прямо, через одного из известных шпионов, – подчеркнул Лаки, пока двое старших ошеломленно смотрели на него.
– Я тебя не понимаю, – негромко сказал Хенри.
Конвей, по-видимому, вообще лишился дара речи.
– Это было необходимо. Я не должен был вызвать у пиратов подозрений. Если бы они нашли меня на корабле, который считали бы картографическим, меня без разговоров застрелили бы. С другой стороны, если меня находят на корабле-ловушке, тайна которого им стала известна, как они считают, случайно, они поверят, что я заяц. Разве вы не понимаете? На картографическом корабле я всего лишь член экипажа, который не сумел уйти вовремя. На корабле-ловушке я тупица, который и не подозревает, во что ввязался.
Ознакомительная версия.
