Меня просто подбросило, как пружина! Я поглядел на потолок, затем выскочил из купе и стал осматривать дверь снаружи. Точно! Вот она! Небольшая решетка на зажимах! Прямо над дверью, чуть левее! Я кинулся в купе, под недоуменные взгляды охранников, схватил оставшееся аккуратно сложенное полотенце и, обернув им руку, отщелкнул зажимы и снял решетку со стены — она была заглушена крепящимися к ней сзади металлическими пластинами наподобие жалюзи. Это делалось для того, чтобы запахи из купе не распространялись по вагону. Я сунул руку, обернутую полотенцем, в вентиляционное отверстие и нащупал там искомый объект. Осторожно ухватив его сквозь ткань, я вытащил на свет баллончик, пустой газовый баллончик, почти такой же, как тогда на заводе, только другого цвета. Беглый осмотр показал, что этот баллончик еще недавно содержал в себе Си-Эр-9 — мощный нервно-паралитический газ для военных целей. Был на форсунке таймер, но механический, двухчасовой — узнать, на сколько его ставили, возможным не представлялось…
— Опа! — сказал вышедший вслед за мной Хмурый. — Вот оно как? Да? Газ?
Сердце мое колотилось — я стал кое-что понимать: будто бы поймал в темноте чью-то руку. Теперь надо нащупать тело и лицо… только осторожно… Дрожь пронимала еще и потому, что я, кажется, начал думать похоже на этого убийцу — ведь в отеле «Гладиатор» в Персеполисе мне пришла в голову почти такая же идея!
— Газ, — кивнул я, пытаясь скрыть волнение. — Нервно-паралитический. Поэтому открыто окно, и в руке у него полотенце: баллончик сунули снаружи, решетка была заглушена. Окно было закрыто. Газ пошел в купе, а табачный дым сперва перебил его запах! А когда Дарби почувствовал его, то схватил полотенце, чтобы сделать подобие повязки на лицо, но, видать, его уже свела первая судорога. А убийца, не ожидая никакого сопротивления с его стороны, просто вошел в купе, в дыхательной маске, просто вынул у него из кобуры пистолет, выстрелил, чтобы уж наверняка, открыл окно, чтобы выветрилось, и заодно избавился от пистолета…
— Умно, — одобрительно протянул Хмурый, — только как же выстрела никто не услышал?
— Ну не знаю, — я пожал плечами, — наверное, колеса гремят сильно…
— Так-то оно так, — согласился Хмурый, — да напротив-то купе с нашими ребятами. Тут уж глухим совсем надо быть…
— Не знаю, — повторил я, — как-то он это проделал… Надо сделать анализ ДНК с вентиляционной решетки и этого баллончика…
— Где бригадир? — рявкнул вдруг Хмурый на подошедших охранников. С ними пришли еще несколько человек, которые, как и Хмурый, были сопровождающими, каждый в своем вагоне.
— Не ори, Хмурый, — неприязненно поморщился один из них. — Нет нигде бригадира! Весь поезд перевернули! Машинист-водитель спрашивает, останавливать состав или нет?
— Ни в коем случае. — Хмурый выпучил глаза. — Куда этот хрен подевался! Трезубец ему в задницу!
— Может, что-то случилось? — предположил кто-то.
— А как ты догадался?! — язвительно спросил Хмурый. — И правда! Жмур в купе бригадира! Сам он где-то шляется! Что-то произошло!
— Ладно, Хмурый, ты охолонь, — примирительно сказал один из охраны.
— Кто в купе сидел у вас?! — напустился Хмурый на того охранника. — Тут стреляют, прямо напротив! А у вас в ушах гарпии гнезда посвивали! Бардак, блин!
— Зато мы зэка беглого поймали, — не сдавался охранник. — В трансформаторе сидел, между локомотивом и первым вагоном. Как его там не убило?
И в пространство кухни втолкнули перепачканного черной пылью Кадыка, собственной персоной. Руки его были скованы сзади стальными браслетами.
— Граждане начальнички, ну что же вам неймется?! Дайте сироте, калеке приблудному, помереть спокойно!!! — заголосил Кадык в голос.
И вдруг он заметил меня.
— А вот и мой родственник по линии бабушки! — заорал он, кинувшись ко мне. — Мы его с женой в город провожаем! Да скажи ты им!
Кадык отчаянно подмигивал мне, так что казалось, у него нервный тик. Смуглый охранник сдавил его плечо своей крупной ладонью.
— Ладно, — я махнул рукой, — отпустите вы этого клоуна.
— То есть как это «отпустите»?! — возмутился Хмурый. — Я помощник бригадира поезда и в его отсутствие за все отвечаю! Теперь, значит, я буду беглых зэков отпускать на волю?! Ты его правда знаешь, Странный?
— Ну да, — усмехнулся я, — мы с ним вместе сидели…
— Сидели? — Брови Хмурого ушли в верхнюю часть лба.
— Сидели в карантинной зоне на «Востоке», там у них грипп какой-то, вот он и свалил, чтобы не заболеть… Да и убил-то точно не он.
— Откуда такая уверенность? — проворчал Хмурый.
— Да вам любой скажет! — вновь заголосил Кадык. — Да Кадык с мокрушниками даже преф не раскинет, не то что руку пожать! Я честный вор!
— Ладно, — поморщился Хмурый, — уберите его куда-нибудь отсюда.
— Только без рук, цербера стремные! — опять заорал Кадык, болтаясь, как юла, в громадных руках охранника. — Странный, замолви за меня! Мы же с тобой с одного чайника хлебали!
Меня разобрал приступ нервного смеха.
— А что ты ржешь, как свиноконь, Охотник Странный? — Хмурый еще не остыл.
— А что ты орешь, как голодный юварк, Машинист Хмурый? — в тон ему ответил я. — Надо делом заниматься, а не орать. Я вот, между прочим, уже нашел улику в виде баллончика. Надо определить время смерти, труп осмотреть, анализ ДНК, порасспрашивать публику…
— Беда с вами, с умными, — пробурчал Хмурый, и я понял, за что его так прозвали. — А дисциплины у вас — хрен с маслом… Ищи вон, куда второе полотенце сперли…
— Да, еще… — сказал я. — КПК Дарби пропал, а вот сломанный планшет валяется — надо бы и с него инфу снять.
— Сделаем…
Я мысленно сгонял с себя спирт, чтобы понять — что это было? Я явно не успевал за событиями, происходящими вокруг меня, и это было уже давно… Для меня — давно.
Хмурый предложил устроить штаб в пищеблоке — я, словно во сне, кивнул, соглашаясь.
Какая нелепость! Только что, совсем недавно, я говорил с этим человеком… он меня пытался сломать, но честно… У меня даже шевельнулось сочувствие… «Жаль, что мы не станем друзьями, Странный…»
Я поймал себя сразу на двух мыслях.
Первая была про то, что, если бы Дарби убили где-то там, далеко… я бы и не почесался даже… а вторая… Вторая вообще была абсурдной — зачем я так спорил и дерзил мертвому?
Вновь я поразился своей особенности — весь ужас от ситуации (любой, почти) охватывал меня сильно постфактум. Неясно было, как я оставался жив все это время, зато стало понятно, почему меня считают таким отважным, хоть я трусоват по природе…
