— Давай все-таки будем надеяться, что я не прав в отношение этого перемирия. Но боюсь, что получится по-другому, и не правы окажутся другие — те, кто заключит это соглашение, — произнес адмирал на прощание.
Ясон Бондаревский зажмурился, и попытался прикрыться рукой от очередной ослепительной вспышки. Боже! Как же он ненавидел прессу! Раньше ему уже приходилось встречаться с ней. Первый раз это произошло сразу же после его знаменитого рейда к Килре. Когда он привел израненную «Тараву» к Земле, журналисты просто наводнили судно, излазили корабль вдоль и поперек, при этом не забывая везде тыкать свои камеры. Сотни раз они надоедали ему, задавая одни и те же вопросы. Ему же просто хотелось от всех скрыться, забыть обо всем, и больше никогда не вспоминать.
Особенно туго пришлось, когда какой-то, особо дотошный журналист чуть не добил его очередным вопросом, спросив, как он себя чувствует после смерти своей, так называемой, подружки. Трудно представить, скольких усилий тогда стоило Ясону удержать себя в руках. До сих пор он удивлялся, как ему удалось не набросился на этого журналиста с кулаками, разбить голокамеру или совершить что-нибудь столь же безрассудное.
Второй раз это безумие повторилось, когда Ясон был представлен к ордену Золотой Звезды первой степени, а потом еще раз, когда вышел фильм «Первые у Килры» — экранизация его атаки на столицу Империи. Будучи приглашен на премьеру, Ясон поначалу был весьма польщен вниманием оказываемым ему. Но уже после первых пятнадцати минут просмотра, от стыда он уже не знал куда ему деваться, и к концу фильма на него уже было просто жалко смотреть. С огромным трудом он досидел до конца. И как только стало возможно, сразу же убрался оттуда подальше. Фильм был по меньшей мере оскорбителен и позорил не только память тех отдал свои жизни, но и заставлял краснеть оставшихся в живых. В действие фильма было мало общего с тем, что было на самом деле, а главное действие крутилось вокруг его обреченной любви к Светлане, где примерно через каждые пятнадцать минут шли любовные сцены.
С тех пор, одно лишь упоминание об этом фильме заставляло его смущенно отводить взгляд. Сначала он хотел взять и бросить в лицо продюсеру эти проклятые деньги, которые ему были положены за этот фильм, но потом передумал. «Какой смысл сорить деньгами, если это уже ничего и никому не докажет», — размышлял он, подписывая чек на передачу всех этих денег на счет фонда, основанного для детей оставшихся сиротами во время войны.
И теперь, он снова был под прицелом голокамер, а все потому, что по ошибке свернул не в тот коридор и попался на глаза журналистов. Тот самый репортер, который так беспокоился о Светлане, первым заметил Ясона и устремился к нему. Другие же, подобно стаду, тоже поспешили за ним. Видимо не все знали его в лицо, и он слышал, как более информированные на ходу просвещали своих менее знающих коллег: — «…да нет, это же тот парень, про которого фильм сняли, а здесь на конференции он представлен как офицер от штаба флота».
— Итак, что вы думаете об окончании войны? Бондевский, не так ли? — перекрикивая других, прокричал один, наводя свою голокамеру в лицо Ясона.
— Бондаревский, — металлическим голосом поправил Ясон, этот парень сразу же напомнил ему покойного капитана О'Браяна который также все время путал его фамилию.
— Ох, извините. Так сообщите нам, что вы думаете?
— Прежде всего, переговоры относительно перемирия еще не означают что война закончилась. Есть большая разница между мирными переговорами и реальным миром, — ответил Ясон.
Пока ему не назадавали еще вопросов, он попытался побыстрее прорваться сквозь плотную толпу журналистов.
— Вы все еще ненавидите килрафи? Можно подумать, что офицеры вроде вас не хотят мира, — толстый и весь потный журналист прокричал рядом.
Ясон развернулся и холодно посмотрел сверху вниз на этого типа.
— Я — боевой офицер. Я — профессионал, и я делаю мою работу так же, как и вы делаете свою. Оставьте ненависть другим.
— Даже после того, как они убили вашу подругу, эту десантницу, Светлану, не так ли?
На секунду он позволил себе представить, как разворачивается и бьет в морду этому журналисту или как запихивает упирающегося репоортера на место стрелка и они вылетают на одну из тех миссий, из которых обычно не возвращаются. Пускай поулыбается в перекрестье прицела истребителя какого-нибудь килрафи.
Хоть у него так и чесались руки объяснить что к чему, и кого он ненавидит больше всего, но Ясон, насколько это возможно, постарался успокоиться, и развернувшись, попытался продолжить свой путь сквозь толпу журналистов.
— Военные скоро останутся без работы, вот что их действительно бесит, — услышал он вслед глумление репортера.
Он резко развернулся, зная что не должен, но он просто не мог больше терпеть. Это уже была последняя капля. Подойдя к репортеру вплотную, Ясон прямо в лицо задал ему свой вопрос:
— Что вы делали последние два года?
Репортер вызывающе посмотрел на него.
— Работал на головидение.
— Где?
— Здесь, на Земле. Объединенное Вещание.
— В то время как вы протирали кресло своим жирным задом и улыбались в камеру я был на фронте и видел сотни, тысячи смертей. Я видел целые континенты объятые пламенем, и там где ранее цвели сады, играли дети, радовались жизнью влюбленные не оставалось ничего живого, только выжженная пустыня. Я видел корабли гибнущие в космосе, когда в одно мгновение сотни мужчин и женщин гибнут не успев даже понять что случилось. Я видел как быстро, в яркой вспышке погибают мои товарищи, и слышал крики моих друзей заживо сгорающих в поврежденных истребителях которые никак не могли избежать этой ужасной смерти Я до сих пор слышу их предсмертные крики. За эту войну я потерял друзей больше чем, вы когда-либо будете иметь! И уж не вам меня судить! Так что не позволяйте себе говорить подобное мне, или кому-либо еще. Мы знаем цену, которую платим за то, что бы вы могли спокойно работать и улыбаясь в камеру рассказывать о наших зверствах.
Сказав это, Ясон развернулся и пошел прочь, слыша вслед резкие замечания журналистов по этому поводу, некоторые притихли, но большинство из них смотрело на него с пренебрежением, как будто малолетнее дитя, возомнив о себе невесть что, билось только что перед ними в истерике.
Офицер флота по связям с общественностью подошла к Ясону, и взяв его под руку, попыталась увести его прочь.
— Это было не очень умно с вашей стороны, — прошептала она, быстро ведя Ясона к выходу, и не забывая все время улыбаться прессе.
— Идите к черту. Я здесь как помощник адмирала Толвина, и я не позволю себя оскорблять.
