— Ну раз уж вы так настаиваете… — сказал он вслух и перешагнул порог.
Эта была действительно картинная галерея. Только картины в ней были несколько необычны. Справа и слева от него, чуть-чуть не касаясь пола, висели в воздухе прекрасные объемные изображения мужчины и женщины. Как только он поравнялся с ними, мужчина справа, а женщина слева плавно повели руками, как бы приглашая продолжить осмотр, и Такэо почувствовал, как его наполняет спокойная уверенность, что здесь с ним ничего плохого не случится, и как только он увидит то, что ему хотят показать, он благополучно выберется из Города. Только одно продолжало его волновать — не затянулся бы осмотр. Ведь если он задержится и вовремя не выйдет на связь, друзья будут беспокоиться и, чего доброго, раньше времени опустятся на планету.
Но вскоре он забыл обо всем, настолько интересны были живые картины, мимо которых он проходил. Смысл первой из них он понял сразу и совершенно однозначно. На ней всю левую часть занимало изображение айсианина. Он стоял в спокойной, расслабленной позе, скрестив руки на груди, весь исполненный величавой независимости. В правом верхнем углу неподвижно застыла планетная система Энифа. Правый нижний угол был пуст.
Как только Такэо подошел к картине, она ожила. Черты айсианина обрели объемность, и ему на мгновение даже показалось, что напротив стоит реальное живое существо — настолько великолепно было качество изображения. Планеты справа двинулись в свой бесконечный путь вокруг Энифа. Едва Айси завершила первый оборот, в нижнем углу появилась единичка. То есть прошел один айсианский год. А планеты все быстрей и быстрей вращались вокруг центрального светила, и Такэо уже не успевал следить за изменением значков в правом нижнем углу картины. Система счисления у них, как и у землян, была десятичной.
Число внизу картины обзавелось пятым знаком. Точки планет уже давно слились в четыре концентрических эллипса.
Число стало шестизначным, а айсианин все так же спокойно стоял, скрестив руки на груди, и равнодушно смотрел прямо в глаза Такэо. По его спине пробежал холод: в числе появился седьмой знак — счет пошел на миллионы лет. И Такэо был почему-то уверен, что показывали не обобщенно всю цивилизацию айсиан в образе одного ее представителя, а одну живую и жившую такую бездну лет особь. Один айсианский год равен почти десяти земным, вспомнил он. В это время бег планет внезапно замедлился, и они так же неторопливо, как и вначале, двинулись по кругу. А на табло в правом углу неподвижно застыло семизначное число. Это означало, что прошло несколько десятков миллионов земных лет. Для человека это была почти вечность. А четвертая планета завершала очередной и, как понял Такэо, последний для разумной жизни оборот.
Как только она приблизилась к невидимой, но роковой черте, айсианин ожил, поднял руку в знакомом Такэо по сну прощальном жесте и шагнул в сторону. На его месте оказалась женщина. Она повторила движение мужчины и тоже сделала шаг. Опять мужчина…
И перед ошеломленным Такэо потянулся до боли знакомый нескончаемый строй айсиан, поднимавших правые руки в прощальном жесте. Они направлялись к Энифу и исчезали в слепящем пламени гигантской звезды.
«Что это, — думал Такэо, — аллегория или…»
Но в этот момент шар Энифа резко приблизился, Такэо даже показалось, что по лицу лизнули десятки плазменных языков и он погрузился в пылающие недра гиганта.
И он увидел. Увидел то, чего не ожидал никак. Внутри звезды была черная дыра. В нее и шагнул последний уходящий айсианин.
Опять перед глазами мелькнули пылающие недра Энифа и опять в кружении четырех планет засияла яркая звезда, но левая часть картины была пуста.
Дальше картины были не менее захватывающие, но в большинстве своем совершенно непонятные. Такэо и не старался их понять, все, что он видел, записывалось, и разбираться, что к чему, сейчас не входило в его задачу. Главным для него было увидеть как можно больше, а смотреть было чрезвычайно интересно, и едва замирала очередная картина, он переходил к следующей.
Во всем этом живом многообразии обязательно присутствовали две общие черточки, сразу бросающиеся в глаза. У всех в левом нижнем углу стояли числа, увеличивающиеся по мере продвижения его в глубь галереи и, вероятно, обозначающие годы происходящих на картинах событий. И второе: какая бы цифра ни стояла в левом нижнем углу, двух-, четырех- или семизначная, все живущие на картинах (а иного слова он не смог подобрать) айсиане были неизменно молоды и у всех был одинаково отсутствующий взгляд. Такэо понял — все, что он до сих пор видел, происходило на протяжении жизни одного поколения айсиан. Но это только добавляло лишний вопрос к стоящей перед ним загадке. Что было до них? Как жили и кто они, те, кому на смену пришло это последнее поколение?
Такэо не увидел этого. Галерея кончилась. И только теперь, когда все было осмотрено, он неожиданно ощутил слабость в ногах и острое, до судорог в животе, чувство голода и, глянув на время, он пришел в ужас: с момента его входа в Город прошло больше двенадцати часов.
«Господи, да они же там с ума сходят, — подумал он, торопливо подходя к стене в конце галереи. Он буквально прыгнул в ее не успевшее образоваться отверстие выхода и с облегчением увидел, что находится на первом уровне прямо против одиноко стоящей посадочной капсулы — Значит, все еще сидят наверху. Ну и достанется же мне сейчас от Свена…»
Успокаивало одно — отсутствие вины. Ведь не осмотрев галерею, он просто не смог бы выйти из Города. Но это слабое оправдание не срабатывало, ведь он мог бы и поторопиться. На душе было неспокойно.
* * *
Вопреки ожидаемому разносу, выйдя, он услышал горячий спор Николая со Свеном о достоинствах различных способов заварки кофе. Свен знал их множество и, как правило, время от времени менял, а Николай с упрямством фанатика отстаивал кофе по-турецки, предпочитая его всем остальным. Они так увлеклись, что не сразу заметили его появление на связи. Такэо это настолько удивило, что он глупо спросил:
— Который час, ребята?
— У тебя, что, часов нет? — вопросом на вопрос ответил Свен. — Тебя не было ровно час, вот и посчитай, если лень на свои глянуть.
Он был явно раздражен упрямством Николая, не желающего даже вдуматься в его доводы, но тут же виновато пробормотал:
— Прости, что нового?
— Расскажу потом, я почему-то чертовски устал.
— Странно, — усмехнулся Николай, — вроде крепкий парень, а за какой-то час чертовски устал.
— Да. И к тому же голоден, — добавил Такэо и неторопливо побрел к капсуле.
