Аки рядом судорожно вздохнул при виде этого, и Лереми пришла в себя.
— Мы выживем, — тихо, уверено сказала она. — Не знаю как, но уже знаю вкус твоего шарика эньо на языке.
— Нужно забраться повыше, — деловито сказал Аки, тут же пришедший в себя и даже просиявший при ее последних словах. — Одна слизь под ногами! Гранулка, которую я тебе дал, хороша, но не всесильна.
Кейла на помосте решилась, опустила руку, дав знак хору, наскоро собранному рядом. Неуверено, запинаясь они начали старинный, нечасто звучащий на Сенте гимн. Гимн слияния мира. Гимн примирения с судьбой. Единственный сенторианский гимн, славящий ничто, его исполняют только в такие моменты, когда впереди ничего не остается, когда волны ничто лижут пальцы.
«Из ничто мы пришли и в ничто уйдем. Все дороги Эдо начнаются и оканчиваются в нем, замыкая круг жизни…»
Кейла бросила на диск курительницы горсть сильного успокаивающего зелья. Оно дарило хорошие сны. Голова Лереми сразу же наполнилась им и будто стала легче. Сейчас дунет ветер и унесет воздушый шарик ее головы по тропам и морям сказочных сновидений, где нет ничто и все родные живы…
— Идем, — Аки потянул ее за собой к малому крылу дворца. Помог забраться на пристройку и сам влез следом. Немногие, сохранившие ясный рассудок, поступали также. Двое даже забрались под высочайший купол. Аки первым вскарабкался на крышу малого крыла и протянул Лереми руку. Они забрались под шпиль крыши и здесь сумели сбросить сонный дурман. Лереми бросила взгляд на площадь. Гимн произвел отрезвляющее действие на толпу. Единой массой зараженные и здоровые, представители разных каст стояли перед помостом распознавателей и, покачиваясь, повторяли его.
«Придет срок, и в ничто растворятся мои мечты и надежды, оно поглотит все и ничего не оставит мне. И я исчезну: что я без мечты и надежды?.. Но что это? Серебрится гладь ничто, под ней дремлют все мечты и надежды Сенты — и мои среди них. Придет срок, и они станут реальностью. Новой реальностью, в которой не будет меня».
Серые облака были странно подсвечены снизу, будто намочили животы в жидком серебре. Это субстанция ничто, заполнившая пространство за пределами площади, переливалась в лучах солнца Эдо.
«Не плачь! Так было всегда и так будет всегда. Уставшая Сента заснет, укрывшись теплым одеялом океана ничто. Будет восходить и заходить Кан, много-много, бессчетное число раз… пока однажды Сента не решит, что хватит. Она встряхнется, скинет одеяло ничто — и под ним будет новый мир. Мир, который был для нас волшебной сказкой и несбыточной мечтой. Круг замкнулся! Наши судьбы стали его легендами».
Кейла пела это и опять плакала, или то субстанция ничто струилась по щекам распознавательницы? Вот гимн смолк, и над площадью разлилось беззвучие, молчание моря ничто. В живых осталось не более десятой части собравшегося народа. Начали таять здания площади, сложенные из живых материалов. Края крыши малого крыла, на которое забрались Лереми и Аки, совсем обвисли.
— Нужно забраться еще выше! — крикнул Аки. Лереми взглянула на крышу главного здания с гроздью куполов и венчающим их высочайшим.
— Не получится. Высоко — не перепрыгнуть!
— Я тебя перенесу. Только не шевелись!
Лереми почувствовала, что тело обхватывает словно бы гигантская рука. Скорость плотным ветром загудела в ушах, а высочайший купол вдруг понесся на нее. Скоро под ноги бросилась его кружевная поверхность. Лереми упала на колени, вцепилась в ажурные переплетения.
— Аки! — позвала она. — Как же ты?
Маленькая фигурка на крыше малого крыла шутливо развела руками:
— Всемогущие в последнюю очередь учатся перемещать самих себя!
— Ну и что? Попробуй!
— Я уже попробовал, — тише. Фигурка сникла. — Скажи, ты правда видела нашу свадьбу, или… или…
Лереми фыркнула.
— Или что? Напрашивалась к тебе в жены? — преувеличенно звонко: нужно было подбодрить друга. — Всезнающие в первую очередь учатся всегда говорить правду!
— Прости!
— Придумай, как ко мне подняться! — она слишом сильно подалась к Аки, и тело качнуло, вперед и вниз — туда, далеко, на камни площади. Лереми испуганно вскрикнула, крепче вцепилась в кружевное плетение купола, а толпа внизу вдруг тоже разразилась криками, и, еще не расслышав их, Лереми поймала картинку чужих видений: над стеной площади заметили летательный аппарат землянина.
— Аки, смотри!
Всемогущий протянул к белому далекому диску еще не отошедшую от груза убийства, малоподвижную руку, будто хотел схватить его в горсть.
— Не получается пока. Жаль! — скоро крикнул он. — Эта штука слишком тяжелая, и силовое поле создает помехи!
Диск тонко зажужжал и пальнул белым огнем в ближнюю стену. От грохота заложило уши, и Лереми, забыв о своем шатком положении на крыше, зажала их ладонями. В основании стены образовалась дыра, и на площадь хлынул поток ничто. Несколько всевидящих взлетело на крыши, без разбору похватав сенториан из толпы, но большинство примирилось с судьбой. Они беззвучно тонули в серебристом море, погружались в рябь из кроваво-красных бликов солнца и больше не всплывали. Кейла отступала в глубину помоста, края которого уже захлестывало ничто, когда над ней завис летательный аппарат землянина.
— Убей его, Кейла, — прошептала Лереми, взгляд обратился в две острые иглы. — Убей, метни кинжал! Пусть новая волна искажений, но Сента будет отомщена.
Но Кейла и не думала браться за кинжал. Наверное, она испугалась, увидев море ничто так близко, у себя под ногами. Она протянула к землянину руки, и он втащил ее к себе. Лереми разочарованно выдохнула. Аки также, но в глазах всемогущего все же поблескивала и радость оттого, что сестра осталась жива. И Лереми устыдилась своей жестокости.
Один всевидящий опустился рядом с ней на высочайший купол, выпустил из рук спасенную. Женщина из касты серых прижимала к себе жесткий снаружи мягкий изнутри широкий лист-пеленку для малышей. Странно было видеть женщину, баюкающую одного младенца, а не двойню. При мысли, где второй ребенок, у Лереми болезненно сжалось сердце.
Серая закашлялась, и у нее изо рта и глаз потекла слизь. Зараженная! Это заметил и всевидящий, и зло и устало выругался, не скрывая сожаления, что спас не того, кого стоило спасать. Всевидящим был напарник Аки, Яно.
Дворец таял, как песчаный замок, оказавшийся на линии прибоя. Ажурные кружева старинных куполов, деревья и травы, звери и птицы, сенториане — все сплавлялось в одно. Серебристое зеркало моря ничто отражало старую истину: все живое растет из одного корня и имеет единое тело. Переплетения купола проседали под невеликим весом Лереми, Аки на малом крыла уцепился за шпиль, а крыша уже проламывалась под его ногами, и ноги вязли в слизи ничто.
