так, на всякий случай проверил: будь на корабле утечка радиации, первым в дело вступил бы искин корабля и объявил тревогу. Радиационный фон был в норме. Павленко отпер гермодверь своим ключом и вошел в отсек. Как он и ожидал, появление старшего офицера никто в отсеке не заметил. Оба матроса, дежурившие возле гермодверей пультовых помещений, на появление командира никак не отреагировали и продолжали стоять, как истуканы. Павленко медленно подошел к ним, не сводя с подчиненных глаз. Ребята явно были не в себе. Что-то ему подсказывало, что резко выводить людей из ступора не следует, мало ли что у них там перемкнет в голове. Вместо этого он осторожно потянулся к терминалу, вмонтированному в стену посреди коридора, и вывел на экран изображение с внутренних камер обоих реакторов. Ничего странного в рабочей зоне обоих реакторов не происходило. Далее Павленко проверил наружные камеры обоих отсеков. С виду все было в порядке, хотя нет… Дмитрия кольнуло дурное предчувствие. На внешних камерах отсутствовало голубоватое свечение — особый эффект Вавилова-Черенкова, характерный для любого работающего реактора.
— Плохо дело, — процедил сквозь зубы Павленко, чем наконец вывел из ступора обоих дежурных матросов.
Парни заморгали, начали затравленно озираться, переглянулись, увидели командира и вытянулись по стойке смирно.
— Товарищ командир, за время…
— Вольно! — сухо перебил их Павленко и вывел на экран изображение с камер пультовых, где по идее должен был находиться персонал, обслуживающий реакторы. — Боже! — только и смог выдохнуть он. — Санитаров сюда, быстро!
Офицеру пришлось растолкать приторможенных матросов, и те бросились исполнять приказ. Сам же Павленко проверил состояние радиационного фона еще раз и, убедившись, что он в норме, синхронно открыл обе пультовые.
Все обошлось. Оказалось, что все служащие БЧ-5 были попросту без сознания и пролежали на полу все то время, пока на крейсере творилась чертовщина. Подоспевшие медики во главе с самим майором Ратушняком быстро привели всех мичманов и офицеров части в чувство. Наступило время разбора полетов. Павленко выяснил, что никто из присутствующих понятия не имеет, что происходило с реакторами в последние несколько часов. Провели беглую диагностику систем, и тут всех ждал, мягко говоря, шок. Температура активной зоны обоих реакторов не отображалась, температура же хладагента постепенно падала. Реакторы по какой-то причине были заглушены, хотя главный компьютер твердил обратное — все, мол, в порядке. Проверили вручную — ни одна из турбин не работала. Да и с чего им работать, если пара не было? Крейсер автоматически перешел на внутренние резервы. Батареи больше не подзаряжались.
— Все, приплыли, — прокомментировал кто-то за спиной Павленко. Сам же командир БЧ-5, яростно сверкнув глазами, распорядился провести полную диагностику всех энергосистем корабля и доложить по готовности. Время поджимало, нужно было идти на мостик с докладом, а что именно докладывать капитану, он даже понятия не имел.
Странное дело, но основная мысль, крутившаяся в голове Павленко на пути к капитанскому мостику, поразила офицера до глубины души. И она по какой-то неведомой ему причине никак не была связана с заглушенными реакторами.
«Получается, я действительно люблю научного руководителя Касаткину?»
— Да нет, бред! — тряхнул он головой, подходя к мостику, и тут же пожалел, что сказал это вслух.
— О чем вы подумали, Павленко?
С другой стороны коридора к мостику спешил сам командир крейсера Кольский. Он слышал последние слова Дмитрия.
— Простите, капитан, что? — Павленко попытался изобразить растерянность. В текущих реалиях это никого бы не удивило.
— Вы сказали, что все это бред. Что вы имели в виду?
— Да так, — отмахнулся Павленко, — ерунда, просто лезут в голову мелочи всякие…
Кольский пристально посмотрел в глаза Павленко, словно проверяя что-то, и выдавил из себя:
— Думаю, вы согласитесь со мной, что в текущих условиях любая мелочь может быть важна. Даже если она и кажется бредом.
— Я просто подумал, что все это… — Павленко на ходу не столько выдумывал, сколько пытался озвучить мысль, уже посещавшую его сегодня, — дело их рук.
— Чьих рук?
Павленко пожал плечами:
— Шара, разумеется. Разве не очевидно?
— Не очевидно что?
— Ну как же? — Павленко удивляла такая непонятливость капитана. — Как только шар пропал, прекратилось и все это. Вы разве не заметили?
Капитан еще пристальнее посмотрел на Павленко, затем огляделся по сторонам, убедился, что их больше никто не слышит, и буквально впихнул подчиненного на мостик. Как оказалось, там они пока были одни, никто больше из офицеров туда еще не добрался.
— Что я не заметил, Дмитрий Фролович? — глаза Кольского мгновенно налились красным, он сейчас выглядел разъяренным и не совсем уравновешенным. — Дима, ты если что знаешь, так скажи мне. Скажи немедленно! Ты что, видел шар?
И только сейчас Павленко осознал деталь, которую упустил изначально. С того момента, как шар появился из ничего, и до самого его исчезновения в смотровой рубке, кроме него, не было ни единой живой души. Он один, только он один видел инопланетный корабль.
Дмитрий попытался объяснить капитану, что именно он видел, рассказал в деталях о том, как шар выглядел, какого примерно он был размера. В своем рассказе Павленко также озвучил и свои мысли относительно принципа перемещения инопланетного крейсера. Капитан выслушал подчиненного молча, затем потер ладонью виски, кивнул на место командира БЧ-5 за столом, за которым офицеры обычно проводили брифинги, и сказал:
— Все, что ты мне сейчас рассказал, доложишь совету. Слово в слово, ты понял?
Офицер сел на свое место и кивнул Кольскому. Не нравился ему тон капитана. По сути, Павленко посчастливилось раздобыть важные сведения о тактико-технических характеристиках противника. Что в этом было плохого? Но Кольского эта информация почему-то не обрадовала. Павленко чувствовал какой-то подвох, что-то было не так. Но что именно?
Глава 4
Спустя час на совещание явились почти все высшие офицеры «Прорыва». Не было лишь Ратушняка, но оно и не мудрено — у начмеда в тот момент и без этого полно было забот. Несмотря на усталость (а Кольский действительно выглядел сейчас чуть ли не хуже всех на мостике), командир с удовлетворением отметил, что потерь среди высшего офицерского состава нет. Его слова подтвердил и командир
