Ознакомительная версия.
Прикрытием должен был служить шаттл, летящий впереди «Зодиакального Света» на расстоянии ста тысяч километров. Естественно, никакой команды на борту: корпус был разгерметизирован и облегчен почти до состояния пустой оболочки. Время от времени другой шаттл из ангаров «Зодиакального света» пополнял его запасы антивещества — операция, требующая изрядных затрат энергии и сопряженная с немалым риском. Сам «Зодиакальный Свет» пока обходился без антивещества, но для маневров в районе Дельты Павлина следовало оставить хотя бы половину того, что хранилось на борту. Это означало, что на поиск окончательного решения Клавейну отводится всего сто дней.
Решение лежало на поверхности. Если парус мог уничтожить корабль, то для защиты нужно было пустить навстречу другой, такой же. Производство однослойной пленки не выходило за рамки возможностей «фабрики» «Зодиакального Света». Процесс не требовал привлечения нанотехнологий. Кроме того, паруса могли быть не столь огромными, как тот, что сбросила Скейд, — равно как и их количество. Противоабордажные лазеры, которые никогда не считались эффективным оружием, создавали оптимальное давление фотонов. Парусам «Ночной Тени» было необходимо сообщать ускорение в сотни «g»; встречному достаточно было двух.
Сооружение окрестили «защитным парусом». В течение девяноста пяти дней было изготовлено несколько пленок — первая могла не пережить столкновения. В любом случае, следовало иметь запас: однослойная пленка не вечна, и межзвездная пыль неуклонно сокращает срок ее жизни. Этот эффект только усиливался по мере того, как «Зодиакальный Свет» приближался к световой скорости. Но до Ресургема «защитных парусов» должно было хватить. Безопасность стоила того, чтобы увеличить массу корабля на один процент.
Развернув защитный парус, Клавейн позволил себе вздохнуть с облегчением. Создавалось впечатление, что в ходе полета они со Скейд изобретают все новые правила ведения межзвездных боев. Первый раунд его соперница выиграла — она уничтожила пятую часть его команды. Сейчас Клавейн сделал ответный ход, так что применить прежнюю стратегию Скейд уже не сможет. Несомненно, сейчас она озадаченно изучала размытое пятно фотонов далеко за кормой «Ночной Тени». Можно не сомневаться: даже по этим обрывочным данным Скейд быстро догадается, какую тактику избрал перебежчик. Ей даже не понадобится выпускать «шершней» с высокочувствительными камерами, которые запишут и передадут ей изображение «Зодиакального света». И она снова попытается сотворить что-нибудь новое и пока непредсказуемое.
Клавейн знал это. Следовало быть готовым ко всему и надеяться, что удача на их стороне.
Скейд находилась в недрах «Ночной тени» вместе с Моленкой и Жаструсьяком — специалистами по установкам, контролирующим инерцию. Все трое прошли довольно далеко вглубь «пузыря», в котором сила инерции была уменьшена. На «доспехах» Скейд физиологические изменения почти не отражались, но даже она не могла сказать, что чувствует себя вполне нормально. Ее мысли собирались и разбегались с пугающей быстротой, как облака на видеозаписи, которую прокручивают в ускоренном режиме. Она проносилась между настроениями, которые ей никогда еще не доводилось переживать, а ужас и восторг открывались ей как две противоположные грани одной эмоции. Причиной было не только изменение состава крови в доспехах под действием поля, но и самим полем, которое исподволь играло угасанием и нарастанием нейрохимии и синаптических сигналов.
Моленка явно беспокоилась.
(Три «g»? Ты уверена?)
«Иначе я бы к вам не обратилась».
Аппаратура окружала их со всех сторон, точно вогнутые черные стены. Казалось, Скейд и ее помощники оказались в пещере, чьи гладкие сюрреалистические своды проточены многовековым током терпеливых подземных вод. Скейд чувствовала беспокойство техника. Механизмы находились в стабильном режиме и, на ее взгляд, вмешиваться в их работу не было смысла.
Моленка не сдавалась.
(Зачем? Клавейну нас не догнать. Все, что он может — это выжать два «g» — ценой огромных усилий, сбросив все, что можно, до последнего грамма. Он безнадежно отстал, Скейд. Так что он тебя не сцапает.)
«Увеличь ускорение до трех „g“. Я хочу понаблюдать за его реакцией, чтобы узнать, не предпримет ли отступник попытку сравняться с нами в скорости».
(Он не сможет.)
Скейд протянула металлическую руку и указательным пальцем почесала Моленку под подбородком. С той же легкостью она могла убить ее, раздробить кости в мелкую серую пыль, если та не подчинится.
«Просто сделай это. Тогда я буду знать точно. Согласна?»
Само собой, Моленке и Жаструсьяку не повезло, но Скейд ожидала чего-то подобного. Их протест был неким ритуалом, который требовалось совершить. Позже Скейд почувствовала, как нагрузка возросла, и поняла, что они уступили. Ее глаза запали глубже, челюсти сжались, словно тоже превратись в металл. Ходьба по-прежнему не требовала усилий — об этом заботилось механическое тело, — но Скейд осознавала, насколько неестественно выглядят ее движения.
Она направлялась к каюте Фелки, шаги раздавались по коридору, словно мерные удары молота о наковальню. Скейд не питала ненависти к Фелке, даже не порицала за ненависть, которую та испытывала к ней. Вряд ли стоило ожидать, что Фелка простит ей попытку убить Клавейна. Однако Фелка была необходима Скейд. Ни одна фракция не должна завладеть оружием класса «ад». Это вопрос выживания Объединившихся и дело верности Материнскому Гнезду. Скейд не могла рассказать Фелке о голосе, который подсказывал ей направление действий, но убедить в жизненной важности этой миссии считала своим долгом.
Дверь каюты оказалась заперта. Скейд могла беспрепятственно заходить в любое помещение корабля, однако вежливо постучалась и подождала пять или шесть секунд, прежде чем войти.
«Фелка… Что ты делаешь?»
Фелка спокойно сидела на полу, скрестив ноги. Казалось, преодоление трехкратного ускорения не требует от нее ни малейших усилий. В тонкой черной пижаме она казалась бледнее обычного, а рядом со Скейд — хрупкой, как маленькая девочка.
Вокруг на полу лежали несколько дюжин маленьких белых прямоугольников, на каждом из которых был изображен какой-то символ. Скейд увидела, что одни из них черные, другие красные или желтые. Она уже встречала нечто подобное, но не могла вспомнить, где именно. Выстроенные с чрезмерной аккуратностью, они образовали вокруг Фелки нечто вроде колеса со спицами, отдельные фрагменты которого отсутствовали. Фелка двигала прямоугольники с места на место, словно исследовала пермутации какой-то огромной абстрактной структуры.
Скейд наклонилась и подняла один из прямоугольников. Это оказался кусок блестящего, белого картона или пластика. Изображение было только на одной стороне, другая — совершенно чистая.
«Я поняла. Это игра, в которую играют в Городе Бездны. Пятьдесят две карты в наборе, тринадцать карт на каждый символ, как тринадцать часов на циферблатах Йеллоустоуна».
Скейд положила карту на место. Еще несколько минут Фелка продолжала перекладывать прямоугольники. Карты звонко щелкали, ложась друг на друга. Скейд ждала.
— Они немного старше Города Бездны, — сказала Фелка.
«Но я угадала, верно? В них играют именно там».
— Там есть много игр, Скейд. Это только одна из них.
«Где ты нашла карты?»
— Мне их сделал корабль. Я помню, как они должны выглядеть.
«А рисунки и значки?» Скейд подняла другую карту, с изображением бородатого человека. «Этот мужчина похож на Клавейна».
— Это просто Король. Картинки я тоже помню.
Скейд уже рассматривала другую: царственная женщина со стройной шеей, одетая в нечто вроде церемониальных доспехов.
«А эта — на меня».
— Это Королева.
«Зачем это, Фелка? Какой на самом деле в этом смысл?»
Скейд снова встала и жестом обвела всю композицию.
«Число передвижений должно быть ограниченно. Твой единственный противник — слепой случай. Не вижу в этом ничего привлекательного».
— Думаю, и не сможешь.
Некоторое время Скейд снова слушала, как щелкают карты.
«А какова цель?»
— Поддерживать порядок.
Скейд издала короткий смешок. «Получается, играть можно до бесконечности».
— Это не проблема, которую можно рассчитать. Достижение — это конец чего-то. Игра состоит в том, чтобы поддерживать любое состояние, кроме провала, — она закусила губу, как ребенок, который старательно раскрашивает картинки, и быстрым движением переложила шесть карт. Построение весьма эффектно изменилось — секунду назад Скейд считала, что такой расклад невозможен. Она с пониманием кивнула.
«Это Великая Марсианская Стена, верно?»
Фелка подняла на нее глаза, но не ответила и снова взялась за дело.
Ознакомительная версия.
