Потом настало самое опасное время полета. Они подлетели к черно-белому шару нового дома, и вокруг «Красавицы» засновали корабли разведчики железных-мертвых. Тогда Дэра, как и в прошлый раз, подключилась к миру призраков и гасила и путала вражеских шпионов оттуда. Железные-мертвые не должны узнать о плане печального человека, пока он не будет приведен действие!
Скоро глава призраков дал большому кораблю команду на снижение. А Дэра вернулась из мира призраков в реальность, и скорчившись в углу белого зала, плакала и плакала. Она радовалась, что месть совершится, но предстоящая ей огромная боль заставляла слезы литься снова и снова. Она никогда не давала людям прикоснуться к ней, слишком ценна и хрупка была сокровищница этого слабого тела, но сама осторожно гладила острые плечи и колени, прослеживала ход страшных уродливых шрамов. Они покрыли ее спину и живот после «первой пробы». Удивительно, как она тогда осталась жива, как тело смогло восстановиться настолько, что даже снова знает, чувствует и боится боли! Но сейчас Дэра старая, «вторая проба» ее совсем убьет.
Глава призраков разбудил людей, все опять засуетилось, заскакало, как в прошлый раз, и Дэра ушла вглубь оранжереи, чтобы никому не мешать. В прошлый раз не получилось, потому что нашелся призрак-предатель, но сейчас люди увезли его далеко. Значит, теперь все получится. От большого красного солнца было тепло, от мыслей о мести становилось жарко. Печальный человек скоро придет за ней. Хорошо…
Когда в слизистом море ничто утонула площадь Наао и серебристая субстанция лизнула камни помоста, сердце Кейлы дрогнуло. Только что, повторяя старинный гимн вместе со всеми, она готовилась к смерти, но при взгляде на свое неясное отражение в подступающих волнах поняла, что не готова. Нет, только не она! Такой яркий, такой разноцветный мир легко, как сладкое желе под солнцем, таял и становился единым прозрачным, серебристо поблескивающим морем. Неужели и Кейла сейчас растворится в нем, станет ничем? Глаза вытекут с потоком прозрачных слез, волны слизи подхватят тело и протекут сквозь него, ничего не оставив несчастной. Ни надежды, ни мечты, ее путь, как и путь всей Сенты, прервется.
Тонущие в слизи тянули к ней руки, зовя, приглашая разделить судьбу всей Сенты, а Кейла отступала и отступала, не желая растворяться вместе со всеми. Необычайно усилившееся ощущение себя — отдельной, себя — свободной, себя — яркой и живой в самом центре безликого серебристого зеркала, поглотило ее. Она не могла думать ни о чем кроме: Выжить! Выжить! Выжить!
Лишь крик ярости последних живых, ударив по ушам, вернул Кейлу в чувство. Это к помосту спустился летательный аппарат чуждого, и умирающие застонали и завыли, проклиная убийцу. Повинуясь их крику, эхом загудевшему и в ее тонком слабом теле, Кейла замерла на месте, больше не пятясь от края помоста. Шелтон махнул рукой.
— Поднимайся ко мне! — крикнул он… и трусливое тело, пьяное от ощущения себя живым, сделало шаг вперед, к землянину. К убийце Сенты. Тот подхватил Кейлу и втащил на свой летательный аппарат.
Аппарат взлетел над серебристым морем ничто и взял курс на юг, к Границе. И сколько не вглядывалась Кейла в его круглое обзорное окно, внизу было лишь жидкое серебро с пляшущими красными искорками Эдо. Шелтон молчал. Едва они поднялись над площадью, он дал Кейле пять пузырьков сильнейших защитных зелий и строго приказал выпить немедленно. Больше Шелтон к ней не обращался и не оборачивался, но Кейла и сама не хотела на него смотреть, опустила голову. Она боялась, что глянув в это красивое и жестокое лицо, сорвется в крик — и он вышвырнет ее в море.
Пятно яркой зелени, неожиданно раскрасившее однообразный серебряный горизонт, она сначала приняла за мираж. Но пятно разрасталось и обретало структуру. Лес! Живой, нетронутый ничто зеленый лес! Раньше он шапкой покрывал высокий обрывистый берег реки, а сейчас волны ничто касались края обрыва. Касались, но не превращали траву на нем в себя. Кейла радостно вскрикнула, прильнула к стеклу.
— Как это возможно?! Хоть бы там спасся кто-нибудь!
— Я окружил часть северной границы мощными защитными барьерами. Лес и часть гор. Мне нужно место для экспериментов, — отозвался Шелтон.
«Эксперименты!» — Кейлу затрясло. Она глубоко вдохнула, выдохнула и, убедившись, что голос не дрожит, заметила:
— Люди на площади, многие, не верили, что ты мог нарочно снять барьеры на Границе. А я хочу им поверить, очень хочу, потому что это хоть немного оправдает меня. Хочу, но не могу! Ты сделал это специально. Ты с самого начала хотел уничтожить нас.
— Не уничтожить, а преобразить. Ваша среброликая сделала тот же выбор.
— Вы оба предатели! — Кейла громко крикнула это, но легче не стало. Шелтон молчал, заметно было, что он крепко стискивает зубы от злости. Землянин посадил аппарат на расчищенной вездеходом большой четырехугольной площадке в лесу, подальше от границы моря Ничто, и первым покинул корабль. Кейла выскочила следом.
Срезанные на половину высоты травинки то гладили, то кололи кожу щиколоток, все еще покрытую чешуйками засохшей слизи Наао. Кейла вспомнила бескрайнюю однородную серебристую гладь, в которую превратился такой многоцветный мир и опять задрожала. «Живая! Живая!» — ликовало тело, но какая-то тяжесть нарастала в груди. Она цела, но ее народа больше нет. Погибли родители и друзья, сметенные волной ничто. Погибли все, кого она знала, все, кого не знала. Её одну пощадил убийца.
— Почему ты спустился ко мне? — глухо спросила Кейла. — Пожалел? Или я тебе еще зачем-то нужна?
Шелтон отошел к краю поляны. Землянин разминал затекшие ноги, но, услышав вопрос, выпрямился. Задумался.
— Пожалел, — наконец, также глухо согласился он. — Увидел в твоих глазах испуг и пожалел. Ты не хотела умирать вместе со своим миром.
— Там все не хотели.
Комок подступил к горлу: то тяжесть уже переполнила грудь и медленно, порциями переливалась в горло. Как серебристая субстанция ничто, она неуклонно превращала в себя все, чего касалась. Эта тяжесть — вина. Эта тяжесть — вечное ожидание слова «прощаю» от замолчавшей Сенты. Эта тяжесть — протянутые к ее помосту руки, к ней, предательнице, к ней, распознавательнице…
— Ты всегда ставила себя выше своего мира, прежде своего мира. И до сих пор ставишь, никогда не перестанешь. Просто потому, что ты такая. Качество, стандартное для землян, но необычное для сенториан. Я чуждый здесь, но и ты чужая. Поэтому, я думаю, мы друг другу еще поможем, — неестественно спокойно втолковывал Шелтон. На что он надеялся? Этим успокоить ее? Слова землянина молотом били в тяжелую, звонкую от боли грудь и Кейла бросилась бежать. «Нет! Нет!» — кричала она, но не признать правоту землянина — правоту конца света, не могла. Она долго, тяжело дыша, продиралась сквозь чащу, рвала решетки листьев папоротника. Наконец лес кончился. Тонкая полоска земли с пожухлой травой, а за ней море ничто. Кейла, ровно, тихо ступая, подошла и без страха окунула в него руки.
