— Вот черт! — застонал один из блюстителей порядка. — Да это поганый андроид!
Он выронил оружие и отступил в толпу. Его коллеги последовали его примеру, понимая, что у них нет шансов убить ужасающее существо. Они разом отказались от своих прерогатив, от власти, которую только что завоевали. Ночь становилась все чернее, а холод — все злобнее. Город накрыла атмосфера апокалипсиса. Он как будто отделялся от остальной планеты и погружался в необъятную бездну. Зевакам показалось, что земля под их ногами проседает, что почва, бетон, улицы, мосты, здания, дома — все эти конструкции, которыми они покрыли поверхность своей планеты, — плющатся, осыпаются, растворяются.
Никакого удовольствия от стирания этой планеты и ее обитателей Несотворенный не получил. Он вообще не получал удовольствия от своих свершений. Он развоплощал потому, что с начала времен посвятил себя искоренению творческого напряжения. У него не было ирратипических или эготипических намерений и, кроме того, он и существовал-то лишь потому, что был обратной стороной медали, неусыпным хищником не-желаний, не-тепла.
«Сеятель пустоты…»
Ему давали бесчисленное количество имен, ему посвящали бесчисленное количество культов. Он скрывался в устах лжепророков, он прятался в мечтах тиранов, он проскальзывал в оружие солдата, он вливался в страхи и вражду. Он был барометром человечества, его дамокловым мечом, его не-отражением самого себя. Волны, жар, формы, материя — все эти выражения творческого напряжения вызывали в нем сопротивление, извечное стремление отрезать людей от их истока.
Истребив человечество, он извел бы и себя, потому что, лишившись сопротивления, остался бы без смысла существования. Впрочем, не уничтожай он людей, они бы сами себя уничтожили. Он был неусыпным стражем их недостатков, беспристрастным и неумолимым очевидцем их мыслей, чем-то вроде тех жидкостей или газов, что жадно устремляются в каверны материи. С предельной гибкостью и проворством он заполнял прорехи в человеческом разуме. Покоряя космос, он отчуждал создателей от их истока.
Эти люди, бежавшие от его солдата, от его троянского коня, даже не сознавали, что внутри них лежат все нужные ресурсы для победы над ним. Только воители безмолвия могли все еще преградить ему путь, заставить его отступить перед светом, но над ними он рассчитывал взять верх в индисских анналах. Одержав победу над своими последними противниками, он заставит замолчать вибрирующий хор творения, он остановит бесконечное расширение вселенной.
Глаза сине-зеленые, с золотом… Светлые волосы… Я…
Споры согласования — агенты материнских плат внутри Гипонероархата — взяли на себя задачу нейтрализовать глубинную память своего носителя. Именно этой последней следовало опасаться, этих постоянных данных, этих структурных имплантатов. Теперь она оставалась единственной связью оранжанина с его индивидуальностью, с его эго, с его чувством собственного бытия. И вот споры согласования ее оккупировали, или, точнее, так рассредоточились, чтобы тщательно контролировать доступ к ней. Что касается бывших конгломератов чана, то их состояние адресации, ветвлений, вероятностей было восстановлено. Когда запустилась автономная программа, споры согласования подавили их вариабельную память блока предположений. На девятом этапе План был вообще отменен, и отныне остались активными исключительно функции, необходимые для воплощения Несотворенного.
Рассеянные по центральным мирам астрономы, наблюдавшие за движением небесных тел, не нашли убедительного объяснения внезапному исчезновению Н-Марса, седьмой землеподобной планеты в системе Альтехира. Они организовали экстренный коллоквиум на базе Императорской академии наук и технологий (она еще не успела сменить название) и отправились в Венисию через новые трансфертные агентства, которые расцвели по всем градам и весям изведанной вселенной (ГТК, значительнейшая из трансфертых компаний, уже несколько дней как дрожала за свою монополию). Ученые нагромоздили множество теорий. Сначала заговорили об эксплозии, т. е. разрушении вследствие взрыва, но эта гипотеза не оправдалась, так как явлению не предшествовало никакой вспышки. Затем склонились к имплозии — к своего рода схлопыванию планеты внутрь самой себя, — а затем к внезапной дематериализации, как если бы Н-Марс попал в захватный луч гигантского деремата, и надеялись найти планету где-нибудь в другом районе космоса, даже несмотря на нереалистичность таких надежд. Наконец, прозвучало несколько голосов за то, чтобы провести связь между исчезновением планеты и странным растворением скаитов. Эти последние пришли к выводу, что Гипонерос — это второе, оккультное имя Н-Марса и что тайна происхождения скаитов наконец-то раскрыта. Прозвучали возражения, что популяция н-марсиан обладает физическими характеристиками людей и что, хотя она очень стара и ужасный климат планеты, вероятно, вызвал серьезные генетические мутации, нет никаких доказательств того, чтобы она могла породить столь откровенно нечеловечных существ.
Поскольку империя Ангов рухнула с быстротой и легкостью карточного домика, а от бывшей Конфедерации Нафлина ничего не осталось, то не нашлось межпланетного органа, уполномоченного решать — что делать дальше с этой катастрофой (но что можно поделать с трагедией, которая поглотила миллиарды людей?), и все осталось как было. В коллективном человеческом сознании возобладала идея, что н-марсиане заигрались с неподвластными им силами. Заключительный отчет коллоквиума формально не отрицал идею секретного пакта Н-Марса с Гипонеросом и оставил лазейки для всевозможных выводов, включая самые дикие и самые бредовые.
Труды августейшей академии привели к неожиданным последствиям на Сиракузе, где часть венисийской аристократии отказалась от поддержки семьи… Марс. То, что было всего лишь фонетическим совпадением, внезапно превратилось в категорическую помеху. Некоторые придворные ухватились за возможность оспорить вступление Мии-Ит де Марс на сиракузский трон (внезапный распад империи заставил ее пересмотреть свои амбиции в сторону понижения) и подтолкнуть на шахматной доске власти собственные пешки. Фракции, союзы, интриги, отравления, покушения так и плодились в коридорах императорского, епископского и сеньорского дворцов. Гюнтри де Марс погиб в результате взрыва своего аэрокара, а его дочь Ирка-Ит, бывший агент разведки императора Менати, была найдена заколотой близ древней триумфальной арки Беллы Сиракузы.
Мие-Ит хватило сообразительности заключить соглашение с бывшей Пурпурной гвардией и наемниками, множество которых, дезертировав из Притива, остались на Сиракузе. Она была публично коронована в 1-й год первого периода постанговской империи. Еще микростазы мудро ей подсказали не обременять себя титулом императрицы, а выбрать имя Дамы Ит — предосторожность, которая не помешала обойденным придворным, присутствующим на церемонии, спланировать ее свержение при первой же возможности. Церковь Крейца совершила помазание на сцене Большого зала ассамблей, на том самом месте, где покончил жизнь самоубийством император Менати. Кардиналы, собравшиеся на конклав (сотни из них пропали без вести, были убиты людьми, никогда еще так не заслуживавшими статуса паритолей), пока не смогли избрать преемника Барофиля Двадцать четвертого. Они с замечательным единодушием решили не гравировать огненными буквами в Зале славы епископского дворца имени Барофиля Двадцать пятого. Церковь поспешила стереть даже память о Маркитоле, тело которого, к тому же, так и не было найдено в обломках внутри здания. Кандидаты на престол понтифика ретировались один за другим, поджидая возвращения лучших дней, чтобы восстать в свете и славе Крейца; и кардиналы из великих семей при поддержке верховного викариата пускали в ход все свое влияние, пытаясь подговорить баллотироваться прелатов невысокого происхождения, у которых было двойное преимущество: они были сиракузянами и не отличались размахом. Требовался не провидец-муффий, который собрал бы обломки Церкви, а человек, который взял бы на себя ответственность за поражение и не заботился бы о следе, который он оставит в мировой истории. При этом он должен был согласиться получить только посох Пастыря и тиару, потому что джулианский кориндон — кольцо, данное Крейцем первому из наследователей, Алькинзиру, самый наглядный из символов легитимности муффия, — исчез вместе с Маркитолем. Какой претендент будет достаточно безумен, достаточно невнимателен или достаточно глуп, чтобы решиться пойти в верховные понтифики задешево?
