— Но сегодня что-то случилось, — понял я ее поведение.
— Да, Хуан. — Она вновь занервничала. — Сегодня выяснилось, что на самом деле все серьезно. Я была ему нужна, но как бы для подстраховки, чтобы в экстренной ситуации сохранить в тайне основные каналы информации. А их игры с офицерами — всего лишь средство для отвода глаз.
— ???
— Утром я получила от него записку. В которой сообщалось следующее. Я должна ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ защитить тебя от возможных акций сорок четвертого взвода. Любой, Хуан. Понимаешь?
Еще пока нет, но вникать начал.
— И приказал дать тебе вот это. Указал место, где взять, на территории корпуса, и отдать. — Она достала из-за пояса и протянула мне… Пистолет. Не игольник, огнестрел, да еще облегченной конструкции, но это был агрегат, умеющий убивать. Я раскрыл рот от изумления.
— Так же приказал передать тебе, чтобы ты не ждал, стрелял на поражение при первом намеке на опасность. Не время играть в благородство, надо стрелять первым. Это твой единственный шанс.
Кажется, я икнул, беря в руки оружие. Ничего себе! Проверил обойму. Полная. Двенадцать пуль. Неплохо!
— Я ничего не сказала офицерам, и, кажется, они не знают. Так что все серьезно. Очень серьезно, Чико! Я боюсь!
На ней лица не было. Я покровительственно усмехнулся.
— Не дрейфь, прорвемся! С такой-то игрушкой, да не прорваться?
Но это была бравада. Камилла, бывший хранитель, испугалась за меня? Человек, отнесшийся ко мне с неприязнью, передал оружие для защиты? Мир определенно сошел с ума, но главное, раз уж дон Козлов зашевелился, мне действительно угрожает нешуточная опасность. Осталось посмотреть, что придумают сеньоры офицеры, ибо теперь их ход — не могли же они в такой ситуации ничего не придумать для моей защиты? Независимо от сеньора Козлова?
— Спасибо, Камилл! — Я поднялся и обнял ее, крепко прижав — это нужно было в первую очередь ей, чтобы успокоиться. — Правда, прорвемся, не переживай!
Хотелось бы самому себе поверить!
* * *
— Разрешите?
Рамирес писала на виртуальной планшетке, какой-то отчет. Подняла глаза.
— Ты же на занятиях?
— Прогулял. — Я беззаботно пожал плечами. — И кажется, сегодня меня не накажут.
Она усмехнулась.
— Тогда заходи.
Это так, не накажут. Не сегодня. После гибели Перес, подавляющее большинство обитателей сего заведения смотрело на меня с жалостью, сочувствием. Все понимали, что наше противостояние с «сорок четвертыми» вот-вот завершится смертельным поединком, по-испански — убийством. Моим. Хоть кроме меня никто снимки Перес возле мамы не видел, все понимали, что это не был несчастный случай, а значит, я косвенно виноват. И с высокомерием сорок четвертого взвода это вопрос времени.
Относительно моей персоны мнения разделились — кто-то ненавидел меня, как причину, источник всех неприятностей. Не было бы меня, не было бы и проблем, жила бы и здравствовала сеньорита Перес. И таковых нашлось немало. Но были и грамотные девочки, которые заявляли, что просто так «убирать» их коллегу никто не станет, нужна веская причина. «Просто мы не всё знаем». Многие прислушивались, но гораздо меньшее количество, чем мне хотелось. Однако, практические шаги не делал никто, предоставляя экс-хранителям самим вынести мне «приговор» — виновен ли я в смерти их подруги, или нет. Согласно местным обычаям, окружающие примут любое решение, не помогая никому из нас, а уж мы промеж себя разберемся. Эдакое гипертрофированное право сильного, но в данный момент оно отвечало интересам абсолютно всех сторон, прямо или косвенно участвующих в столкновении.
У девочек сорок четвертого взвода оставалось два выхода: либо смириться с утратой напарницы, «простить», заодно реабилитировав меня в глазах остальных, либо мстить. Ибо я отчего-то не сомневался, они знают, куда ездила их camarrada, с какой целью, и понимают, что означает происшествие на магнитке. Если они примут, что она была не права, пытаясь убить мою мать, и не станут мстить… Все закончится благополучно. Я спокойно продолжу обучение, их же, во избежание, отправят до конца контракта куда-нибудь за орбиту Эриды, считать пролетающие мимо астероиды. Инцидент исчерпан, нет состава преступления и прочая прочая. Если эмоции зашкалят и меня все-таки назначат виноватым — попробуют уничтожить, из принципа. Потому, что «Карфаген должен быть разрушен». Убит член их семьи, а за членов семьи мстят, даже если те… Скажем так, не совсем были правы в своих изначальных замыслах. Семейная солидарность, вещь для латиноамериканской планеты обыденная. Что они выберут?
После заседания хранителей вскрылись интересные для меня факты: их взвод не так уж однозначно воспринимает происходящее. Минимум три человека не хочет обострения конфликта, считая, что их, действительно, подставили, как и меня. Звезда держит середину — хочет наказать меня, но не доводить противостояние до абсурда, до безумия. Если бы это что-то решило, она с удовольствием встретилась бы со мной на «дуэли», поединке один на один, где можно кулаками доказать правоту и наказать обидчика (такие в истории корпуса редко, но случались). Но еще есть Сандра и двое оставшихся, кто жаждет разделаться любой ценой, даже во вред себе. И Натали в лазарете, позиция которой мне неизвестна, но прогнозируема (ее перевели от греха подальше в Центральный военный госпиталь, в охраняемую палату, это хоть немного сняло напряжение).
Так что выбор девочек под вопросом, они могут и включить заднюю. Но есть еще один момент, интересы некой третьей могущественной стороны.
Если посмотреть на ситуацию глазами офицеров, выяснятся прискорбные вещи. Первое — меня никто никогда не простит до конца, косвенно я всегда буду виновен в гибели одной из ангелов. И даже если услать девочек подальше, они могут когда-нибудь вернутся и сделать гадость. Задним числом. А на время ссылки здесь, в этих стенах, превратятся в иконы сопротивления нехорошим офицерам, которые закручивают гайки местной вольнице. Недовольные есть всегда, и эти недовольные будут знать о «бедных несчастных сестрах», мучающихся не просто так, а «вот из-за этого выскочки и протеже». И у меня появятся проблемы, которые нельзя решить в принципе, которые останутся со мной до конца обучения, а после — до конца моей жизни (карьеры), ибо в этой жизни (карьере) корпус всегда будет играть большую роль. Я стану лицом корпуса, буду представлять его интересы (а как же иначе, смысл тогда был меня брать?) в обмен на лояльные мне штыки, на которые смогу опереться. И пресловутая лояльность в этой схеме оказывается под вопросом.
Нелогично, правда? Как планировать на годы вперед, зная об изначально заложенном в фундамент гнилом кирпиче? Ситуация на самом деле ерундовая, в перспективе времен этот эпизод забудется, замылится. Но останется, где-то в глубинах коллективной памяти. И в случае чего, о нем кто-то обязательно вспомнит.
