Да, зацепила меня товарищ капитан, ох зацепила. До сих пор вспоминаю наше с ней свидание на орбитальной крепости "Амазония", что стережет покой системы звезды Лукреции изо всех своих антикварных сил.
О чем я думал? Любовь к Рошни Тервани никуда не делась и не думала даже. Но, по меткому германскому определению, душа и тело разрывались между "Ich liebe" и "Ich will" – "я люблю" и "я хочу".
Скотина вы, товарищ бывший кадет, а теперь товарищ непонятно кто. Форменная скотина.
Слава Богу, ни времени, ни каких других резервов на душевные страдания не оставалось.
К вечеру второго дня наши машины в красивом строю зашли на посадку и замерли на ВПП Сектора 13. Согласно распорядку товарищи пилоты выстроились в шеренгу и предоставили себя товарищам техникам, так как разбирать летные скафандры самостоятельно мы не имели права.
– И что мы такой кислый? – Поинтересовался Разуваев, которого распатронивали по правую руку от меня.
– Оставь, Арсений, человека в покое. – Прогудел Настасьин. – Человек в телесном удручении пребывает.
– Не, ну а шо я такого сказал? Я ж с целью пообщаться, поддержать, посочувствовать и все такое!
– Ты когда шевелюру пострижешь, сочувствующий? – Спросил Ревенко на правах командира.
Принятый техником шлем явил миру роскошный сенин чуб, упавший чуть не до носа. Завязалась перепалка, за что Артему большое спасибо – прилипчивый одессит отлепился.
Удручение меня накрыло внезапно, так сказать, второй ударной волной. Я просто посчитал сколько времени пришлось провести в космосе – на адреналине, на нервах, когда жизнь на кончиках пальцев...
Штурм Шварцвальда, разведка в районе Тирона, взрыв звезды Моргенштерн, клонский карцер и клонская допросная, а потом сразу захват "Левиафана", гибель Тойво Тосанена и Фэйри Вильсон. О первом слова хорошего не найдется, а о второй не грех бы и всплакнуть.
Это ж я, выходит, почти три недели в боях и походах. Или, точнее, в боях и допросах. Не вынимая! Устанешь тут! И хорошо еще, что есть Сантуш, с которым всем этим можно поделиться! Так как нас очень настоятельно попросили насчет своих биографий друг с другом не откровенничать!
Кстати, как Комачо переносит эти нагрузки? Ему ж крепко за тридцать – возраст для истребителя совсем не юношеский.
Пока я страдал в руках техников, пока они паковали скафандры в рундуки, на взлетку вырулил легкий двухместный мобиль с Александрой на борту. Она выскочила на бетон, невыразимо свежая и прекрасная среди всеобщей армейской серости. Серая взлетка, черные истребители высятся заснеженными скалами, серый вечерний воздух и она – такой контраст!
– Мужчины! Товарищ Иванов прибыл, ждет вас немедленно на пятом складе. Будем новую матчасть принимать! – Воскликнула она и улыбнулась.
Так улыбнулась, что никто даже не сказал ничего матерного, приличествующего моменту. А я сперва хотел! Да сразу перехотел – умеет подкатить!
– Все слышали? Тогда в одну шеренгу и за мной – шагом марш! – скомандовал Ревенко, дыша морозным паром.
Ну что же, потрусили на Склад – в нашу секретную замызганную штаб-квартиру. Оно и хорошо, ибо снимать скафандр на поле зимой, даже такой мягкой, как новогеоргиевская – удовольствие ниже среднего. Только ничего не попишешь – наша шестерка квартировала на космодроме сверх штата, все помещения оккупированы пилотскими сменами, а "Дзуйхо" зачем-то висел на орбите.
Космодром, забор, КПП, хмурые осназовцы, елочки-араукарии, робот-уборщик борется с хламом, два поворота направо, полкилометра по прямой, и вот он – Склад №5. На отшибе, уродливый, огромный, возвышается над пейзажем полукруглым гофрированным сводом.
На входе нас проверили еще раз, для порядка. Мы вошли. И увидели нечто такое, что просто нет слов.
Техники муравьями облепили... нет, на техников мы не обратили никакого внимания!
На обширной палубе стояли они.
Крупные, побольше "Хагенов". Оливково-зеленые. Без намека на фонарь пилотской кабины. Короткокрылые настолько, что непонятно вообще, где корпус, а где крылья. Вместо посадочных опор вывалены на штангах элементы бронирования днища. А сама броня такой фактуры, что и описать невозможно – не хватит слов – констелляция каких-то жгутов, утолщений, канелюров и наплывов непонятного технического и аэродинамического назначения.
Мы подошли.
Мы издали удивленные звуки.
Нехорошие слова говорил даже Клим, не жаловавший мат, как и все муромчане. За процессом любования нас застал Иванов.
– Ну что, кто опознает данные летательные аппараты? – Спросил он и улыбнулся.
– Это...
– Это...
– Это развлекательно-боевые планетолеты чоругов! – Выпалил я, так как совсем недавно потел над "Техникой ксенорас".
– Только этого не может быть, – резюмировал Кутайсов. – Как вы их достали?!
Иванов довольно хмыкнул.
– Слова "бета-каталитический крекинг люксогена" вам о чем-нибудь говорят, Павел Сергеевич?
– Нет... То есть я знаю, что люксоген в промышленных объемах синтезируется при использовании катализаторов, которые заставляют ядра урана трансмутировать в странглеты. И что одним из популярных катализаторов выступает эмпориум. Но без подробностей.
– Конечно. Новейшая установка бета-катализа – это гостайна. И я отвез подробную техдокументацию... в некое место, где обменял ее у восхищенного чоруга первого ранга Автандила вот на эти машины. Если вы не в курсе, обмен техническими достижениями с нашими братьями по разуму поставлен на широкую ногу. Хотя и не на такую широкую, как в Конкордии. К сожалению.
Иванов словно проснулся, заговорил живо и даже начал прохаживаться, заложив левую руку за спину.
– Чоруги, друзья мои, совершали межзвездные перелеты тогда, когда у нас на Земле король Харальд Хардрада погиб в битве при Стэмфордбридже, когда христианскую церковь постиг раскол, а толпы немытых франков с крестом и мечом жгли Иерусалим. Нам сильно повезло, что чоругские сообщества склонны к гомеостазу и далеки от мыслей об экспансии – как научной, так и военной. В основном, ими движет любопытство. На котором мы и играем.
– Зачем им наша технология? – Спросил я. – У них фора по времени – две тысячи лет! Целая бездна!
– Любопытство! Чоруги, особенно из касты восхищенных, обязаны каждодневно перерабатывать новую информацию – это залог физического выживания мозга. Не знаю, зачем именно им наша установка. Может быть, они ее в производство запустят. А может, им просто интересен ход человеческих мыслей.
– Так спросили бы у него... у Автандила этого! Он, кстати, шо, чоругский армянин? – Поинтересовался Разуваев.
