Впрочем, что может мне сделать адмирал Дагани? Ну, понизит меня в звании или занесет строгий выговор в мой личный файл. Какая мне разница? Я слишком устал и хочу лишь одного – в отставку.
Мне дали шикарную по лунным меркам квартиру в военном жилом комплексе: маленькая спальня, гостиная, кухонька и совмещенный санузел. Многие офицеры ютились в гораздо худших условиях, ведь строительство домов на Луне обходится безумно дорого.
Я снял китель, умылся. Что сейчас делает Анни в нью-йоркской клинике? Надо будет ее навестить, как только представится возможность.
Утром, когда я расправлялся с остатками завтрака, в дверь позвонили. Не успев надеть китель, я бросился открывать. Адмирал Дагани! Я автоматически вытянулся по стойке смирно.
– Вольно. Мистер Сифорт, это не официальный визит. Позвольте представить, – кивнул он на своего спутника в штатском, – впрочем, вы наверняка множество раз видели его на экранах. Сенатор, позвольте вам представить капитана Николаса Сифорта. Капитан, узнаете сенатора Боланда?
– Сенатора… как?
Адмирал хмуро произнес его полный титул:
– Сенатор Ричард Боланд, член комитета по Военно-Космическим Силам Совета Безопасности ООН.
– Для меня большая честь встретиться с вами, капитан, – высокопарно произнес сенатор, протягивая мне руку. – Примете нас?
– Разумеется. – Пожав им руки, я посторонился. – Проходите.
Они устроились в креслах в гостиной.
– Адмирал, не возражаете, если разговор начну я? – приступил сенатор. – Мистер Сифорт, давайте перейдем сразу к делу. Мы хотим убедить вас не выходить в отставку.
– Зачем я вам нужен?
– Дело в том, что люди боятся войны. Все чаще раздаются голоса против строительства флота, против войны с рыбами. Предлагают отказаться от всех колоний…
– Абсурд! – выпалил я. Разве можно бросить на произвол судьбы миллионы людей, отказать им в защите?
– Полностью с вами согласен, капитан. Но как убедить в этом других? Как изменить общественное мнение? Нам нужен герой, и эту роль должны сыграть вы. Мы уже размножили агитационные плакаты с вашими портретами.
– Господи Боже!
– Вы даже не представляете, как вы популярны в народе. Если вы по тем или иным причинам хотите уйти в отставку, мы выставим вас кандидатом в Генеральную Ассамблею ООН. Не сомневаюсь, что вас изберут.
– Я не собираюсь никуда…
– Но лучше в отставку не уходить, – продолжал сенатор, не слушая моих возражений, – потому что армии вы нужнее. Поток желающих поступить на военную службу возрос в полтора раза, как только мы вывесили плакаты с красочной фотографией: из современнейшего, бы-строходнейшего корабля, только что вернувшегося из дальнего полета, выходите вы и ваша симпатичная жена.
– Анни больна! Ей нужен покой! А вы вовлекли ее в свою пропагандистскую кампанию!
– Что вы! Что вы! Мы не беспокоим ее! Фотография была сделана по прибытии «Виктории» на земную орбитальную станцию. Капитан, поймите, это отличная реклама: молодой, но уже прославленный капитан с милашкой женой, бывшей беспризорницей. Такой плакат привлекает и образованных юношей в Академию, и простых рабочих в солдаты. Поймите, Сифорт, у нас критическое положение. Нам не дают денег на корабли. Помогите нам выиграть войну.
– Нет.
– Хорошо, уходите в отставку, мы устроим вам хорошую, легкую должность по связям с общественностью.
От вас не потребуется никакой сложной работы, будете изредка появляться перед журналистами, вот и все, это так просто…
– Нет, – упрямо твердил я.
– Ричард, позволь мне попробовать, – заговорил адмирал Дагани. – Мистер Сифорт, давайте заглянем в недалекое будущее. Предположим, вы откажетесь нам помочь, мы отзовем все корабли от других планет, обречем миллионы людей на гибель. Но спасемся ли мы сами? Рано или поздно рыбы придут и к нам. Согласны?
Я кивнул. Адмирал деловито продолжил:
– Даже если рыбы не нападут, мы окажемся запертыми в Солнечной системе. Мы не сможем совершать сверхсветовые полеты из страха навлечь на себя рыб. Это полная и безоговорочная капитуляция. Этого нельзя допустить. Сифорт, вы не самый мелкий винтик в военной машине. Вы способны нам помочь. Я вижу, вы не хотите летать. Хорошо. Позвольте предложить вам другую работу.
– Какую? – хрипнул я. Неужели я позволю им себя уговорить? Тону! Где спасательный круг?
– Вы слышали, капитан Керси уходит на пенсию?
– Тот самый Керси? Начальник Лунной Академии?
– Да. Я назначу вас на его место.
– Господи, помилуй!
– Подумайте хорошо, Сифорт, – вкрадчиво завлекал меня в свои сети коварный Дагани. – Вы будете руководить не только здесь, на Луне, но и Земной Академией, и военной орбитальной станцией. Поскольку это секретные учреждения, то нашествия репортеров вам не грозят. Вы сможете часто навещать жену, а когда она выздоровеет, будет при вас неотлучно.
– Зачем я вам на этом посту?
– Если вы станете начальником Академии, конкурс в нее сразу подскочит. Кроме того, вы умеете ладить с подростками.
– Издеваетесь? Да я их угроблю! – Я говорил сущую правду. На «Гибернии» из-за моей тупости погиб Сэнди Уилски. А как трудно было мне с беспризорниками на «Порции»? А сколько я мучился с Филипом Таером на «Дерзком»? Даже собственного сына Нэйта я не уберег. Нет, мне нельзя работать с детьми.
– Вы прекрасно умеете работать с детьми, – бархатным голосом рокотал адмирал Дагани. – И не вздумайте вешать нам лапшу на уши.
Конечно, некоторым повезло, их не коснулись мои зверства. А что я вытворял с Джеренсом Бранстэдом? Как я был жесток! Запер его в каюте с ампулой, полной наркотика! Джеренс мужественно держался, но однажды эконом доложил мне, что он три дня не прикасался к еде. Я вошел в его каюту, она воняла потом и еще бог знает чем. На столе лежала непочатая ампула. Джеренс валялся на кровати с закрытыми глазами.
– Встать! – приказал я.
– Не могу, – простонал он.
– В душ! – Я стащил его с кровати, затолкал в душ, пустил воду и начал сдирать с него рубашку.
– Ладно, я сам. – Джеренс начал раздеваться. – Не смотрите.
– Не вздумай вонять потом в гардемаринской! – Я отвернулся.
– Нет сил больше терпеть. Я не выдержу!
– Осталось всего несколько дней.
– Не выдержу.
Я вышел, позвонил из коридора эконому и приказал сменить в каюте Джеренса постельное белье.
На двадцать первый день, когда кончился срок испытания, я выпустил исхудавшего Джеренса из заточения.
– Ампулу! – протянул я ладонь. Он нехотя положил в нее нетронутый наркотик. – Все еще плохо?
– Да. Еще ломает.
– Будешь принимать эту гадость? Он долго молчал. Когда наконец он поднял взгляд, в нем было новое, необычное для Джеренса выражение.
