В спальнях для гостей были причудливые двери с панелями в форме ромбов. Их можно было распахнуть настежь, сесть в галерее, выходящей на луг, и наслаждаться свежим воздухом. Осенью гости так и делали, но в летнюю жару сидели взаперти с включенными кондиционерами.
Благодаря дружбе с Ф.Т. я часто бывал в доме, время от времени заглядывал в пустые спальни для гостей и чуть-чуть раздвигал оконные шторы.
Когда темнело и дом затихал, я нередко по трубе забирался на галерею. Ходил я на цыпочках, потому что Старик иногда допоздна засиживался в своем кабинете. Никакими новомодными приборчиками я не пользовался. Всего лишь старенький лазерный микрофончик, направленный на стекло.
Однажды сенатор Ривис при мне забавлялся со своей помощницей. Она ногтями царапала ему спину и издавала хрипы, пока он ее обрабатывал. Меня чуть не вытошнило. На следующую ночь я вооружился голографической камерой, но они этим больше не занимались. Мне всегда не везет. Всего один звоночек – и журналисты окружили б меня толпой и швырялись юнибаксами, чтоб выманить меня отсюда. Вот тогда б отец поплясал со своими вечными: «Приготовь сегодня обед, тебе все равно делать нечего».
Может, он воображает, что я буду на него пахать за жалкие десять юнибаксов в неделю?
Увы, комната Ф.Т. не выходила на веранду. Хотел бы я поглядеть, чем он занимается по ночам. Иногда он так меня достает, что просто напрашивается на это. Было бы неплохо его проучить.
Сегодня к вечеру прилетел старый Ричард Боланд вместе с дядей Робом – еще один, без кого я спокойно могу обойтись. Это ж надо: вломился ко мне в комнату, как к себе домой. Хорошо, я еще сидел за компом. Если б уже вылез в окошко…
Сегодня у Старика в гостях были только сенатор Боланд и Робби – парочка пустозвонов, но попытаться стоило. Вдруг удастся подслушать что-нибудь интересное? Поздним вечером я нарезал круги вокруг дома. На первом этаже везде, кроме кабинета Старика, было темно. Наверху свет горел у обоих гостей.
Сначала я направил лазер на комнату сенатора, но ничего не услышал. Потом прошел по веранде мимо шезлонгов и прижал свой прибор к стеклу.
Голоса. Я заглянул в просвет между шторами. Старый сенатор сидел на стуле, покачивая в руке бокал. Пиджак он сбросил на кровать, ботинки расшнуровал. Дядя Роб сидел напротив.
– …предупреждал тебя: не нужно на него давить, – говорил сын, – Он этого терпеть не может.
Сенатор скривился:
– Было бы неплохо заручиться его поддержкой.
– Ты сократил разрыв до пяти голосов? Не стоит настраивать против…
– Роб, люди в башнях нуждаются в воде, которая сейчас течет по разбитым трубам. Они больше не могут ждать. Теперь, после того как Делавэр проиграл Новой Англии…
– Я знаю…
– При помощи заглушки мы отводим больше воды от старого трубопровода, но Франджи заверил всех, что воды прибавится. Они готовы к нам присоединиться, но если не воспользоваться моментом, мы их потеряем. Реконструкция – вот что поможет разрешить наши проблемы, но этот законопроект должен пройти в Сенате!
– Мы добудем нужные голоса и без помощи капитана, – уверенно сказал дядя Робби.
– Ты так думаешь? – Сенатор уставился в свой бокал. – Роб, у меня душа не на месте. Нехорошо, – если он будет отмалчиваться. Ну а если выступит против?
– Капитан этого не сделает. Вы с ним дружите двадцать пять лет.
Я ухмыльнулся. Старик поступит только так, как сочтет нужным. Чужие мнения-советы ему всегда были до лампочки.
Старый Боланд покачал головой, словно соглашаясь со мной.
– Ты же его знаешь, Робби. Если он решит, что здесь затронут моральный аспект, то не посмотрит ни на какую дружбу. Вспомни, как решался вопрос о судах Северной Америки, когда он был генсеком. Он…
– Это было давно, к тому же дело касалось Военно-Космического Флота. Только не говори, что все еще держишь на него обиду!
– Что? Не говори глупости. Он – словно дикая природа: делает то, что должен. С таким же успехом можно возмущаться ураганом.
Они замолчали. Я пошевелился, чувствуя, что нога начинает затекать. Если сегодня я не услышу ничего, кроме этой трепотни… Внезапно раздался голос старика Боланда:
– Сынок, дело вот в чем… Он помолчал и заговорил снова:
– Я знаю, как ты к нему относишься.
Дядя Робби фыркнул:
– Сомневаюсь.
– Знаю. Мальчишкой ты смотрел на него вроде как на бога.
– «Вроде как»? – Дядя Робби беспомощно помахал рукой – Отец, когда он взял меня с собой на «Трафальгар» сражаться с рыбами, я был…
Долгое молчание.
– …готов умереть за него. Мне было чуть ли не жалко, что до этого не дошло.
Я растер затекшую ногу. Мура какая. На свете нет ничего такого, ради чего стоит умереть. Я выпрямился и попятился от двери. Нога совсем онемеет, если ее не…
Я наткнулся на шезлонг и свалился.
Проклятье! Я вскочил на ноги. Услышали или нет? Я поглядел на шторы: мужчины по-прежнему сидели. Я подбежал к перилам и приготовился съехать по водосточной трубе вниз, если дверь откроется.
Все тихо. Я подождал еще немножко и решил, что можно остаться. Осторожно убрал с дороги шезлонг, снова настроил микрофон.
– Роб, позволь мне самому заняться этим. Тебе не придется принимать чью-то сторону.
– Что ты имеешь в виду?
Сенатор Боланд снова заколебался.
– Пойми, мы столько лет ждали своего часа. Больше такого случая не представится. Нам так нужна поддержка обитателей башен! Весной состоится партийное собрание, будет выдвигаться кандидат для предстоящих выборов на пост генсека… Если мы одержим верх, у меня будет целый год, чтобы подготовиться ко всеобщим выборам.
Генсек выбирается всенародным голосованием раз в шесть лет, но может лишиться своего кресла и раньше, если получит вотум недоверия, как это произошло со Стариком. Я подавил нетерпение, надеясь услышать что-нибудь стоящее.
– Роб, если капитан встанет у нас на пути… Я не позволю ему остановить нас Мы… Я должен ослабить его влияние.
Роберт Боланд хмуро уставился в незажженный камин.
– Как?
– Ты знаешь, как это делается. В голографическую прессу помешаются статьи, напоминающие людям, как легко он поддается перепадам настроения. Как оставил общественный пост, чтобы посвятить себя семейным делам. Как постарел.
– Отец, я…
– Как ближайшие помощники беспокоятся о его психическом здоровье. Придется распустить слухи…
– Отец!
Старый сенатор замолчал. Потом пожал плечами:
– Я всегда говорил, что политика – грязная игра.
Дядя Роб пробормотал:
– Он наш друг, и я не хочу подвергать его жестоким нападкам. Позволь мне утром попробовать еще раз.
– Ладно. Откровенно говоря, я не хочу его уничтожить. Если ты не сможешь привлечь его на нашу сторону, добейся от него обещания не вмешиваться.
