— Да-да. Гадский мир.
— Подумаю. Обещать не могу. Я же сказал — дело серьезное. Надо кое с кем поговорить.
Вечеринку закатили в вечер отлета эскадры, заняв большой танцевальный зал в «Монтерей-Хилтоне» и прихватив заодно несколько номеров этажом ниже. Еда была настоящая — по прямому указанию Капоне; нализавшиеся одержимые забывали поддерживать иллюзии деликатесов. Так что Организация прогнала свои базы данных переписи через программу поиска и приволокла на астероид всех, кто назвался шеф-поваром, — одержимых и неодержанных. Значение имел лишь талант, а не век рождения. Продукты доставили на орбиту семью челноками, а Лерой Октавиус раздал фермерам и оптовикам энергистических кредитов на тысячу сто часов. Результатом явился формальный банкет из восьми перемен.
Когда пиршество подошло к концу, Аль залез на стол и объявил:
— Когда вы вернетесь, мы закатим праздник побольше и повеселее этого, ребята! Слово Аль Капоне!
Загремели аплодисменты, умолкшие лишь когда заиграл оркестр. Лерой и Буш просеяли добрую сотню лабухов и собрали из них джаз-банд из восьми человек. Кое-кто из них даже играл в двадцатые годы, если не врали, — во всяком случае, когда они вышли на эстраду, в это можно было поверить. На танцевальной площадке почти три сотни человек отплясывали под любимые Капоне старинные мелодии.
Пример показывал, разумеется, сам Аль, кружа хохочущую Джеззибеллу с той искрометной энергией, с какой когда-то танцевал в казино «Бродвей». Остальные гости вскоре уловили и ритм, и движения. Мужчины — на этом опять-таки настоял Капоне — все были во фраках, и только флотским чинам разрешено было явиться в мундирах; женщинам позволялось выбрать себе бальные платья по вкусу, только чтобы покрой и материал не были слишком уж новомодными. Вездесущие газовые драпировки и собранные из свежих цветов огромные лебеди придавали вечеринке вид венского бала, только гораздо веселее.
Одержимые и неодержанные танцевали вместе. Текло вино, дрожали от смеха окна, расходились по углам парочки, пару раз затевались драки. По любым стандартам вечер удался.
Поэтому Джеззибелла очень удивилась, застав Капоне в половине третьего ночи стоящим в одном из нижних номеров у окна с распущенным галстуком и рюмкой бренди в руке. За окном суетливо ползли светящиеся точки — последние корабли флота вставали в строй перед прыжком.
— В чем дело, милый? — тихонько спросила Джеззибелла, ласково обнимая любовника и опираясь подбородком о его плечо.
— Мы потеряем не один корабль.
— Придется, Аль, милый. Не разбив яиц, не сделаешь яичницы.
— Нет, я не о том. Они пойдут в бой за много световых лет отсюда. Кто заставит их подчиниться?
— Командная иерархия, Аль. Этот флот — версия Организации в миниатюре. Солдаты подчиняются лейтенантам. На военных судах эта система работала веками. В бою приказы исполняются без разговоров.
— А что, если этому засранчику Луиджи взбредет в башку меня послать и устроить на Арнштадте свой рэкет?
— Не взбредет. Луиджи тебе верен.
— Ага.
Капоне вцепился зубами в костяшки пальцев, благодаря судьбу, что стоит к Джеззибелле спиной.
— Это тебя и волнует, так?
— Ага. Это, блин, та еще проблема. Такой флот — слишком большая сила, чтобы передавать ее одному человеку.
— Пошли еще двоих.
— Что?
— Поставь во главе триумвират.
— Что-что?
— Очень просто, милый, — если флотом будут управлять трое, каждый будет жопу рвать, чтобы обойти остальных. И, честно сказать, на всю операцию у флота уйдет неделя. Чтобы сговориться против тебя и провернуть это дело успешно, нужно куда больше времени. Кроме того, девяносто процентов рядовых верны именно тебе. Ты дал им все, Аль, — жизнь и цель. Не продавайся задешево; то, что ты сотворил с этими людьми, — просто чудо, и они это знают! Они славят твое имя. Не Луиджи. Не Микки. Не Эммета. Тебя, Аль.
— Гм-м.
Он кивнул. Уверенность постепенно возвращалась. Джеззибелла рассуждала очень разумно. Как всегда.
Капоне обернулся к ней. Лицо ее было смутно видно в свете звезд. Сегодня она совместила свои облики — соблазнительница и спортсменка. Платье искристого перламутрового шелка не столько подчеркивало фигуру, сколько намекало на ее совершенство. Джеззибелла была устрашающе притягательна. Весь вечер Аль приходилось с трудом сдерживаться, впитывая похоть тех, мимо кого она пролетала в танце.
— Черт, — пробормотал он. — И что я сделал, чтобы заслужить такую награду, как ты?
— Все, — ответила она.
Она ткнулась кончиком носа ему в лицо, нежно прильнув к его телу.
— У меня подарок для тебя, Аль. Мы берегли его на подходящий случай, думаю, время пришло.
Он сжал ее покрепче.
— У меня уже есть лучший подарок.
— Льстец.
Они поцеловались.
— Подождет до утра, — решила Джеззибелла.
Лифт привез их в незнакомый Капоне район Монтерея. Стены из голого камня, и ползущие под потолком воздуховоды и кабели. Тяготение — от силы половинное. Аль скривился: единственным, что в этом столетии он активно ненавидел, оказалась невесомость. Джез упорно пыталась затащить его в койку в осевых номерах отеля, но он так и не смог себя заставить — от одной мысли его выворачивало наизнанку.
— Где мы? — спросил он.
Джеззибелла ухмыльнулась. Этим утром она надела обличье всезнающей беззаботной девчонки, а вместе с ним — снежно-белый корабельный комбинезон, растягивавшийся на ней, как резина.
— У причальных уступов. С тех пор, как ты взял власть, они почти не использовались. До последнего времени.
Аль послушно пошел за ней по коридору в смотровой зал. Там, у прозрачной стены, уже ждали Эммет Мордден, Патриция Маньяно и Микки Пиледжи. Все трое гордо улыбались, и мысли их отражали то же чувство. Джеззибелла потащила Капоне к окну.
— Эту штуку мы захватили пару недель назад на одном из астероидов, — объяснил Микки. — Собственно, мы одержали ее капитана, а потом пришлось убедить одержателя перенестись в новое тело через сродственную связь. Джеззибелла решила, что тебе понравится.
— Что еще за черт, Микки?
— Наш тебе подарок, Аль, детка, — ответила Джеззибелла. — Твой флагман.
Она с нетерпеливой улыбочкой указала в окно.
Капоне выглянул. На скале прямо под ним покоился звездолет не иначе как самого Бака Роджерса — глянцево-алая торпеда с желтыми стабилизаторами и пучком медных дюз на корме.
— И это мне? — изумленно переспросил он.
Интерьер звездолета полностью соответствовал внешнему виду — шедевр декора 1930-х. Капоне было здесь так уютно, как не было с момента воскрешения. Это была его мебель, его стиль. Кусочек родины.
