– Звездоликий, это они, – почти не разжимая губ процедил Друвен. От этого голоса веяло преисподней.
– Почему синий свет? Повешу техников!
Друвен на миг задумался. А потом сказал:
– Вероятно, они не с Тании, а с другой планеты. Биополе тамошних жителей близко к нашему.
– Да-а? – озадаченно протянул диктатор, поглаживая свое брюшко.
– Тания могла заключить с этой планетой договор, – добавил Друвен.
«Догадался, змеюка, – горестно подумал Лаврушин. – Сколько им понадобится времени, чтобы допереть, почему Тания не послала на Химендзу своих людей, а заключила с кем-то договор? Интересно, что известно Кунану о цели нашего визита?»
– Это с какой еще планеты? – осведомился требовательно диктатор.
– Мы только вышли в большой космос, Звездоликий, – Друвен почтительно склонил голову. – И мы слишком мало знаем о нем.
– А-а. Вот за это я его и люблю, – простодушная улыбка вновь засияла на лице Кунана. – Очень хитрый. Хотел его повесить, но слишком умные советы дает… Так с чем вы все-таки пожаловали?
– Да просто посмотреть, – Лаврушин понял, что отпираться смысла нет.
– А-а. Посмотреть. На что? – недоуменно осведомился Кунан, глядя на Лаврушина почти ласково.
– Ну, как живете. Чем занимаетесь, – Степан начал развивать и без того глупую мысль Лаврушина. – Чем дышите.
– И называется это шпионаж. Было на нашей планете такое понятие. Давно, еще в эпоху, предшествовавшую всеобщему счастью и единству.
– Да нет. Мы просто… – Степан замялся, он тянул время и плел, что в голову придет, – туристы.
– А-а. Туристы, – Кунан потер руки. – А мы туристов не принимаем, – и неожиданно резко бросил: – Где ключ от Пещеры Дзу?
– Хоть обыщите, – стойко продолжал придуриваться Степан, хотя это было бесполезно – диктатор, так же как недавно мнимый или настоящий Комсус рен Таго, знал все. – Нет никаких ключей.
– А-а. Нет, значит?
– Нет. И не любители мы по пещерам лазить.
– А-а. По пещерам, значит. Веселые вы, – улыбка Кунана стала шире, а голос – мягче. – Юмор мы любим. Недавно так шутили с одним. Хороший был человек. Смешной. Жаль, пришлось его Малышке отдать. Вы не видели Малышку?
Кунан взял землян под локти и мягко увлек их к цилиндру из матового стекла. Он ногой нажал на кнопку у его основания. И Лаврушин невольно присвистнул.
– Дела-а, – протянул Степан.
Внутри на полу распласталась огромная, метров двух длиной, отвратительная, с выпученными красноватыми глазами и склизской бугристой головой, зеленая, с красными полосками вдоль спины жаба. Рядом с ней чернели ошметки мяса и… обкусанная, оторванная человеческая голова с разорванным ртом и жуткой улыбкой.
«Мутант, – подумал Лаврушин, подавляя подступившую тошноту. – Из зоны радиоактивного заражения».
Увидев людей, жаба ринулась вперед и ткнулась с глухим стуком мордой о стенку банки, так что Лаврушин только взмолился, чтобы стекло выдержало. Оно было сработано на славу. Жаба начала клацать огромными клыками (Господи, у жабы!) о бронестекло.
– Привет, Малышка, – махнул рукой Кунан. – Ух ты, крохотулька, – он ласково погладил рукой стекло.
Тупая животина снова клацнула зубами.
– Красавица, – Кунан прищелкнул языком, разглядывая животину. – Сегодня она что-то не в настроении. Но вообще-то меня любит. Как она вам?
– Само очарование, – Лаврушин почувствовал, как по его спине противно катится струйка холодного пота.
– Так вот. Притащили ко мне того стихоплета-юмориста. Я ему говорю: спой, что ты там про меня насочинял. Вместе насладимся. А он отказался. Начал на коленях ползать. Малышка как раз голодная была. Ну что так осуждающе смотрите? Скормил я ей его. Скормил.
Лаврушин поморщился, представив, как эта дрянь догладывает «стихоплета». Возможно, это его голова улыбалась разорванными губами.
– Вот так всегда – как на площади – так в полный рост вещают. А как у меня – так на колени плюхаются. Мелкий такой оказался, нестойкий, убеждениям его – грош цена… Это все люди такие, или только мне подобные попадаются.
– Все, – заверил его Друвен.
– Так где ключ-то?
– Трудно сказать, – ответил Лаврушин, понимая, что наступает момент, который так хотелось оттянуть.
– Трудно, но все-таки можно.
– Думаю, что нельзя, – выпалил Лаврушин – как с головой в омут бросился.
– Вас когда-нибудь допрашивали? – оценивающе оглядел землян диктатор.
– Нет.
– Из самых строптивых мои орлы выдавливают все за десять минут. Ну а если объект очень упирается – за пятнадцать. И заметьте – это только от боли. А есть еще психохимические методы, психозондирование, – мечтательно протянул Кунан.
– Откровенно? – спросил Лаврушин.
– С превеликим удовольствием, – диктатор прищелкнул пальцами, и из зеркального пола выросло три удобных кресла в виде раскрывшихся лепестков. Кунан занял одно из них, в других предложил расположиться землянам.
– Предположим, некая могущественная империя послала к вам шпионов с неким таинственным заданием, – начал Лаврушин. – Вы допускаете, чтобы вариант пленения и допроса был не предусмотрен?
– Это было бы недальновидно, – вынужден был согласиться Кунан.
– В мозгу агента ставятся блокировки.
– А-а. Плотины, – кивнул диктатор. – Ну а если боль?
– Есть способы усилием воли выключить ее.
– А-а. Выключить. Психохимические средства?
– Блокада участков мозга.
– Гипноз?
– Бесполезно.
– Психозондирование?
– То же самое.
– А-А… Глубокий зондаж?
– И летальный исход. Запрограммированная смерть.
Кунан пару минут размышлял. Потом поднял глаза от пола.
– Хорошо, – кивнул он. Глумливое выражение исчезло с его лица, и теперь он походил не на комика, а на замотанного службой бухгалтера. – Но вы забыли одно.
– Что именно?
– Добрая воля. Договор – основа отношений благоразумных индивидуумов.
– И на какой основе?
– Вот что, – диктатор поднялся с кресла. – Вы пока подумайте. И к этому разговору мы еще вернемся. Есть предмет для торга. Есть желание торговаться у обоих сторон. Значит будет сделка. Вопрос в условиях.
Земляне тоже поднялись. Их вывели из зала.
Друзей сопровождали трое солдат-«тигров» и высокий, статный, с длинным породистым лицом и плавными кошачьими движениями офицер четвертой ступени.
Пленников вели по бесконечным коридорам. Стены слабо мерцали, давая немного света. По потолку шли плоские плафоны, отбрасывающие то синий, то красный, то зеленый свет – цветомузыка а-ля ночной клуб. В коридорах через каждые тридцать метров стояли на посту «тигры» в бронекостюмах и с тяжелыми ЭМ-автоматами.
Через пять минут процессия вышла на лифтовую площадку. Просторный металлический лифт ухнул вниз, и на несколько мгновений в нем воцарилась невесомость. Потом он начал резко тормозить, пассажиров вдавило в пол. Лифт замер, двери разошлись, открывая проход в огромное прохладное помещение.
