на его теле. Результатом смены «лука» она осталась довольна – Бондя стал почти копией Брюса Уиллиса:
– Вот, теперь точно Брюс Уиллис. Крепкий орешек.
– И не один орешек. И не только орешек. Все железно крепко. У Бонди орешки тоже не ржавеют. Так бы и сказала, а то Корбин какой-то на хрен. Даллас, бля.
– Так, теперь смотришь на меня и говоришь что-то про Сашку. Понял?
Бондя потрепал торчащие волосы на голове, встал, растопырив ноги, и почти закричал в телефон:
– Помню, я только познакомился с Сашкой. А она ногу сломала, а когда сломала, то не плакала и не кричала, а просто сломала и все. Я чего делать не знал. Позвонил старшакам. И спросил, мол так и так, чё делать то с ней? А они мне говорят, брось ее на х.. й. Зачем тебе подпорченная. Нормальную заведи. А я ее не бросил. И не говорил ей об этом ни разу. Потому что она мне сразу понравилась, хоть у нее времени никогда не было.
Бондя покраснел от возбуждения. На его глазах снова выступили слезы. Он вплотную приблизился к камере:
– Я люблю тебя, Санек. Пряник мой.
Настасия, несмотря на то, что привыкла к плачущим от неразделенной любви мужчинам, смотрела на Бондю в розово-оранжевой майке, орущему о любви, уже по другому – с явным, нескрываемым интересом:
– Виктор, а у вас на плече на левом – голубка, несущая веточку. А на груди роза. Это что значит?
– Значит, хорошие вести люблю. А хорошие вести избавят от страданий.
– Вы такой романтик.
– Ну, чё есть, то есть. Немного понимаем в этом. Роза, как раз и есть романтика. Значит, это восемнадцать мне на зоне стукнуло.
– Роза и романтика. Голубка. Страдания. Это так эмоционально трогательно, фонетически трепетно, Виктор Александрович.
– Да ладно те. Просто Бондя. Витя Бондарев.
– Витя, мы закончили. Предлагаю это обмыть. Текила?
– А чё нет-то. Запросто.
– Какой вы все-таки. Чё да чё. Чегевара. За вами нужно все фиксировать. Такие штучечки. Нержавеющие, крепкие орешки. Ну как Вам это удается? Мы будем сотрудничать.
Бондя удивленно смотрел на Настасию:
– Будем. Чё нет-то.
– Я знаю прекрасное место. Это наш формат. Бар Маргинал. Только мне переодеться нужно. Думаю, что Вашу футболочку одолжу, как раз мне подойдет. Пума. Опять фишечка. Пума-Коровина.
69. Начало продолжения службы.
Максим Максимович был в приподнятом настроении от предвкушения, что скоро кармические зацепки отцепятся от его головы, шеи и сына Толика. Он сидел в своем кабинете в уютном кресле и ждал Сашку с Настасией. Его немного вспугнула резко открывшаяся дверь. Показалась Сашка. Он выбежал из-за стола ей навстречу, обнял:
– Сашенька. Александра Сергеевна. Пряник мой дорогой, пряничек. Присаживайся. Толик приезжал. Мы поговорили. Ему уже этот его разонравился. Теоритический. Разочарован, говорит. Влюбился в какую-то женщину. Как я счастлив и Леночка. Наверное. Хорошая новость и для тебя у меня есть
Сашка встала по стойке смирно:
– Здравия желаю. Космонавт Пряник прибыла для начала продолжения службы.
– Вольно, вольно. Садись на диванчик. Обсудим наш план.
Подошел к двери, выглянул в коридор:
– Ты одна, а где эта твоя блогерша Настасия Коровина?
– КО-РО-ВИ-НА.
– Ну хорошо, КО-РО-ВИ-НА. Пусть будет так.
– Она со мной, сейчас подойдет. Просто у меня, Вы же знаете, скорости другие.
В дверях показалась Настасия:
– Привет всем участникам моих будущих репортажей.
Она подошла к Максиму Максимовичу. Его склоненная набок голова попыталась улыбнуться и поцеловать ее:
– Здравствуйте. Вы видео по Шишкаризову удалили? Присаживайтесь. – он показал на место рядом с Сашкой.
– Эка вас скрючило. Потом нацелуемся. Конечно, удалила. Пообещала же.
Максим Максимович отключил телефон:
– Вы тоже отключите.
Настасия была явно недовольна:
– Я его вообще никогда не отключаю. Он даже не разряжался ни разу. Это первый раз. Смотри, Саш, на что я готова ради тебя.
Сашка закатила глаза:
– Зато, прикинь, какая слава тебя ждет.
– Нас
70. План.
Максим Максимович, насколько было можно в его положении, пытался смотреть на сидящих рядом с ним девушек:
– Так, до славы нужно кое что сделать. Еще немного. Итак. Решение принято. Мы восстанавливаем твой статус космонавта. Будем снимать фейковое видео. Три. Проводы в космос. Раз. Ты на орбите. Два. И третье – возвращение. К сожалению, мы не можем признать все пять лет. Просто была типа там. Работала. Забеременела экспериментально. На узи была кстати?
– Нет, не до этого было.
– Давай, не тяни. Материал контроля требует и проверки. Так вот. Продолжу. А так как мы разделяем общечеловеческие и гуманитарные ценности, была возвращена на родину
На лице у Настасии появилась гримаса недовольства:
– Сложно так все.
– Это компромисс, и он согласован.
Настасия увидела, как Сашка о чем-то задумалась:
– А что, нормально, по-моему. Саш, соглашайся.
– Я не против.
– Тогда, послезавтра съемки.
– Я мамочку возьму.
Настасия оживилсь:
– Очень трогательно. Прям вижу, как это будет. Перед стартом родные и близкие пришли пожелать удачного полета.
Максим Максимович пренебрежительно смотрел на Настасию:
– Саша, главное там буду я и Толик, он очень просил. Пусть потихонечку к космосу приобщается. Ну и все.
– А Толик на каких правах?
– Во первых он мой сын, а…
– Ладно пусть будет. Все по-семейному.
Настасия явно нервничала:
– А может Бондю для массовки?
– Витьку можно. Он машину починил.
– Он очень фотогеничный. – аргументировала Настасия, мечтательно закатив глаза
Максим Максимович попытался изобразить взгляд Настасии:
– Хорошо, и Витьку. Но вирусное видео свое и с Толиком сними. Только, чтоб было видно, что он артист балета. Теперь про фейковый полет. Там готовая ракета, и через 3 дня запланирован старт международного экипажа из 6 человек. Следующий вариант нескоро. Пока не передумали нужно действовать.
– У вас так это смешно получается. Глазами. И у меня опять идея. Я закатываю глаза, потому что мысленно обращаюсь к космосу.
Это всех рассмешило. Сашка закатывала глаза и повторяла:
– К космосу. Хахаха. Глаза. Аххахахахахаха!
Первым перестал смеяться Максим Максимович:
– Примета плохая много смеяться. Как бы плакать не пришлось.
Настасия словно не услышала его и продолжала с удовольствием уже не смеяться, а ржать, широко открывая рот.
71. Совещание в обед в Центре подготовки к подготовке полетов.
Пригожин сидел во главе длинного обеденного стола, за которым снова собрались «все заинтересованные стороны» и Максим Максимович.
Пригожин ел суп торопливо и почти не прожевывая.
Максим Максимович по уважительной причине есть не мог, «заинтересованные стороны», кажется, есть не хотели, а просто сидели за накрытым столом. Закончив с супом, Максим Максимович вытер салфеткой рот и обратился к присутствующим:
– Я вас, коллеги, в обед в праздничный день неспроста пригласил. Вопрос тот же, и он не снят с повестки. Ситуация изменилась, а значит по экстренному вопросу пока отложим и пуски, и как их там, фейки и статусы всякие. Вопросы есть? Вопросов ноль. Возражения? Тоже. Я так и думал. Все свободны.
«Заинтересованные стороны» дружно вышли из кабинета. Остался только Максим Максимович.
72. Близнецы.
– Роман Петрович, как же так? А мне что делать? Рома!!! Они же все сделали и мне, и удалили для тебя, где надо, как ты просил. Меня Лена разлюбила. Сначала перестала спать со мной, а потом
