Счастливый Наливайко немедленно заказал себе по такому случаю добрую половину офицерского меню, да еще кучу всяких деликатесов, невесть каким ветром занесенных на военный линкор видимо с планеты под нами. И конечно же, куда ж без этого, полковник не преминул затребовать у услужливого кибер-стюарда парочку бутылок забористого деметрийского вина.
На радостях Яким принялся уминать заказанные яства за обе щеки, лишь изредка прерываясь, чтобы промочить горло изрядной порцией красного. Полковник ел так самозабвенно и с таким аппетитом, словно голодал до этого, по меньшей мере, неделю. Я удивился, куда только в него столько влезает. Сам же я, как обычно, ограничился легким стандартным завтраком.
Заметив мой более чем скромный рацион, разрумянившийся Наливайко неодобрительно покачал кудлатой головой и с укором посмотрел на меня:
— Александр Иванович, ну что ж ты, в самом деле. По-прежнему в рот не берешь ничего крепче морковного сока? Совсем в своих космических походах от жизни отрешился, — полковник шумно отхлебнул еще вина прямо из горлышка и смачно отрыгнул. — Как можно так пресно и уныло куковать, ума не приложу! Ни тебе горячительного, ни тебе закуски достойной, одна трава в тарелке. Разве ж это жизнь?
Я лишь усмехнулся и философски пожал плечами:
— Ну, что поделать, у каждого свой путь и свои привычки. Не всем же, знаешь ли, на этом свете так лихо да безоглядно гореть, как ты. Кому-то надо и честь мундира блюсти, и трезвую голову на плечах иметь.
— Эх, Иваныч, — патетически взмахнул полупустой бутылкой захмелевший Наливайко, расплескав немного вина на стол. Его глаза лихорадочно блестели, а на щеках пылал румянец. — Ты пойми, воля, одна только воля и настоящая, ничем не замутненная, свобода — вот что главное в этой жизни! Я так скажу: казак без воли, что птица без крыльев. Ничто и звать никак!
Полковник для пущей убедительности грохнул бутылкой по столу и подался вперед, сверля меня пронзительным взглядом:
— Запомни, друг мой, я человек вольный, никем не прирученный. Сам себе и господин, сам себе и хозяин! Ни перед кем шапку не ломаю, в ноги не кланяюсь. Потому и дышу, стало быть, полной грудью. Всем телом ощущаю каждое мгновение… Вот и выходит, что я зорче и ярче многих живу, куда там пресным да зажатым сухарям…
Наливайко азартно заерзал на стуле, в порыве красноречия смахнув на пол салфетки и столовые приборы. Он то и дело взмахивал руками, рубя воздух на манер своей плазменной казачьей шашки. На нас уже начали оборачиваться немногочисленные посетители кают-компании, с любопытством наблюдая за не на шутку расходившимся полковником.
— А все, почему? — хитро прищурился Яким. — Да потому, Иваныч, что за свою вольную волюшку крепко держусь, в узде ее не держу. Посему и порядки у меня, значится, простые — что на уме, то и на языке! Захотел есть от пуза — ем! Приспичило выпить до головокружения — пью! Женщин завидел пригожих — тут же лечу знакомиться, амурничать напропалую. Все у меня безо всяких экивоков и недомолвок.
С этими словами разгоряченный Яким одним махом допил остатки вина и смачно зажевал их здоровенным куском мяса. Обстоятельно расправившись с едой и как следует облизав пальцы, полковник продолжил свою прочувствованную тираду:
— В общем, ты и сам все понимаешь, Александр Иванович. В конечном итоге, как ты верно подметил, за то время, что мы с тобой не виделись, ровным счетом ничегошеньки не поменялось! Каким я был, таким и остался… И тебе, кстати, тоже не мешало бы иногда хотя бы попробовать жить на полную катушку…
— Что именно попробовать? Пить и любить женщин? — я скептически приподнял бровь, в упор глядя на разошедшегося не на шутку полковника Наливайко. Если с выпивкой у меня были давние и непреодолимые разногласия, то на амурном фронте, честно говоря, в последнее время и впрямь царило некоторое затишье. Что поделать — не до любовных утех, знаете ли, когда на тебе ответственность за целую космическую эскадру, да еще «янки» полгалактики так и норовят сожрать с потрохами при малейшей нашей оплошности.
— А то ж! — уверенно подтвердил Яким, и игриво подмигнув мне, многозначительно кивнул куда-то в сторону. — Посмотри, сколько вокруг соблазнов, глаза разбегаются. А ты все хмуришься, и нос воротишь как сыч лесной. Видя твою кислую физиономию, любой нормальный, здравомыслящий человек подумает не кончился ли адмирал Васильков, не постарел ли…
С этими словами Наливайко бесцеремонно развернул меня за плечи, ткнув пальцем в сторону дальнего столика, за которым расположились две молоденькие девушки в аккуратной форме лейтенантов космофлота. Они о чем-то весело щебетали, поминутно заливаясь звонким смехом и бросая в нашу сторону заинтересованные взгляды. Надо полагать, мое неожиданное появление в кают-компании «Авроры», да еще в обществе колоритного казачьего полковника не осталось незамеченным прекрасным полом.
Я лишь досадливо отмахнулся. Вот только покорения сердец хорошеньких лейтенанток мне сейчас и не хватало для полного, так сказать, комплекта радостей.
— Слушай, Яким, ты мне зубы-то не заговаривай, — проворчал я, старательно отводя взгляд от красоток в мундирчиках, так волнующе обтягивающих их аппетитные формы. — Не до того сейчас, сам понимать должен. Да и потом, были у меня в последнее время занятия поинтереснее, чем девиц по кабакам галактическим выискивать.
Наливайко понимающе хмыкнул и сочувственно похлопал меня по плечу:
— Аааа, ну да, как же, как же… Краем уха слыхал я о твоих злоключениях, Иваныч. О том, как тебя, значится, повязали и упекли куда-то на перевоспитание, — полковник осекся на полуслове и благоразумно заткнулся, наткнувшись на мой предостерегающий взгляд из-под насупленных бровей.
Да уж, лучше Якиму и впрямь не развивать скользкую тему моего пребывания в штрафбате. Спохватившись, Яким примирительно улыбнулся и с показной беззаботностью продолжил:
— Но все ведь обошлось, Александр Иванович. Ты снова на коне, в строю, при своих орлах. Видать, Бог любит отчаянных…
— Кстати, а ведь возвращением в родные пенаты я обязан ни много ни мало одной весьма достойной особе прекрасного пола, — усмехнулся я, продолжая тему.
При этой моей фразе у полковника аж глаза полезли на лоб от неподдельного изумления пополам с жгучим любопытством. Он так и застыл, не донеся вилку с нацепленным на нее мясом до рта.
— Нуу-у! — протянул Наливайко, жадно впившись в меня цепким взором прищуренных глаз. — Ушам своим не верю! Так, стало быть, в этой истории замешана еще и женщина? Не томи, признавайся — кто она, твоя благодетельница? Поди, первая красавица галактики, не меньше, опять эта очаровательная пигалица-княжна?
Я лишь загадочно улыбнулся, не спеша открывать все карты. Делиться с кем бы то ни было интимными подробностями своего внезапного освобождения, а тем паче связывать это с именем Доминики Кантор мне сейчас хотелось меньше всего. Да и не в моих это правилах — компрометировать женщин. Пусть даже речь идет о женщине в адмиральских погонах. Поэтому я решил аккуратно увести разговор в сторону.
— Прости, Яким, но давай не будем вдаваться в детали на эту тему, — как можно более непринужденно произнес я, всем своим видом давая понять, что продолжения этой животрепещущей истории не последует. — Ты ж меня знаешь — о подобных вещах я предпочитаю помалкивать. Тем более, что разговор сейчас не обо мне, а о тебе и твоих ребятах. Давай лучше вернемся к делам насущным.
Однако Наливайко оказался не так-то прост. Видать, крепко ему в печенку запал этот пикантный нюанс с таинственной спасительницей контр-адмирала Василькова из лап правосудия. Полковник упрямо наклонил голову, словно боевой конь, и прищурился, сверля меня пытливым взглядом:
— Ладно, Сашок, не хочешь колоться — твое дело, — миролюбиво пробасил Яким, поглаживая свою окладистую рыжую бороду. — Я не инквизитор какой, пытать тебя ни в жисть не стану. Тайны они на то и тайны. Но ты уж, будь добр, успокой мою трепетную казацкую душеньку хоть в одном. Так, самую малость, одним словечком обмолвись, для моего же, дурня стоеросового, спокойствия.
