Они должны были просто выполнить приказ, тем более, и приказ был яснее ясно-го. Но человек, которого нужно было "похоронить", оказался ещё жив. Кто из них высказал идею попытаться помочь умирающему? Неизвестно! Но А-лата приложи-ла к этому делу свою руку. Она согласилась принять человека, осквернить свой дом, наложить на себя бремя запретов на время лечения. А ей же теперь нельзя да-же в доме своём находиться, в том доме, под крышей которого она не была десять лет.
А всё из-за этого вот типа!
Он начал раздражать её с первого же момента! Даже тогда, когда беспомощный лежал в немом беспамятстве, когда метался в лихорадке, и особенно тогда, когда стало ясно, что он выжил, пересилил болезнь и смертельное ранение вопреки всем её представлениям о человеческой слабости. Только потому, только из-за этой уди-вительной живучести она и заинтересовалась Ки́йрилом. Кийрил — чужак! Как же шло оно ему, это имя!
Эта заинтересованность, это чисто женское любопытство даже сумело пересилить раздражение и недовольство. Остались лишь настороженность и опаска. Уж слиш-ком въелось в память правило: "Не доверяй людям! А людям в зелёной форме ни-когда не доверяй!" Но интерес заставил её, как маленькую, издалека украдкой при-глядываться к чужаку. Изучать его так, как это делают дикие животные. Никогда не терять из виду, не пропускать ни одного движения, ни одного жеста, заранее угады-вать каждый предстоящий шаг и успеть рассмотреть тот предмет, на который Кий-рил только собрался взглянуть. Это было сложно, очень сложно! Она не могла уз-нать его мысли! Не могла, как ни старалась. А ведь с людьми ей удавалось такое иногда, и даже чаще. А этот же тип был, как глухая стена. И это лишь обостряло интерес…
В его внешности при бо́льшем изучении всё больше угадывалось что-то гриффит-ское. Та совершенность черт, она была заметна при всей его худобе и болезненно-сти; совершенство фигуры; разворот плеч и прямая спина, и особенно этот, прису-щий лишь лари́нам, подъём подбородка, как у тех, кто рождён в лесах, кто раньше, чем начинает ходить, научивается в окружающем мире улавливать и различать все звуки, все шорохи, все проявления живой жизни, когда-то давно несущие предкам ларинов опасность и смерть. Теперь таких хищников на Гриффите не осталось, не осталось даже в памяти самых старых песен, а эта древняя настороженность, как у постоянно прислушивающегося, сохранилась.
На этом сходство с лари́нами заканчивалось, а вот человеческое, свойственное лишь людям, проявлялось сразу, стоило только глаза у чужака увидеть. Эта удиви-тельная, неправдоподобная синева. Какая-то живая, бархатистая, с лиловой тепло-той, как у аспазии, если заглянуть на самое дно, в лоснящуюся чашечку цветка.
Кийрил выздоравливал, и она знала, что это значит: чужак скоро уйдёт в город, уйдёт к своим, как только окрепнет, как только проведут все очистительные обря-ды. И она торопила с этим, так как любопытство её начало медленно, но заметно даже для неё самой, перерастать во что-то более серьёзное, во что-то, чему сама она не могла и слова подходящего подобрать. Не могла и боялась, боялась того, чему не могла дать объяснения…
* * *
А-лата с самого утра занималась каким-то непонятным, но очень интересным делом. Большую охапку цветов, тех, что принесла её дочь, она разложила на столе. Тонкие, хрупкие стебли с голубыми прожилками разреза́ла повдоль ножом, обры-вала уже подвядшие цветы, а потом укладывала растения в высокую деревянную ёмкость. Уминала стебли тяжёлым пестиком, а Джейк, молча наблюдавший за про-цессом, думал с удивлением: "Интересно, и что это будет? Неужели из этой травы ещё и сок можно выдавить?"
А-лата много чего делала из того, чего Джейк не понимал, постоянно что-то мыла, чистила, сушила. Гриффиты всё брали из природы, сами ткали полотно (небольшой ткацкий станок занимал дальний угол комнаты), точили из дерева посуду. Интерес-но, как? Джейк точно знал, что металл гриффиты не выплавляют. Всё, на что обра-щался взгляд, этот народец делал своими руками. При этом уровень их жизни мало отличался от жизни тех дикарей, далёких предков человека, сведения о которых были привезены ещё с Земли. Ведь на других планетах, на Ниобе, на Сионе, на са-мом Гриффите, наконец, — люди живут, применяя последние достижения науки и техники. Перемещаются по воздуху, летают в космос. А эти даже колеса до сих пор не знают!
…А потом пришла очередь арпактусов. А-лата выбирала их из знакомой Джейку корзины, каждый надрезала как раз по жёлтым полоскам, быстро, несколькими взмахами ножа и так же быстро убирала плод туда же, куда только что укладывала цветы. Воздух наполнился тягучим сладким ароматом, сильно напоминающим аро-мат киви.
Спросить о том, что это будет, Джейк не решался, но А-лата, взглянув в его недо-уменно хмурящееся лицо, заговорила сама:
— Такана будет, самая последняя в этом году, самая вкусная… Как раз к Дню со-зреет…
Такана! Настоящая такана! Из травы и арпактусов этих — и такана?! Тот вкусней-ший напиток, лёгкий, с нежной кислинкой, с пузырьками углекислоты, содержащий всего одни процент алкоголя. И что главное — полностью натуральный! Без краси-телей и заменителей вкуса. Такана была очень популярна на Ниобе. При упомина-нии о гриффитах и о Гриффите единственное, что вырывалось у каждого: "Ах, это те дикари, что такану придумали!" Дикари! Это те дикари, которые делали уже такану тогда, когда на Ниобе стояли столетние деревья, не видевшие человека, а люди ещё понятия не имели ни о Саяне, ни о её планетах.
Так вот, как она делается, из травы и арпактусов. А рецепт, если судить по кон-сервативности гриффитов, не менялся сотни лет.
— Вот така полежит, сок даст, а арпактус сладкий… Им три дня надо вместе посто-ять в тепле, а потом я воды добавлю… И ещё дней десять надо… А там и пробовать можно, — рассказывала А-лата, собирая в пустую корзину мятые цветы таки, пожух-лые листья и ещё какой-то отбракованный сор, — Какой же праздник без таканы? Да и за столом обед без неё — не обед!
А-лата стояла к двери спиной, поэтому только по лицу Джейка и смогла догадать-ся, что кто-то вошёл и даже поняла, кто. И не ошиблась.
Она заговорила с матерью, на него и не взглянула. И Джейк, сначала обрадо-вавшийся её приходу, растерялся, моргнул несколько раз, чувствуя себя по-детски глупым, наивным даже, сник, опустил голову, уставился на руки, лежавшие на ко-ленях.
— Я пойду, схожу к Чайне, — дочь А-латы говорила на гриффитском, всё так же смотрела на мать, — Ариартис просил проверить запруду. Если что, я буду у него…
— Обед скоро, не будь слишком долго, — напомнила А-лата дочери. Они так вдвоём и вышли на улицу. Джейк проводил гриффиток взглядом, с ощутимой, живой бо-лью понимая, насколько же он лишний в этом доме и чужой этим людям. Пусть не людям — гриффитам, какая разница!