В этот миг тонко просвистела стрела.
Мой оруженосец вдруг взмахнул руками, замертво падая с коня, стрела пробила его горло, кровь щедро брызнула на снег, на глазах превращая его в бурую, талую кашу.
Средь деревьев мелькнул огонек, снова пропела стрела, но на этот раз она лишь чиркнула по щиту, укрепленному у меня за спиной.
Кони сами рванули с места.
Они чувствовали смерть, что затаилась в лесной чащобе…
* * *
Лишь под вечер наступившего дня, едва живые от усталости, мы остановились недалеко от дороги, ведущей к Ревелю.
– Как это произошло, Самуэль?
Он сидел на пне у костра.
– Все свершилось ночью. – Скупо произнес он. – Кто-то открыл ворота нижнего и верхнего укреплений, перерезав стражу. Орды ворвались в город, и сразу началась бойня. Меня разбудили крики на улице и набат. Успел надеть доспехи, схватить меч, но на пороге замка уже добивали стражу, тех, кто пытался оказать сопротивление. Даже до конюшен не дошел, сразу ввязался в бой. Мой конь сам сорвался с привязи и нашел меня.
– Ты узнал, кто они были? Йоркширцы?
– Сброд. – Гневно ответил Самуэль. – Беглая чернь, что скрывалась по лесам, промышляя разбоем. Но их было много, несколько тысяч, может и больше. До сих пор не могу понять, было чувство, что на город накатилась темная волна какой-то нечисти. Они надругались над всем, к чему прикасались их поганые чресла. Что за сила двигала ими – не знаю. Утром орда рассеялась, растеклась по лесам, будто ее и не было.
– Вильгельмина? Как она исчезла?
– Я не знаю. Никто не видел ее. Кормилицу нашли мертвой на звоннице, – это она била в колокол. Ее подруг убили. Вильгельмина пропала и никто из выживших не видел ее. В комнатах сестры все перевернуто. – Самуэль полез рукой за пазуху и достал тускло блеснувшую цепь. – Вот что я нашел на полу.
Цепь оказалась разорвана.
– Что Вильгельмина носила на ней?
– У нее был крест. С виду крест, а на самом деле нож. – Хмуро пояснил Самуэль. – Она однажды пришла ко мне со странным чертежом, и попросила, чтоб я сделал заказ кузнецу.
– Крест-нож? – Я был удивлен. – Зачем?
– Не знаю. Она носила его на груди, под платьем, я слышал, как однажды, снимая цепь, она назвала его "Хранителем", и говорила с ним, будто тот был живым существом.
На этот раз я не удивился. Нет ничего странного в одухотворении вещей, что верно служат тебе много лет… Я сам, бывало, разговаривал с собственным мечом. Но к чему клонит Самуэль?
– В спальне, где я нашел порванную цепь, был выбит кусок витража.
В моих глазах застыл немой вопрос, и Самуэль продолжил:
– Ты можешь не поверить, Андреас, но в бою, я несколько раз видел его.
– Хранителя?!
– Да. Он словно возникал из воздуха, вращаясь, разрубая глотки врагов. Он прикрывал мою спину, это так же верно, как… – Самуэль не нашел подходящего сравнения и лишь покачал головой. – Потом я еще несколько раз видел его. Мне казалось, он следует за мной, иногда появляясь, словно призрак. Может, я просто сошел с ума от горя, Андреас?
– А сейчас ты видишь его?
– Нет. Видения прекратились на землях германской Саксонии, по пути сюда.
Я пристально посмотрел в глаза Самуэля и ответил:
– Ты не выглядишь, как больной рассудком. Твой взгляд полон горя, но не безумия.
– Хорошо если так. – Самуэль немного приободрился от моих слов. – Я хочу, чтобы ты вернулся со мной Андреас. Возможно, твое сердце подскажет, где сейчас сестра.
– Да, Самуэль. – Я склонил перед ним голову. – Мы пойдем до конца.
Нить, связующая прошлое и настоящее неосязаема.
Для многих – это история. История цивилизации, помноженная на сумму накопленных человечеством знаний. Первое позволяет нам двигаться вперед, осознавая непрерывность временного потока, второе обеспечивает научно-технический прогресс.
Мы стремительно развиваемся, особенно в последние годы, десятилетия, благодаря сети Интернет стираются некоторые из семантических пропастей, лежавших ранее между отдельными народами и государствами.
Мы становимся ближе и одновременно – отдаляемся друг от друга, открываем новое, и постепенно утрачиваем некоторые из уже не явных, полузабытых древних знаний, подвергаем сомнению здравого смысла события и явления, противоречащие усложняющейся с каждым днем реальности…
Я сидел в глубокой задумчивости. Раньше, всего год назад, жизнь была ясна и понятна. Потом вдруг наступил резкий, болезненный перелом.
Часто ли мы всерьез задумываемся: а что существовало прежде, до нас?
Упрямый материализм долго не давал мне поверить в некоторые явления. Я видел, что с Ланой происходит нечто неадекватное. Год назад она серьезно увлеклась эзотерикой и с этого момента начались необъяснимые (с моей точки зрения) явления.
Ладно, я молчал, когда она начала изучать мистические науки. Потом, примерно пол года спустя, Лана пришла ко мне, принеся странный чертеж. Эскиз ножа. похожего на крест, у которого было четыре лезвия. Она просто попросила сделать такой же, не объясняя причин.
Я согласился. Мне показалась интересной техническая задача.
С этого все и началось, по крайней мере, для меня. Изготавливая нож в виде креста (у которого было три длинных лезвия и одно короткое, похожее на наконечник копья, расположенное сразу за ручкой), я внезапно услышал в своем сознании голос. Сначала голос, а за ним – размытые картины неимоверно далекого прошлого. Они касались меня. Словно внутри ожила дремавшая до поры вторая память, сохранившая некие обрывочные свидетельства "прошлой жизни".
Откровенно, в ту пору мне стало не по себе. Но потом все как-то наладилось, само собой… я, конечно, не забыл пережитого, но, пытаясь сохранить целостность своего материалистического мировоззрения, постарался абстрагироваться от странных видений, день за днем упорно не замечая происходящего, словно ослеп или закрыл глаза.
Удобная позиция. Но шаткая. Она не держит конкретных информационных ударов. Всю жизнь не простоишь «спиной к событиям», особенно когда они касаются тебя, твоей семьи, и недвусмысленно стучаться в сознание.
Да, я изготовил "Nebel". В переводе с немецкого это означает "туман". Так в новой ипостаси я неосознанно назвал "Хранителя" из своих видений. В ту пору мне казалось, что разум не выдержит, сознание даст трещину, а жизнь круто измениться. Не верилось, что на самом деле существовал странствующий рыцарь по имени Андреас, который любил Вильгельмину, бился с Самуэлем на ристалище, а потом…
Потом все обрывалось. Новые эпизоды не приходили, и я понемногу успокоился, постаравшись все списать на свое богатое воображение, даже тот факт, что Лана удивительно похожа на Вильгельмину.
