– Кто старший? – Голос Яна постоянно звучал с легкой хрипотцой, и при закрытом забрале боевого шлема ему с легкостью можно было дать лет сорок…
– Сержант Мухаев. – Представился один из бойцов. На веснушчатом лице молодого парня искренняя радость смешивалась с выражением отчаяния и безразличия. Как эти противоречивые чувства уживались вместе, было совершенно непонятно.
– Лейтенант Ковальский. – Ян поднял забрало боевого шлема.
На несколько секунд в небольшой ложбине наступила тишина.
– А нам сказали, что вы погибли… – Наконец, сглотнув, выдавил один из бойцов.
– Как видишь живой. – Ответил Ян.
Мари присела на бугорок. Она смертельно устала, к тому же до сих пор давали знать о себе постэффекты введения больших доз успокоительных и снотворных препаратов. Наверное, на ее лице сейчас читалась лишь непомерная усталость.
– Значит, офицеров нет? – Долетел до ее слуха вопрос Ковальского. – В таком случае я принимаю командование.
– И что? – Один из бойцов, который сидел, прислонившись спиной к бетонному забору, резко вскинул голову. В его глазах читался явный вызов, – Что ты от нас хочешь лейтенант? Чтобы мы сдохли? Не навоевался еще?..
Мари невольно сжалась, ожидая, что Ян сейчас просто взорвется, но он отреагировал удивительно спокойно:
– Как зовут боец? – Он присел на корточки.
– Алан.
– А тебя? – Ковальский обернулся к последнему из троицы.
– Рядовой Керби. – С готовностью отозвался тот. – Соул Керби.
– Мы все видели по дороге, ребята. – Голос Яна по-прежнему звучал спокойно, сдержано, но Мари знала, что в душе Ковальского царит настоящий ад. Она достаточно успела узнать лейтенанта за время их краткого знакомства, – с одной стороны он был явно человечнее, чем то могла показать суровость облика, а с другой – его жгли, глодали изнутри горе и ненависть.
Все они потихоньку сходили с ума, балансировали на зыбкой грани потери рассудка.
Внезапность и жестокость обрушившейся беды оглушали разум, явная не способность понять причины происходящего, ужас от чудовищных картин, страх, обыкновенный человеческий страх перед собственной смертью – жуткие по своей остроте моральные испытания изменяли душу, ломали рассудок, восприятие начинало притупляться, иные чувства постепенно овладевали сознанием, и страх, засевший глубоко внутри, понемногу трансформировался в нечто иное…
– Я никого не поведу за собой насильно. – В наступившей тишине произнес Ян. – Только прошу, выслушайте меня. Я не представляю, откуда взялись эти сервомеханизмы, – он поморщился и встал, сидеть на корточках было больно из-за открывшейся раны на бедре. Свежая кровь вновь начала пропитывать ткань униформы. – Поймите, ребята, мы можем спрятаться. Просто уйти в город. И вы, и я, – мы выполнили свой долг. Но лето не вечно… – Он по очереди посмотрел на внимательно слушавших его бойцов. – Подумайте, какой станет жизнь в городах с наступлением холодов? Как мы переживем зиму без энергии, припасов… Нас все равно ожидает смерть, только долгая мучительная и… – он запнулся – мерзкая.
– И что ты предлагаешь лейтенант? – Хмуро осведомился Мухаев, доставая из подсумка мятую пачку сигарет. – Атаковать засевших на станции дройдов?
– Я предлагаю всем вместе подумать, как действовать дальше. Сколько их было? Скольким удалось прорваться к энергоблокам?
– Сколько было, не знаю… – Мухаев искоса посмотрел на Мари и добавил: – А за забор прорвалось их десятка три. С двумя бронемашинами.
– Нужно пробираться к городу. Доложить обо всем. Их вышибут отсюда. – Подал голос Керби.
– Кто вышибет? – Негромко осведомился Ковальский, жестом отказавшись от предложенной сигареты.
– Действительно… – Без особого энтузиазма поддержал лейтенанта сержант Мухаев. – Мы выдвигались в составе сводной бригады сил безопасности. В городе больше нет резервов. Разве что пара полицейских…
– Ребята, неужели больше никого не осталось в живых?.. – Спросила Мари.
– Может, кто и остался. – Ответил ей Алан. – Тут все в дыму было, когда дройды пошли на прорыв. Наших точно всех положило… – в его глазах сверкнула слеза. – Эти суки железные перли напролом, плевать им на собственные потери, били во все что движется, как… – Он не выдержал и умолк, махнув рукой.
– На. – Мухаев протянул ему сигарету. Повернувшись к Мари, он добавил:
– Должно быть ты права. Кто-то еще должен был уцелеть в этом содоме. Не одни мы… Ты то же так думаешь, лейтенант?
Ян кивнул.
– Нужно обойти периметр станции. Тихо и осторожно, под прикрытием забора. Если соберем хотя бы человек десять – можно будет подумать о проникновении на территорию. Не атакой в лоб, конечно.
– Если отобьем станцию – хана им. – Глубоко затянувшись, произнес Алан. Очевидно, за прошедшие несколько минут он успел обдумать перспективу, скупо обрисованную Ковальским. – Не хочу подохнуть от голода или замерзнуть. – Скривился он.
– Ты? – Ян посмотрел на Мухаева.
– А что я? – Пожал плечами сержант. – Я жить хочу. Прав ты, Ковальский, без энергии нам худо придется. Друг друга убивать начнем… Я это почему-то чувствую.
Керби, к которому теперь обратились взгляды долго молчал, потом, сделав усилие, выдавил, пытаясь справиться с внезапно появившейся нервной дрожью:
– Я с вами… пойду. – Он почему-то взглянул на Мари, наверное ему стало не по себе, что девчонка в боевой экипировке (женщин в войска не брали вообще) не плачет навзрыд, а лишь сидит бледнее бледного, да кусает губы. До крови…
– Может, познакомишь нас лейтенант? – Сергей Мухаев то же посмотрел на Мари.
– Я биолог. Мари Лерман.
– Раны перевязывать сможешь?
– Смогу… – Она вдруг решительно подняла взгляд. – Я все смогу, ребята. – Ее подбородок все же дрогнул. – И стрелять смогу. Ян мне показал.
Она была готова разрыдаться, но не от страха или жалости к самой себе – эти чувства отболели, выгорели в душе – ей было невыносимо смотреть на своих ровесников и думать о том, сколько их сейчас лежит вокруг… мертвых.
– Если андроидов всего три десятка я бы пошла… даже впятером. Просто чтобы их никогда больше не было… – Она не выдержала и все же разрыдалась, отвернувшись в сторону зарослей почерневшего прогорклого от дыма кустарника.
* * *
Только много позже, спустя годы, Мари смогла полностью осознать, как силен оказался моральный удар, как вышвырнула их жизнь из юности прямо в беду… и не думали они в те роковые для всех часы, минуты, ни о чем глобальном.
Выжить. Не сойти с ума.
Объяснения она станет искать позже, а сейчас, пробираясь вслед за Аланом вдоль высокого бетонного забора энергостанции, ощущая все еще непривычный вес оружия и экипировки, она думала совсем о другом.
