Вибрация браслета оторвала его от раздумий.
— Шеф, — прозвучал голос связиста. — Небо два сообщает, что нашел что-то интересное.
«С момента вылета топтеров прошло уже больше трех часов, — отметил про себя диверсант. — Учитывая скорость поисковиков, объект где-то на окраине пустыни».
— Энергетическая аномалия и, как вы предупреждали, скрытая под песком, — продолжил доклад радист.
— А конкретнее?
— Контуры аппаратурой не определяются. Сканеры показывают темное пятно на глубине более двух метров. Дальше их сигнал не проходит.
— Передай второму, пусть даст координаты и продолжает работу дальше. Координаты запомнить, никуда не записывать, — приказал Самум.
— Понял. Выполняю.
«Нам еще только не хватало работать на гаюнов или начать раскопки, вызвав гнев Босу», — мелькнуло у него в голове.
Согласно расчетам, дня через два вся пустыня будет буквально кишеть поисковыми группами противника, и облегчать им работу нетрац не собирался. Время до возвращения топтеров он провел, слоняясь между операторами, заглядывая в экраны, фиксирующие сведения об энергетике храма и рисунках на его стенах.
Встретив машины, вернувшиеся из разведки, Самум получил от наблюдателей кристаллы записей маршрутов и, отправив людей отдыхать, взялся за свой копайзер. Не прошло и часа, как часть записанной информации была стерта, а оставшаяся подвергнута существенной переработке и зашифрована.
Ночь прошла спокойно. Только изредка охранная аппаратура фиксировала нечеткие тени, приближавшиеся к пирамиде не ближе чем на пять километров.
Едва утром Хохайя показала свой край над горизонтом, нетрац уже занял место в кресле одного из топтеров.
— Полечу один, — сказал он, останавливая попытку наблюдателя забраться в кабину. — Вернусь через несколько часов. Если отметка топтера пропадет с экрана, не дергайтесь. Никаких поисков. На связь выйду сам.
— Шеф, может, все-таки возьмете наблюдателя, — предложил заместитель.
Самум молча захлопнул дверь кабины и, оторвав машину от поверхности, пошел бреющим, едва не задевая верхушки барханов.
Час полета — и вот внизу раскинулась площадка бывшего лагеря сохарцев, усеянная воронками артиллерийского и ракетного налета, а справа по борту среди зеленых крон виднелись крыши бывшего дома отдыха. Кое-где, занесенные песком по самые башни, стояли сожженные Шер-Пашем шестиколесники.
«Колдун так и не успел отрелаксировать отдыхающих убийц», — мелькнуло в его голове воспоминание об охоте, устраиваемой гаюнами за пленниками лагеря.
Каменистая пустыня, как и в прошлый раз, не отреагировала на пролетевшую над ней машину ни малейшим движением.
Вот и предгорье. Самум сбросил скорость, включил металлодетектор и стал внимательно смотреть вниз. Подбитую гаюнами песчанку он обнаружил достаточно быстро и совершил посадку в сотне метров от нее.
Час шел за часом. Диверсант обходил и заглядывал в каждую расщелину, способную по своей ширине пропустить внутрь песчанку Шамана. В первую очередь он осматривал левую сторону такого входа, отчетливо помня слова командира о смятом левом борте машины, когда тот ввел ее в расщелину.
Пять часов бесплодных поисков, а характерных следов от столкновения на скалах он так и не обнаружил.
«А почему они вообще должны быть, — мелькнула запоздалая мысль. — Позже по борту машины, вышедшей из лабиринта, я никаких повреждений не видел. Если жрец убрал повреждение с песчанки, ему было так же нетрудно стереть следы ее столкновения с камнем».
Неприятный вывод о бесполезности поисков заставил диверсанта сесть на ближайший выступ и задуматься. Расчет на камень перстня, принадлежащий Босу, тоже не оправдался. Артефакт молчал.
«Погибнут парни», — с грустью подумал Самум.
Он начал шарить по карманам в поисках сигарет, одновременно сожалея, что в этот момент с ним нет знаменитой фляжки Колдуна, в трудную минуту подбадривающую весь состав группы.
«Как же он там говорил? Обо мне даже и не вспомнили бы, если бы могла прийти только моя фляжка».
Неудачливый поисковик вздохнул, прикуривая.
«О смерти нельзя думать», — неожиданно и проникновенно прозвучал чужой голос в голове нетраца.
Диверсант мог поклясться, что не услышал ни звука, но фраза была отчетливой, с эмоциональной тональностью.
Психолог медленно повел головой налево, будучи полностью уверенным, что никакой опасности ему не угрожает. На одном из выступов скалы стоял невысокий сохарец и смотрел сверху вниз на непрошеного гостя.
Без сомнения, это был верховный жрец, Босу. Зеленый балахон, полностью скрывающий ноги, загоревшее худое лицо и проницательные, сверкающие молодостью глаза. В жреце все было так, как рассказывал Шаман.
«Ты искал меня, — фраза вновь прозвучала только в голове, губы старика не шевельнулись. — Хочешь спасти еще несколько жизней в этом мире?»
«Даже одна жизнь — это целый неповторимый мир», — мысленно ответил диверсант.
«А сколько жизней ты сам забрал?»
«Я не горжусь тем, что делаю. Но будет ли смысл в моей жизни, если я не буду делать то, что должен».
«Любая жизнь священна».
«Вот и помоги спасти несколько».
«Пусть твои люди уйдут из храма. Вам рано постигать знания моих предков».
«Как только я вернусь, они это сделают».
«Хорошо. Они будут жить».
«Что нам нужно сделать?»
«Слушай камень».
Фигура жреца медленно растаяла в воздухе.
— Ни здравствуйте, ни до свидания, — проворчал себе под нос Самум. — И что теперь прикажете делать?
Ответить на его риторический вопрос было некому, и, докурив сигарету, он двинулся к оставленному топтеру.
— Собираемся, — скомандовал диверсант, как только, по возвращению, вошел в зал внутри пирамиды.
На полученный приказ не последовало ни возражений, ни вопросов. Голоэкраны один за другим сворачивались и гасли. Беззвучно закрывались крышки пультов, герметично прилипая к краям корпусов приборов.
— Оборудование оставить, оно нам больше не понадобится, — уточнил нетрац свое требование. — Берем только оружие — и на выход.
— Что случилось? — следуя за уходящим из зала нетрацем, спросил старший научной группы.
— Нам запретили исследования.
— Кто?
— Самый главный дух в этой духовке.
Ответ был ученому явно непонятен, но вопросов больше не последовало. Покинувшая храм команда собралась в нескольких метрах от пирамиды, рассредоточившись среди стоящего транспорта и ожидая дальнейших приказов. Совершенно неожиданно в раскаленном воздухе прокатился гул, и огромная пирамида стала медленно погружаться в песок. Три минуты — и на месте недавно непоколебимо стоящей огромной скалы не осталось ни малейшего следа.
