Флора очнулась глубокой ночью.
Острое, пронзительное чувство тревоги пришло с запахом дыма и оранжевыми отсветами пламени.
Сил, чтобы вскочить и метнуться прочь, не было. Она едва могла пошевелиться – побывав в объятиях метаморфа, ее организм отдавал всю жизненную энергию на борьбу с телесными травмами.
Память последних секунд перед потерей сознания билась в висках глухим пульсом.
Из лап метаморфа ее вырвал человек. Если Флора не ошибалась, он также являлся Тенью.
«Незнакомец, принадлежащий ее сатту? Ничего более абсурдного предположить не могла?» – мысленно упрекнула себя Шодан, прилагая немалое усилие, чтобы слегка повернуть голову.
Сгореть заживо в огне лесного пожара – какая глупая и мучительная смерть…
Капельки пота выступили на лбу, но усилие было вознаграждено необычной, потрясшей Шодан до глубины души картиной: лес спокойно шумел кронами, вне освещенного языками пламени круга смыкалась непроглядная тьма, откуда доносились жалобные стенания ночной нечисти.
Горели сложенные горкой сухие ветви. Чтобы огонь не перекинулся дальше, его заключили в западню, взрыхлив вокруг влажную землю.
На поваленном стволе дерева, вполоборота к огню, сидел тот самый незнакомец. Укрощенное пламя бросало на его лицо мятущиеся отсветы.
Шодан напряглась, но исходящая от человека эманация мысленной ауры обдала ее живительной энергией, он не замышлял ничего дурного, напротив, думал о ней, тревожась и желая помочь.
Она его не знала. Он недавно стал Тенью – Флора ощущала сотни признаков неконтролируемой силы, что концентрировалась в нем, требуя выхода: его лицо то подергивалось искажениями, обретая невидимость, то снова проявлялись спокойные, сосредоточенные, усталые черты.
Он сидел в глубокой задумчивости, вероятно, не подозревая о наступивших изменениях в его организме.
Шодан не понимала, что происходит. В памяти всплывали все новые подробности произошедшего накануне: несомненно, именно он спас ее от сонмища взбешенных метаморфов, сквозь вуаль ушедшего беспамятства прорывались даже не картинки воспоминаний, а ощущения, острые, понятные и в то же время – невозможные, с точки зрения любого жителя Рока.
От сидящего в нескольких шагах незнакомца, несмотря на его явную усталость, исходили волны мощной, спокойной жизненной энергии, они захлестывали Флору, обволакивали ее, будто теплые воды прогретого лучами солнца залива, – ничего подобного она не испытывала прежде…
– Очнулась? – неожиданно, не оборачиваясь, спросил он.
Шодан стало не по себе.
Инстинктивная реакция Тени: когда Иван повернул голову, то увидел одежду, сохранявшую объем и формы человеческого тела, – одежду, под которой таилась… пустота.
Таманцев вздрогнул, но сумел совладать с чувствами, – еще во время боя на дороге он успел вкусить свою долю мгновенной растерянности, граничащей с мистическим ужасом, когда притаившиеся среди листвы деревьев существа атаковали машину, буквально пригвоздив ее к покрытию древней магистрали, а затем человек, на помощь которому он бросился, будто растаял в воздухе, пытаясь вырваться из объятий ксеноморфа…
Правда, продлилось это исчезновение не так уж долго.
Вот и сейчас вдруг начали проявляться, возвращая материальность, черты лица. Ее взгляд, настороженный, колючий, казалось, пронзает насквозь, и Иван, не желая вторичного исчезновения женщины, нашел в себе силы произнести:
– Не бойся меня.
– Я не боюсь… – шепнули ее сухие губы.
Интеранглиский, на котором ответила незнакомка, отличался от общегалактического, но Иван прекрасно ее понял.
– Как тебя зовут? – Таманцев решился на продолжение диалога, зная, насколько важны первые слова, их тон при контакте с представителем «потерянной» планетной цивилизации.
– Флора… – едва слышно ответила она.
– Иван. – Он улыбнулся. – Не пугай меня больше.
– Ты не испугался, – ответила Шодан, неотрывно глядя в глаза своего спасителя.
Он не отвел взгляда. Таманцев понятия не имел о тех способностях, которыми обладали Тени. Глаза не зря считаются зеркалом человеческой души. Сейчас он тонул в них – зрачки Флоры расширялись, казались входом в таинственный мир грез. Он не оттолкнул ее вызов, но и не принял его, просто не позволил своему рассудку нырнуть в омут.
– Ты сильный, – она потупилась.
Таманцев промолчал. О какой силе идет речь, оставалось лишь догадываться, и Иван решил, что пока воздержится от комментариев.
– Ты из города? – спросил он, чтобы сместить тему завязавшегося разговора в область простых, понятных обоим предметов и явлений.
– Я – да. А откуда ты?
– Из космоса. – Иван напряженно ждал реакции на произнесенную фразу. Помнят ли живущие тут люди о возможности перемещения между звездами или в памяти поколений стерлось представление о космическом пространстве?
– Ты из другого мира? – искренне удивилась Флора. – Тогда где твой космический корабль?
– Разбился при посадке. Место крушения – километрах в трехстах отсюда.
В ее взгляде не промелькнуло недоверие или непонимание. О космосе она имела вполне ясное представление, как и о метрической системе измерения расстояний.
– Хорошо, что мы понимаем друг друга. – Иван не кривил душой, не противоречил собственным мыслям, он хотел поддержать разговор, не дать ему угаснуть. – Многие потерянные цивилизации забывают о том, что их предки пришли из космоса.
Флора не сразу ответила на его слова. Для нее сейчас намного более важным казалось другое – она пыталась прочесть, истолковать его жизненную ауру, с непонятным чувством признавшись самой себе, что никогда в жизни ей не приходилось встречать человека, от которого исходила бы столь мощная, ясная, положительно окрашенная энергия.
Конечно, это вовсе не означало, что сидящий у костра человек идеален, лишен слабостей или пороков. Нет, люди не бывают «хорошими» или «плохими» – с подобным заблуждением Флора рассталась давно, ее удивило и даже немного напугало то ощущение целостности, отсутствие вуалей, что демонстрировал поток исходящей от ее спасителя энергии.
Шодан привыкла к иным проявлениям жизненной силы. Общество, в котором она родилась и выросла, давно утратило интерес к чему-либо, застыло, довольное существующим положением вещей, и в подавляющем большинстве случаев Флора при общении ощущала холод равнодушия, усталости от жизни или хуже того – раздраженной подозрительности.
Он же был открыт, спокоен. Хотя… нет, скорее его спокойствие – это следствие самоконтроля. Она анализировала свои ощущения по укоренившейся привычке оценивать людей не по словам, а по эманациям их жизненной силы, ну и конечно – по совершаемым поступкам.
