А я служил в Нортариане, как раз в том полку, и попал под расформирование, как и все. Правда, в отношении со мной Императору Густаву этого показалось мало. В ходе следствия выяснили, что я был знаком, лично знаком с Шервилом, с другими, кто стоял во главе… Да, — Барклиф не сдержал грустного вздоха, — сейчас мало, кто знает, как всё было на самом деле… Может, архивы только и хранят, а участников и свидетелей мало осталось… Густав умел расправляться с неугодными ему людьми.
…А меня пожалели… Да! — Барклиф улыбнулся, опять с грустью. — В память о бы-лых заслугах семьи… Просто сослали на Сиону без права на возвращение… Каково это, в двадцать пять лет полностью лишиться всего? Семьи, дома, любимой работы, привычного окружения — всего, к чему привык с рождения!.. Наши миры слишком разные для того, чтоб быстро привыкнуть к новым условиям. Ниоба — и Сиона!.. Они слишком разные… — Барклиф замолчал, задумался надолго. Можно ли в не-скольких фразах, в обыденных простых словах рассказать кому-то своё прошлое, встающее перед глазами в ярких, многоцветных картинках? Способны разве любые известные людям слова передать чувства, передать эмоции? Нет! Конечно же, нет!.. Начинаешь говорить, вспоминать — и прошлое оживает, повторяется снова и снова. Правда, уже без той боли, притупившейся с годами… Но всё же не легче от этого…
А первые годы на Сионе! Кому их расскажешь? И расскажешь ли вообще? Когда надеялся на возвращение, жил только этой надеждой… Писал горы писем в Апел-ляционную Комиссию, и лично Императору. А потом с приходом Императора Ри-харда — и ему.
Даже стал сотрудничать с Отделом Государственной Безопасности, с самой раз-ведкой. Они обещали перевезти семью на Сиону. Знали, на каких струнах играть…
Всё это, всё осталось в прошлом… Без всякой возможности хоть что-то изменить или исправить. И ведь ни единой весточки за столько лет! Прежнюю ниобианскую жизнь как ножом отрезало, только воспоминания и остались.
Ниобианин сидел молча, глядя прямо перед собой, такой же, как был в самом начале. "Неужели зря?! Опять всё зря, как всегда!!" Барклиф поднялся, взглянул на часы:
— Ну, всё! Пора мне…
И ушёл. Думалось, навсегда после такого-то разговора. А минут через пять после его ухода пришла медсестра с очередной дозой…
А после укола никаких мыслей в голове уже не осталось. Одна пустота…
* * *
Но он пришёл, пришёл снова. И Джейк, глядя на этого человека, понял вдруг со-всем неожиданно, что рад его приходу. Рад тому, что в том мире, оставшемся за дверью камеры, есть ещё кто-то, кто помнит забытого всеми пленника. Кто-то, с кем можно поговорить. Что толку с медсестёр? Приходят всегда разные, и ни одна из них ни слова за всё время не сказала.
Гость снова был в форме, как и в прошлый раз. Полковничьи нашивки. Судя по всему, птица высокого полёта. Из состоятельных, видать. Мало кому по средствам провести агеронтацию. Операция по омоложению — дорогая штука. А этот полков-ник — ничего. Если он проходил по Нортарианскому делу, ему никак не меньше шестидесяти, а по виду не скажешь. Лет на сорок тянет, не больше. Тёмноглазый, темнобровый, довольно красивый, даже в свои годы, он очень сильно напоминал кого-то. Кого-то, кого Джейк видел не так давно. А седина — последствие омолажи-вающей операции — добавляла лицу сионийца какую-то малоприметную, уловимую лишь женщинами породистую красоту.
Он был вежлив, этот странный гость, и держался с достоинством, как человек, знающий себе цену. Поздоровался первым, сел на койку, внимательно оглядел Джейка, сжавшегося в углу напротив.
— Ну, что, как самочувствие? — Вполне обычный вопрос, даже с неподдельным уча-стием в голосе. Джейк не ответил, промолчал, а потом вдруг сам спросил:
— Вы долго собираетесь ко мне ходить?
Полковник повёл плечами, смутился немного от такой прямоты, но ответил чётко, сильным, приятно звучащим голосом:
— У меня есть цель! И до её выполнения ещё далеко. Я буду приходить сюда до тех пор, пока ты не ответишь на мой вопрос.
— Вы хотите знать о сыне? — Джейк не сдержал усмешки. Он вспомнил фамилию этого полковника, он называл её в прошлый раз. Барклиф! Теперь-то ясно, на кого он похож! — О Барклифе, лейтенанте Барклифе! Да? — губы Джейка тронула недобрая, какая-то издевательская усмешка. Он даже сам удивился этому злорадству. Он ни-когда не радовался, видя страдания других. И сейчас он больше за себя самого об-радовался, что сумел угадать предстоящий вопрос. И угадать правильно, связав факты из прошлого и настоящего. Мозги работали, несмотря ни на что…
А полковник побледнел разом, задохнулся и аж отшатнулся назад, выглядел он так, будто его водой холодной окатили. Растерянный, немного испуганный, поте-рявший дар речи.
— Дэвид Барклиф. Лейтенант. Командир нашей третьей бригады. Ваш сын, госпо-дин полковник. Оставленный вами на Ниобе. Ниобианин. Лейтенант вражеской армии… Вы про него хотите знать? Так ведь?
— Ты неплохо соображаешь… — с невольным уважением прошептал Барклиф в от-вет. Голос его потерял звучание: потрясение было очень сильным, лишило его на миг прежней уверенности и силы. А Джейк хрипло рассмеялся, подался чуть впе-рёд, глядя на полковника чуть снизу:
— Неплохо для наркомана, так вы хотели сказать? — А потом вдруг резко сменил тему:- Так я даже имя своего командира упоминал на том проклятом допросе? Боже мой! Да, я и вправду достоин лишь казни после такого предательства…
— Он здесь? В этом городе? Когда ты видел его последний раз? — Полковник так резко придвинулся вперёд, что Джейк отпрянул. Барклиф, казалось, хотел схватить его за воротник пижамы.
— Он сейчас среди военнопленных, этот ваш сын… И вы вряд ли чем-то поможете ему, господин полковник. — Джейк всеми силами пытался подавить издёвку в своём голосе, но не мог с собой справиться, слишком уж ненавидел он сионийцев. Они причинили ему так много боли, и теперь невозможно было быстро забыть это. — Интересно, правда? Отец и сын — и оба враги! Здорово! Вы хотите увидеть своего Дэвида, а захочет ли он видеть своего отца? Сионийца? Предателя, не меньшего, чем я?
Он засмеялся хриплым резким, почти истеричным смехом. Этот смех остановила звонкая отрезвляющая пощёчина. Барклиф встряхнул Джейка, вцепившись пальца-ми ему в ворот пижамы. А потом отпустил, оттолкнул, больно ударив спиной о спинку кровати.
— Ты ведёшь себя, как последний неврастеник… — отвернулся, презрительно и жё-стко процедив эти слова сквозь стиснутые зубы.
— Идите, ищите его… Он среди пленных, занятых на расчистке города… Всего в квартале отсюда… Там я видел его последний раз… Вы узнаете его, сразу узнаете: он там один такой… — Джейк осторожно коснулся покрасневшей после удара щеки, добавил усталым голосом:- Идите, я хочу побыть один… У меня болит голова… Мне плохо…
