– В Империи? – рассеянно переспросил Крим. – Ты имеешь в виду, на Реде, в Интернате?
– Ну да, – печатная плата со щелчком встала на отведенное ей схемой место.
– Даже и не знаю, как тебе ответить, – проговорил он.
– Ответь правду, – предложила Лопес.
– Правду? – пальцы Крима автоматически выуживали нужный транзистор. – Правду… В каком-то смысле, у меня была подруга. Силли. Кешлянка.
– Кешлянка?! – неизвестно, чего в голосе Петры было больше – удивления или возмущения.
– Так уж случилось, что в Империи до сих пор встречаются кешляне.
– И вы… Ты любил ее?
Любил ли он Силли? Еще недавно он, не задумываясь, уверенно ответил бы: да, безусловно. Мог ли он не любить ее, единственную, кто понимал его, единственную, рядом с кем он не чувствовал своей чуждости, своей ущербности? Единственную, для кого он был не презренным варваром – человеком? Да, он любил ее, любил всеми фибрами своей души, как любят лучшего друга, как любят мать, как любят родной дом… Но это ли имеет в виду Петра?
– Не знаю, – проговорил Крим. – Она была для меня всем… Но теперь я думаю: не потому ли лишь, что все другие – ничем? Ты не представляешь, насколько я был одинок, не знал нормальных человеческих отношений. Моя неполноценность никем не ставилась под сомнение – никем, кроме нее. Наверное, я не смог бы жить без нее в Интернате – поэтому и сбежал, когда она уехала. Но теперь… Здесь, на базе, каждый относится ко мне так, как на Реде относилась Силли. Это счастье, которого вы, привычные к такой жизни, просто не замечаете и не можете оценить.
– Бедный мой Крим, – произнесла Петра. – Как тебе, наверное, было тяжело.
– Другой жизни я не знал, сравнить было не с чем… Ты только не подумай, я не жалуюсь. Просто вот к слову пришлось.
– Бедный Крим, – повторила Лопес. – Опиши мне ее.
– Кого?
– Ну, эту кешлянку. Силли.
– Зачем? Да и как: для вас же все кешляне на одно лицо.
– И все-таки, – настаивала девушка.
– Ну, ладно. Я попробую. Она примерно твоего роста, ну, может быть, чуть повыше – трудно сказать точно из-за различий в фигуре. У нее зеленые волосы, всегда распущенные – кешляне не заплетают кос и вообще не признают сложных причесок. Глаза большие, цвет их меняется в зависимости от настроения: от совсем светлого – салатового или лимонного – до иссиня-черного. Вообще, у кешлян всегда яркие, горящие глаза.
– Русалка, – тихо произнесла Петра.
– Что? – не понял Крим.
– Зеленоволосая русалка из сказки… Что с ней стало?
– Я не знаю. Она летела на лайнере, захваченном «Викингом», я был уверен, что она погибла, но Александр Вирный показал мне архив: среди убитых ее нет. Значит, ей удалось как-то спастись, и теперь она, должно быть, на Кеш-Шлим, член Гильдии имперских государственных служащих. Это одна из самых престижных Гильдий в Империи.
– Да, я знаю, – кивнула Петра. – Вот и все, – это уже относилось к собранному передатчику. – Включаем?
– Давай!
Щелкнул рубильник, однако маленькая сигнальная лампочка на передней панели осталась безжизненна.
– Что за черт? – Крим выключил прибор и вновь включил его – никакого результата.
– Схема была верная, – задумчиво произнесла Петра. – Значит, что-то напортачили при сборке.
– Быть этого не может, – возразил Шторр. – Хотя… Ты заменила предохранители в блоке номер пять?
– Да, конечно. Впрочем… Ты знаешь, кажется, нет.
– Тогда все ясно. Быстро разбираем! Скоро Мэрфи проверять придет.
– С него станется. Они с Винсентом, небось, уже закончили.
Несколько минут они работали молча. И только когда передатчик был вновь разобран и дефектные предохранители изъяты, Петра спросила:
– А ты никогда не задумывался о том, как ты попал на Реду?
– Не задумывался?! – Крим усмехнулся. – Да не было дня, чтобы я не задавал себе этот вопрос! Сначала я думал, что виной всему просто какая-то случайная мутация, и, увидев, что ребенок родился уродом, родители подкинули его в Интернат. Я ведь подкидыш, родители мои неизвестны. Как это бывает: звонок в ворота, дежурный открывает – на пороге пищащий сверток, к одеялу приколота записка с именем, иногда – редко – номер банковского счета, половина денег с которого поступает в пользу Интерната, а вторая, с процентами – вручается воспитаннику при совершеннолетии. Но в моем случае деньгами и не пахло. Даже имени не было – Кримом меня назвали уже в Интернате в честь древнего подвижника – покровителя одиноких. А «шторр» так и переводится: «подкидыш».
– И невозможно было узнать, кто твои родители? – спросила Петра.
– А как тут узнаешь? Разве что те сами захотят. Бывает, если вдруг подкидышу повезет и его примут в одну из Высших Гильдий, родители сами объявляются. А кому нужен урод-варвар?
– Но доктор Артур говорит, что твои родители – земляне? – полуутвердительно произнесла Петра.
– Да. И это для меня полная загадка. Как они могли оказаться в Империи? И почему подбросили сына в Интернат?
– Это было четырнадцать лет назад, – проговорила Лопес. – Еще до войны. Они могли быть земными колонистами, из тех, что пересекли Границу и двигались на запад.
– Нет, невозможно, – возразил Крим. – Ты забыла историю. Задолго до войны, сразу после того, как несколько окраинных систем откололись и присоединились к Конфедерации, Империя наглухо закрыла свою восточную границу. Всех земных колонистов изгнали. К тому же, Реда – не пограничная планета, по имперским меркам она не так уж и далеко от Кеш-Шлим.
– Тогда совсем непонятно… – пробормотала девушка. – Куда ты дел паяльник?
– Он у тебя в руке.
– Да, точно. Но если ты не из пионеров западной границы, то кто ты? – она подняла глаза на Крима.
– Дорого бы я дал, чтобы это узнать, – проговорил Шторр. – Есть, правда, одна сумасшедшая идея. История упоминает о первых колонистах, которые покинули Терру, когда межзвездные полеты были еще в новинку. Их корабли могли лететь только в одном направлении. Они уходили в прыжок, и невозможно было предсказать, где предстоит вынырнуть. Что, если и мои предки когда-то вот так ринулись в космос?
– Первые колонисты погибли, – возразила Петра.
– Да, так считается. Но что, если одна из колоний выжила?
– Нет, этого не может быть. За сотни лет, что мы летаем меж звезд, никто ни разу не видел первых колоний. Их попросту нет. Нет даже следов таких поселений.
– Я знаю. Но это-то и удивляет. Если колонии гибли, должно остаться хоть что-то: брошенные дома, заросшие поля, останки корабля, наконец. А тут – ничего. Может быть, корабли первых колонистов просто выныривали слишком далеко? Например, за западной границей Империи?
– Не думаю, – девушка отложила в сторону паяльник и задвинула крышку собранного передатчика. – Даже «Викингу» не под силу такие прыжки – что уж говорить о первых кораблях. Они просто не выныривали из подпространства – поэтому-то и не осталось никаких следов. Или выныривали вблизи звезд и сразу гибли.
