запланированы, совсем даже наоборот. И это хорошо. Надо же когда-нибудь и просто отдохнуть.»
Катя с сожалением покинула душевую, направившись прямиком на кухню.
«Завтрак — дело серьезное, — думала она. — Его нельзя пускать на самотек. Что там говорит народная мудрость? Правильно, „съешь сам“. Вот и не будем нарушать традиции. Вообще-то, по-хорошему, следовало еще вчера отдать необходимые распоряжения… но, каюсь, забыла. Хотя ничего непоправимого, кажется, не произошло. Пока эти лентяи встанут, все уже будет готово.»
— Фима, — позвала она, и прямо посреди кухни мгновенно материализовалось голографическое изображение молоденькой девушки в костюме горничной с белоснежным передником и столь же безупречной наколкой в спадающих волнами соломенного цвета волосах.
Искусственный интеллект умного дома, по обоюдному согласию с Роном получивший имя Серафима, совмещал в себе сразу несколько ипостасей: от симпатичной расторопной горничной до сурового вида домоправительницы, твердой рукой ведущей вверенный ей семейный корабль сквозь любые бури и штормы. Плюс повар, няня, репетитор, секретарь и библиотекарь… а также просто умный и начитанный собеседник… в зависимости от того, какая именно потребность возникала в данную минуту у хозяев дома. Либо все перечисленное одновременно.
Сегодня Серафима, в полном соответствии с ситуацией и временем суток, выбрала облик горничной.
— Доброе утро, Екатерина Павловна, — с легкой улыбкой произнесла она. — Чем могу быть полезной?
— Завтрак на троих, — сказала Катя и задумалась. — Значит, так… запоминай.
Она продиктовала подробное меню с учетом индивидуальных предпочтений, после чего добавила:
— Накрой, пожалуйста, в гостиной. И кофе нам с Роном покрепче…
— Хорошо, — все с той же улыбкой кивнула Серафима. — Через десять минут будет готово.
После чего без следа растворилась в пространстве.
«Где же этот соня? — сердито подумала Катя, решительным шагом направляясь прямиком в спальню. — Если не встал… ну, я ему! Пусть пеняет на себя и не говорит, что его не предупреждали.»
Рон, понурив голову, сидел на кровати и вяло ковырял ногой пол в поисках тапочек.
— Шевелись! — сурово произнесла Катя и взмахнула рукой, совершенно безжалостным образом включив верхнее освещение. Рон немедленно сощурился и загородил глаза ладонью, буркнув под нос нечто невнятное. — Быстрее! Завтрак в гостиной через десять минут! Давай, не зли меня!
Она снова вышла в коридор и открыла дверь в комнату дочери.
— Наташа! — громко произнесла она, с неудовольствием взирая на заваленное игрушками и предметами одежды помещение.
Никого. Кровать с собранным в большой неопрятный ком одеялом абсолютно пуста. Наташи и след простыл.
«Опять играет, — догадалась Катя, внимательно осматривая комнату дочери. — Нашла время. Сговорились они что ли? И все же придется подыграть, не стоит ее разочаровывать. Обойдется куда дешевле, чем уговаривать оскорбленную в лучших чувствах капризную личность и потом терпеть ее надутый вид и нескончаемое нытье за столом.»
— Странно, — с притворным удивлением громко сказала она, обходя комнату по кругу. — И куда же она подевалась? Никак не найду. Может быть, здесь? — Катя приоткрыла дверцу шкафа и заглянула внутрь. — Нет… здесь ее точно нет. А ну-ка, посмотрим под кроватью…
На самом деле она уже давно заприметила у большого, во всю стену, зашторенного окна сиротливо притулившуюся тумбочку из натурального дерева, точь-в-точь такую, которая стояла у изголовья Наташиной кровати. Раньше ее здесь не было.
Катя приблизилась к тумбочке вплотную, сделав вид, что оказалась рядом с ней совершенно случайно, и положила руку на полированную поверхность.
— А-а! Вот ты где! — разыграв удивление, сказала она. — Хитрюга…
Казавшиеся абсолютно незыблемыми стенки тумбочки внезапно поплыли, словно воск под палящими лучами жаркого солнца, углы сгладились и распрямились, а затем вся конструкция стремительно вытянулась вверх и практически мгновенно превратилась в очаровательную девочку лет десяти, с заливистым смехом бросившуюся в объятия матери.
— Ну, ты, Наташка, даешь, — искренне восхитилась Катя.
— Правда, здорово получилось?
— Правда, — с улыбкой ответила Катя, ничуть не кривя душой. Метаморфоза и в самом деле была близка к совершенству. — А теперь быстро в душ, одеваться и завтракать. Мы едем к дедушке.
Она ласково похлопала дочь по упругой теплой попке, подталкивая к двери.
— Ура! Уроков не будет! — воскликнула Наташа и, вовсю шлепая босыми ногами по полу, выбежала в коридор, где чуть не столкнулась с заспанным Роном.
— Привет, па! — громко крикнула она, прошмыгнув в ванную перед самым его носом.
Рон недовольно нахмурился.
— Опять не успел, — объявил он, завидев выходящую из детской Катю.
— Сам виноват. Нужно было сразу вставать, а теперь жди, когда освободится.
Однако, Катя прекрасно понимала, что недовольство мужа связано не столько с тем, что ему в который раз приходится ждать своей очереди под дверью, сколько с тем, что дочь снова разгуливает нагишом, нисколько не стесняясь присутствия в доме взрослого мужчины. Несмотря на то что тема соблюдения приличий поднималась неоднократно. Что поделать, в этом вопросе Рон редкостный зануда, а дочь то ли делает вид, то ли действительно не понимает сути предъявляемых ей претензий.
— Опять не соизволила одеться, — буркнул Рон, кивая на дверь в ванную. — А ты ей попустительствуешь.
— Не ворчи, — вздохнув, ответила Катя. — Прекрасно ведь знаешь, что нагота в нашем обществе — явление более чем естественное, это способ существования. Посмотрела бы я на тебя в тот момент, когда ты вздумал бы сменить человеческий облик на форму, скажем, того же ледяного льва. Или еще лучше — демона. Причем, не вылезая из брюк и рубашки. Не догадываешься, что осталось бы от твоей одежды? А уж про обратную метаморфозу я вообще молчу. Так что воспринимай нашу дочь такой, какая она есть. Другой жизни у нее не будет.
«И другого общества тоже, — мысленно добавила она. — Кстати, чета Харрисов смотрит на проблему воспитания сына аналогичным образом, поэтому волей-неволей, но Рон со своими старорежимными замашками пребывает в явном меньшинстве. Даже при условии, что дядя Леша его поддержит. Тоже ведь динозавр еще тот. Хотя его мнения по этому вопросу никто не спрашивает, а сам он не имеет дурной привычки вмешиваться в чужие семейные дела.»
— Все равно, правила поведения в человеческом обществе надо соблюдать, — упрямо заявил Рон.
— Так то в человеческом, — сверкнула глазами Катя. — Не забывай, мы не люди. И наша дочь тоже.
Рон насупился и отвернулся.
