Навигатор не отозвался и не вышел. Мистер Смоллет отдал Сильверу пустой стакан и открыл дверь кабины.
– Мэй?
Навигатор сидел с раскрытым компом на коленях.
– С «Испаньолой» говорил, – пояснил он. – Алекс, плохи наши дела. Глянь, что Крис прислал. С зонда получено.
Мистер Смоллет пригнулся, рассматривая картинку на экране. Мимо него в кабину протиснулся Хэндс.
Космолетчики с минуту молчали. Затем капитан забрал у Мэя комп и поставил его на «камеру жизни». На экране был виден ствол дерева с лохмотьями отслаивающейся коры, хилый кусточек, сухие метелки травы, а за ними – две скульптуры на постаментах.
Мэй вышел из кабины и сел на корточки перед компом. Навигатор ткнул клавишу, и картинка сменилась: мы увидели скульптуры вблизи. Двое молодых обнаженных парней. Один едва стоял – ноги подгибались, руки безвольно повисли, голова падала к плечу; другой рвался бежать и кричал. Новая картинка: лица. Джойс и Хантер. Как живые, только из белого камня с дымчатыми прожилками. Джойс, видно, был ранен и терял сознание, а Хантер дико кричал от боли и ужаса, и его неслышный, но физически осязаемый крик наполнил салон нашего глайдера, мурашками пробежал по спине, холодом дохнул на затылок.
– Что в городе? – спросил мистер Смоллет.
– Ничего, – ответил навигатор. – Жителей на улицах мало, все тихо. Зонды прибыли недавно, поэтому если что было ночью, мы этот праздник упустили.
– Что говорит Крис? – Хэндс рассматривал лица охранников на экране.
– Полагает, что охраны уже нет в живых. И едва зонды обнаружат статуи сквайра и доктора, мы можем с легкой душой повернуть назад.
Старший пилот задумчиво потер подбородок.
– За полночи сваять скульптуру невозможно. Превратить людей в камень… м-м… затруднительно. Так как, черт возьми, это сделано? – рыкнул он. – Мэй! Что думает Крис?
– Он понятия не имеет.
– Джим, – Хэндс обернулся ко мне. – Что твой приятель?
– Молчит, собака.
– Мистер Смоллет, это похоже на то, что делают Чис?.. Черт!
– Нет, – быстро ответил за капитана Сильвер. – Совершенно не то.
– Слепки, – сказал побледневший при упоминании Чистильщиков капитан. – С живых людей делают слепки. Затем форму заполняют раствором, и он застывает. Форму убирают, остается скульптура.
– Ты веришь в это? – настороженно уточнил Мэй.
– Не очень, – признался мистер Смоллет. – Что еще Крис нашел?
– Дом правителя. Вот он, – навигатор коснулся клавиатуры.
Деревянная хибара. Два окна затянуты мятой пленкой, на крыше лежат груды сухого тростника – или чего-то похожего на тростник; дверь завешена палаткой. Рядом с окном прорезана бойница, и из нее овальным черным глазом глядит ствол какого-то оружия.
– Бортовой станнер, – сказал Мэй. – Лучемет поставили в Риме, а станнер приперли сюда.
– Почем ты знаешь, что здесь живет правитель? – спросил Хэндс.
– Народ ходит мимо и кланяется дому.
– А «Бен Ган» поют?
– Пока нет.
– Дальше, – велел мистер Смоллет. – Где может быть сквайр?
– В любом из жилых домов.
Мэй снова ткнул клавишу, и экран показал нам дома: белесо тлеющие коробки в семь этажей, с ничем не закрытыми окнами. Ни одного растения не цеплялось за стены, не росло на крышах. Ничуть не похоже на заполоненный джунглями заброшенный Рим.
– В доме правителя – ни души, – добавил навигатор. – Проверено.
– Где может происходить нечто важное?
– На перекрестках. Специальных площадей нет, парка – тоже. Один маленький садик, где статуи нашей охраны.
– Только две? Других нет?
– Нет. Зато… – Мэй пролистнул на экране картинки – деревья, трава, жалкие кустики. – Вот. Полюбуйтесь.
На истоптанной траве лежало алое перо с желтым пятном. Измятое, потрепанное – и очень похожее на перо энглеландской Птицы. Мы с Сильвером одновременно подались ближе к экрану.
– Оно? – спросил «бывший навигатор» у меня.
Я кивнул.
– Вот вам и Птицы для сквайра. – Сильвера передернуло. – А самих Птиц зонды показали?
Мэй отрицательно качнул головой.
– Видимо, их прячут.
– Еще что-нибудь? – спросил мистер Смоллет.
– Было, – сказал Мэй, снова листая картинки. – Не то, не то… Ага.
Вдоль белесо тлеющей стены дома брели две низкорослые дряблые старухи с жидкими седыми волосами; позади них размашисто шагал статный мужчина лет сорока пяти с пышной шевелюрой и окладистой бородой. Старухи были обмотаны серыми тряпками, а он – в ярких одеждах цвета пламени, украшенных нашитыми на ткань перьями Птиц. В своем одеянии он сам походил на огромную Птицу. И какой здоровущий! Кто он – богатый вельможа, с детства кормленный как должно? Или вообще нездешний? Например, отставший от корабля risky fellow?
– Правитель? – предположил Хэндс.
– Вряд ли, – ответил Мэй. – На «Испаньоле» смотрели в движении; он обогнал старух и пошагал дальше, а они не поклонились. Лишь подались к стене, уступая дорогу. И потом долго таращились вслед.
– Он вооружен? – Старший пилот увеличил изображение. – По виду не скажешь. Хотя кто знает, что под тряпьем укрыто… Похож на военного. Гвардия правителя.
– У правителя на доме нет ничего яркого, и ни одного пера, – возразил Сильвер. – Это иная служба. Хранитель Птиц, например. Или наоборот, пожиратель.
– Он один такой в городе? – спросил я. – Крупный и разодетый?
– Пока замечен один, – ответил Мэй.
– Дай-ка нам сплошной ряд, – попросил мистер Смоллет.
На экране пошло видео: старухи едва ковыляли на нетвердых ногах, франт в ярких одеждах стремительно нагонял. Летящий по воздуху зонд показывал всех троих с высоты, затем снизился – очевидно, по команде с «Испаньолы». Нашитые перья поблескивали, хотя света от домов было немного, а рассвет в городе едва занялся.
– Ну-ка… – Мистер Смоллет остановил видео и дал сильное увеличение; обмотанная красной тканью грудь франта заняла весь экран.
Стало видно: перья нашиты не абы как, а в виде RF-иероглифов.
– И что у него на брюхе значится? – спросил Том.
– «Все дороги ведут в Рим», – ответил Хэндс. – Джим, ты смыслишь в перьях. Погляди: они свежие или старые?
Я уткнулся в экран.
– У многих поврежден очин…
– Чего? – хором спросили Том и Мэй.
– Очин – нижняя часть стержня у пера. Он пустой внутри, белый. Видите? Эти расщеплены, здесь кончик отломан. Красивая часть пера называется опахалом. Ее верхняя часть жестче и плотней, но уже разлохматилась; нижняя – пуховая, изрядно облезшая. По виду, этим перьям не один год.
– «Все дороги ведут в Рим», – повторил Мэй, размышляя, – и парк со статуями у них именно в Риме. Там же лучемет и нелетающая тварь на крыше. Город заброшен не вчера, но и наш перьевик одежку носит не новую. Алекс, во что это складывается?
Капитан не ответил; тяжело осел в кресло, прикрыл глаза.
– Про крышу-то помолчал бы, – с досадой заметил Хэндс. – Крис отслеживает перьевика? Коли не сыщем Правителя, придется иметь дело с ним.
– Следят, – виновато сказал Мэй, наблюдая за капитаном, которому стало нехорошо после слов о нелетающей твари. – Перьевик вошел в дом и завалился спать.
– А глайдер нашли? – спросил Том. Он встал рядом с мистером Смоллетом и положил руку на его седую голову.
– Глайдер в центре города. Пустой.
– Дай взглянуть, – сказал Хэндс.
Мы увидели короткое видео: тускло освещенная изнутри машина стояла на перекрестке длинных прямых улиц. Рядом не было ни души, и белесо светились в предрассветных сумерках дома. Зонд облетел глайдер по кругу, нырнул сквозь мембрану в салон. Здесь были разложены три кресла – свидетельство мирной ночевки. На одном из сидений стояла аптечка и термос, на полу валялся ботинок. Дорогой, из тисненой кожи – с ноги мистера Трелони. Иной одежды не было видно. По крайней мере, пленников не раздели, как погибших парней с «Эльдорадо».
– Да, Крис, слушаю тебя, – откликнулся на вызов Мэй. Побледнев, обернулся к мистеру Смоллету: – Зонды в городе сдохли. Наш спутник тоже.
