Я не стала уточнять, на что он намекает.
– Сеньор Освальдес… – осторожно спросила я, – а что именно он у вас попросил?
Список навел меня на мысль, что Нордвелл и правда затеял совершить самоубийство.
Но компьютер продолжал считать, что он в относительном порядке и я, в конце концов, выбросила из головы. Он мне не муж, не брат и не другой родственник.
Да и уже в том возрасте, когда люди сами могут себя контролировать.
Наверное.
Но посматривать на биосканер продолжила. Вдруг что-то пойдет не так…
Разговоры Освальдеса все сводились к его прошлым успешным сделкам и путешествиям в дальние колонии, те самые, которые видят торговые суда, может быть, один раз за целое поколение. Судя по рассказам, жизнь контрабандиста никогда не была спокойной…
Я слушала, кивала, но в ответ помалкивала. Недавние наши с Нордвеллом приключения, может, и достойны были устного изложения, да только история-то еще не закончена, и пока не известно, какая ее часть должна оставаться секретной.
А об остальной моей жизни, пожалуй, и сказать-то нечего. Гранит науки на Фелице, каникулы на Эсмеральде, плаванье с маской.
Можно было бы пересказать парочку из тех историй, что когда-то поведал Джо Мартинес. Но тогда мы оба были пьяны, а на трезвую голову эти байки уже не казались такими забавными…
К концу недели в зале полетного контроля, в каютах, в отсеках, везде на борту правила тишина.
Тишина натягивалась, гудела, готовая не то лопнуть атомным взрывом, не то задушить нас, всех кто был на корабле. И первым не выдержал Освальдес. Однажды утром он постучал ко мне в каюту и потребовал, чтобы я поговорила с мужем. Скоро нужно будет готовить борт к переходу, понадобится помощь Нордвелла, а он не откликается на сетевые вызовы, стук в дверь и сигналы громкой связи.
Я представила, чем это может кончиться, но собрала волю в кулак и все-таки пошла к нордвелловской каюте. Хотя и была уверена в провале.
Дверь приоткрылась, в щель стало видно угрюмую небритую физиономию обитателя каюты. Он несколько секунд щурился, разглядывая меня, потом все-таки узнал:
– А, офицер Родригес… входи. Давай, входи…
Я вошла, осторожно высматривая признаки почти двухнедельного запоя. Но в каюте было прибрано, койка убрана в технологическую нишу. На столике, на полу, у душевой капсулы – везде было чисто. Как будто здесь и вовсе никто не жил.
Нордвелл отстегнул от стены и катнул мне кресло-поплавок. Тоже приглашение. Сам присел у переборки прямо на пол. Несколько секунд так и просидел, зажмурившись. Потом спросил:
– Что?
Я пожала плечами:
– Освальдес беспокоится. Мы выходим к Гелиосу, ему нужна помощь.
– Освальдес, значит… – кривая ухмылка. – Ну что ж. Надо ему помочь, раз ему нужна помощь. И раз он беспокоится.
Прозвучало это с легкой иронией, но какая разница. Уже хорошо, что хоть дверь открыл.
– Я если честно, тоже немного… – призналась я. – Ты плохо выглядишь.
Похмелье людей не красит обычно, но у моего пирата, не как у других людей. У него – аристократическая бледность сквозь щетину, темные круги под глазами и странное, не то дурашливое, не то злое настроение.
– Я пил. Алкоголь. Ты когда-нибудь пила алкоголь?
Вспомнились не к месту обнимашки с Мартинесом.
– Ну, я же все-таки студент… – прозвучало, как будто извиняюсь. Да и наплевать.
– Студент… ты училась в школе? Или это были сетевые курсы?
– Школа была на соседнем острове, – обрадовалась я возможности сменить тему – мы ездили туда на лодке. Три дня в неделю жили там, в специальном детском корпусе, три дня – уроки по сетке. Но тебя же не это интересует?
– Я никогда не учился так, как ты. Уроки… задания, наверное… игры.
– Но ты много знаешь.
Это было странно. Образование – фундамент общества. Хотя о чем это я. Где Нордвелл, и где общество.
– Знаю. Да. Пришлось… Так что ты хотела мне сказать?
– Что Освальдесу скоро понадобится твоя помощь. А еще, что мы не заметили никаких подозрительных переговоров в этой части пространства…
Он махнул рукой:
– Знаю. Следил. Сетка открытая…
– Эй, ты в порядке? Я спрошу у Освальдеса, может тут есть какая-нибудь нормальная аптечка?..
– Да мне нельзя это все. Ничего, Реми. Ничего, через пару часов буду в порядке…
Я усомнилась, но как оказалось, совершенно напрасно. Примерно через час с небольшим Нордвелл появился в зале полетного контроля бодрым и свежим. Хотя следы утренней мрачности с его лица исчезли не до конца. Он мог обмануть кого угодно, но я-то уже давно за ним наблюдаю, привыкла.
Караулили нас у самого входа в туннель – мы были начеку, и только потому нас не разметало по космосу жалкими кусочками протоплазмы.
Как потом пояснил Освальдес, нашему кораблю попытались сбить настройки зеркальных полей, заставив отказаться от маневра и уйти на одну из немногих доступных орбит. Им это почти удалось – шкала модулятора в какой-то момент скакнула в красную зону так, что сработал звуковой сигнал.
Я уже морально готовилась, что нам придется принять неравный бой, но сеньор Освальдес хладнокровно вырубил пищалку, и что-то скомандовал Нордвеллу на том варианте разговорного языка, который понимают лишь грузчики и технические специалисты узкого профиля.
И мы не вылетели из туннеля, не разбились и не сошли с курса. Мы даже немного еще ускорились – меня вдавило в кресло и мотануло влево.
Нордвелл затейливо ругался сквозь зубы, рядом снова что-то пищало, но мы уже были в червяке, а значит достать нас не смог бы даже какой-нибудь случайно оказавшийся рядом бог.
Может, перед началом маневрирования, мне надо было остаться в каюте – нервы, наверное, были бы спокойнее. Но упустить возможность понаблюдать за гиперпереходом из самого первого зрительского ряда я не могла. Теперь-то пожалела, но кто знал, что «уход в червяка» поначалу похож на ускоренное падение к полюсу планеты?.. наперегонки с неизвестно, какими врагами.
Оживали доселе темные шкалы. Зажигались предупреждения. Что-то пищало на разные голоса. Чтобы избавиться от этого мельтешения я стала смотреть на руки Нордвелла – они, откликаясь на команды Освальдеса, по очереди перезапускали сбоящие системы. Системы перезапускались, шума становилось меньше. А потом мой взгляд сам переместился на его лицо. И я поняла, что на этот раз – обошлось. Нордвелл азартно улыбался и был так увлечен нашим управляемым падением в туннель, что, пожалуй, взорвись рядом бомба – не заметил бы.
Переход завершился за считанные минуты, но работа у пилотов на этом не закончилась. Нужно было быстро и экономично уйти с траектории возможных встречных судов, высчитать курс к здешней разгонной станции, протестировать все системы судна, во избежание возможных проблем. И пилоты работали. А я размышляла о том, что теперь.
В смысле, что мы теперь будем делать? Куда полетим? Как вернемся?
По тону обоих мужчин я понимала, что мы еще не выпутались из этой переделки, но не хотела лезть под руку с несвоевременными вопросами.
Так что в какой-то момент я просто ушла. Полюбовалась по сетке видом на здешний вариант Гелиоса, совсем не похожий на «наш». Гигантская экзопланета оказалась слишком синей, и у нее не было спутников – только два тусклых, хотя и больших по площади, кольца.
Я брела по страховочной галерее между грузовыми деками – слушала голос двигателя, ла Вспоминала.
Сегодня я вдруг увидела Нордвелла по-другому, как будто он, как я или Луис, просто человек. Обычный. Со слабостями, ошибками, недостатками. Хотя, о его недостатках я была в курсе с первого момента нашего знакомства. Да и о слабостях, если подумать. Насчет же ошибок…
Трюмы, в которых находятся контейнеры, опечатаны до порта назначения. Но их соединяют пустые, довольно длинные переходы, и я брела по ним, наматывая круг за кругом, пока мне, наконец, не послышались шаги. Меня догонял Нордвелл.
