К счастью, принимать решение ему не довелось, потому что Со шагнула на подиум, где на протяжении всего шоу терпеливо сидели Матари и Вору.
– Мы благодарим джедаев, – сказала канцлер, блиставшая в длинном платье из наношелка. Ее голос, раздаваясь из динамиков, отражался от зданий, которые окружали площадь у гавани. Улыбаясь, она обвела взглядом толпу: мастерский прием, рассчитанный на то, чтобы заглянуть в как можно большее число камер. – Как здорово, что вас здесь сегодня так много. Граждан из Ядра, из Внутреннего и Среднего колец, и, конечно, жителей пограничья, новых членов нашей галактической семьи. – Она развела руки вширь, как будто видела перед собой всю Республику.
Возможно, так и было.
– Ибо что мы и кто мы, если не семья? Нас много, но все мы взаимосвязаны. Братья, сестры, защитники, соклановцы, любимые и друзья… – На последнем слове Со повернулась к Иларек, сидевшей рядом с послом Тиссом; королевские гвардейцы стояли тут же неподалеку, выстроившись на платформе сзади. Регаса наклонила голову в знак понимания.
– Одни из вас прибыли издалека, другие живут рядом, – продолжила Со. – Но мы все едины. Мы все – Республика, и эта выставка – для всех нас. Сам этот день – для всех нас. Вместе мы испытаем много нового. Вместе мы познакомимся с чудесами, свезенными с разных секторов. Живописью. Музыкой. Театром. Инновациями. Они принадлежат нам и позволяют нам стать ближе. Это возможность понять друг друга; осознать еще раз, какой вклад мы вносим в дело Республики. Каждый из нас. Это наша эпоха. И она только начинается.
Над гладью озера разнесся рев двигателей. Толпа вытянула шеи, вглядываясь за спину канцлера, за ворота. Стоявшие на платформе сановники – и Стеллан тоже – повернули головы и увидели эскадрилью сайклорианских «Небесных ястребов», которые мчались вперед; их огни мигали на фоне заката. И «Ястребы» были не одни. Стеллан увидел, что вместе с ними летят как минимум три «Вектора» – не часть пилотажной группы, а машины сопровождения, которые прибыли с судоверфей; следовало надеяться, что одну из них пилотирует выздоровевший Белл Зеттифар. На сей раз, однако, на «Векторы» никто не обратил внимания. Все завороженно глядели на невероятный «Инноватор», который уже был на подлете. Голограммы, что Стеллан видел на Корусанте, тоже впечатляли, но сам корабль просто поражал воображение. Длинный, с коническим носом, он напоминал новенький наконечник стрелы. Корпус был белый, словно клык акуловепря. Приподнятую часть ближе к корме усеивали многочисленные датчики: благодаря знакомству с чертежами Стеллан знал, что там располагался командный центр, в лучах солнца его широкое обзорное окно отбрасывало белые блики. Это был самый большой корабль из всех виденных Стелланом, он далеко превосходил размерами и «Зарю Корусанта», и флагман джедаев – «Невозмутимость». Но самое главное: это судно типа «Элита» не было ни линкором, ни разрушителем; оно было пионером. После показа на выставке кораблю предстояло отправиться в экспедицию для исследования и картографирования прежде неизведанных областей космоса, причем он был лишь первым из целого флота научных судов. В то время как «Звездный свет» и планируемая канцлером сеть маяков должны были поддерживать и защищать, «Инноватор» и его собратья имели цель раздвигать горизонты.
Республиканские истребители пронеслись над головами, за ними проследовали «Векторы». Когда они пролетали, Стеллан потянулся Силой и уловил тень присутствия Индиры Стокс, а также легендарного Портера Энгла. С ними был кто-то еще, Стеллану доселе не знакомый – джедай помоложе, который мог быть только Беллом Зеттифаром. Итак, юноша уже выбрался из бакта-камеры и снова сидел в кабине истребителя, где, следовало полагать, компанию ему составляла зольная борзая, о которой Стеллан так много слышал. Стеллан просиял. Это был хороший день. Не только для Республики, но и для джедаев. Конечно, теперь, несмотря на все страхи, которые породил налет на Сайклор, ни у кого не останется сомнений, что Республика под надежной защитой. Нигилы пытались захватить «Инноватор», и пожалуйста – вот он, заходит на посадку, а идеально отлаженные репульсоры точно опускают его на плавучий док, специально возведенный для размещения корабля на время выставки. Джедаи в который раз доказали, что Сила с ними. Вместе с Республикой они способны совершить все что угодно, несмотря ни на какие препоны. Свет на их стороне, ныне и навсегда.
Когда «Инноватор» опустился на платформу, послышались радостные крики. Толпа вопила и рукоплескала, заглушая двигатели «Небесных ястребов» и «Векторов», которые сделали разворот и снова помчались к ним.
Но еще громче зазвучал голос Со, который гремел из динамиков и транслировался на каждую планету в Республике и за ее пределами.
– Ничто не доставляет мне большего удовольствия, – экзальтированно проговорила она, широко разведя руки, – чем объявить Республиканскую Выставку на Вало открытой. Это наша Республика, друзья мои, наша семья. Дух прогресса. Дух демократии. Дух единства.
Все было выверено до секунды. Как только канцлер закончила речь, группа истребителей пронеслась над толпой, и каждый пилот повернул рычажок в своей кабине. Из скрытых канистр потянулись струи цветного дыма, окрасив небо в белое и золотистое, а из расставленных на площади динамиков грянул специально написанный гимн. Музыка нарастала, и платформа с канцлером начала плавно подниматься в небо, наконец открывая доступ к вратам, на которых теперь красовались голографические буквы. Последние слова канцлера, ставшие девизом всей выставки, были начертаны огромным шрифтом, чтобы видели все: ДУХ ЕДИНСТВА.
Стеллан вновь посмотрел на подиум, на Лину Со, которая со слезами на глазах глядела, как народ… ее народ… потоком устремляется в парк. Несмотря ни на что, несмотря на темные дни, наступившие после Великого бедствия, несмотря на заявления, что из идеи Республиканской Выставки ничего не получится, она доказала, что все ошибались. В этот миг Стеллан уверовал, что канцлер может все. Пройдут столетия, и жители Галактики будут вспоминать этот день как поворотный момент, задавший ход истории Республики, и сам Стеллан был счастлив, что джедаи оказались там, где им и положено быть, – в самой гуще всех этих событий.
Глава 22
Лаборатория
Лодену Грейтшторму снилось, что он вернулся в прошлое. На миг он оказался на Эльфроне, где мчал верхом на стальце по ржавой равнине, а сзади на таком же скакуне ехал Белл. Юный падаван весело смеялся, косичка развевалась на ветру, у ног стальца бежала Искра.
Лоден вдохнул горячий воздух Эльфроны, представил себе запах знаменитой похлебки из девяти яиц, кипящей на кухне у Портера Энгла, и тут почувствовал укол в шею.
Он проснулся в камере пыток.
В этом, конечно, не было ничего нового. На самом деле это быстро стало нормой. Мучения он терпел с того самого дня, когда угодил в плен к Маркиону Ро. Сломанная нога зажила, но боль осталась, так что он не мог ни сосредоточиться, ни сбежать. Ни воззвать к Беллу.
«Я здесь, мой ученик. Я все еще жив».
Что само по себе было спорным вопросом. Действительно ли он жив? По-настоящему? В иные дни он сомневался. В иные думал, что сошел с ума. Имел на то полное право. Доктор – этот плаксивый чадра-фэн, этот трусливый садист, – по очереди убил всех пленников, одних прямо в камерах, других на глазах у Лодена, чтобы тот видел, как жизнь гаснет в их глазах, чувствовал в воздухе запах их крови. Он смотрел, как они умирают, и ничего не мог поделать.
Лоден Грейтшторм был джедаем, но сейчас он был беспомощен, как новорожденный.
Эта мысль днем и ночью переполняла его негодованием.
Со времени своего пленения он провел в лаборатории неведомо сколько дней, пристегнутый к металлической дыбе. Строгий курс медикаментов лишил его и сил, и сна. Только лишь он начинал отключаться, вот как несколько минут назад, – и тут же в его шею вонзалась игла шприца. Снова щелчок. Снова шипение. Снова огонь по жилам, заставляющий проснуться. Он даже не мог закрыть глаза. Веки были подняты специальным механизмом, голова удерживалась в тисках. Он не мог ни крутить шеей, ни хотя бы отвернуться от мигающего света, от быстро меняющегося калейдоскопа красок, из которых одни были знакомы, а другие казались новыми, как будто он забыл эти оттенки. И все время из летающих динамиков раздавалась какофония криков и шумов, неприятных звуков природного и искусственного происхождения. В самом начале своего заточения Лоден поймал один из этих динамиков: прекрасный, головокружительный миг, когда ему удалось сконцентрироваться и воззвать к Силе. Он крепко стиснул устройство и раздавил его, порезав щеку пластиковыми обломками. Против той боли он не возражал. Та боль напоминала, что он что-то изменил в окружающей обстановке. Что показал себя. Что еще сохраняет хоть какое-то подобие контроля.
