Люций стоял перед ней, не прикрытый даже одеждой, но отнюдь не беззащитный, о нет — облаченный безграничной волей, которую черпал из неизведанных колодцев. Волей чрезмерной, вне человеческих рамок.
Как же она забыла. Он никогда не сдается и никогда не останавливается. Не умеет.
Его можно сломать, не исключено, что до основания, но не передавить.
Только что она не сомневалась в своей правоте, на ней была броня, за спиной — войско. Он же был защищен лишь своей яростью. И она разбилась об эту ярость, как волна о камень.
Гневное божество, потревоженное в своей обители, глядело обвиняюще-грозно. Как она могла ворваться сюда, лязгая доспехами, и привести с собой грубую земную силу. Людей. Ей захотелось закрыть за собой двери, заслонить его и себя от всех глаз, снова сделаться одной из них двоих, пусть отделенных от всего мира, но единых между собой — однако здесь было его святилище и распоряжался он. Ничто больше не подчинялось тут ее воле.
— Как ты мог так поступить со мной, — Электра усилием воли сбросила с себя морок и сделала несколько шагов внутрь его логова.
Он, кажется, даже не заметил строй вооруженных легионеров. Не удостоил их заметить.
Дверь с шипением закрылась за ее спиной, отрезая от всякой поддержки. Остались только он и она.
Как дрожат руки и колотится сердце. Что же, я его боюсь? Нет. Вот еще. Не за себя. Боюсь того, что он может сотворить — с собой и с другими. Она встряхнулась. Может быть, тебе лучше было бы оставаться в хрустальном гробу, дорогой мой.
Шумоподавляющая завеса была отдернута, помещение преобразилось. Конечно, он уже работал вовсю. И, конечно, здесь виртуально присутствовали капитаны главных кораблей, был развернут веер экранов, какие-то графики, диаграммы, вытащены информационные файлы в непонятных ей кодировках. Все это сверкало, переливалось, вспыхивало режущими глаз огнями. Серая тихая палата превратилась в сверкающую драконью пещеру. С экранов смотрели знакомые встревоженные лица — Аэций, Ливий, Елена — кого она успела выхватить взглядом. Люций не глядя махнул рукой и все экраны исчезли.
— Какого дьявола, Люц. Вот просто — какого дьявола.
От злости ей хотелось вцепиться в него и трясти.
— А какого дьявола я нашел флот и своих людей в таком состоянии. Где моя охрана? Где мой Фульк, что с ним?
Это был удар, и она его пропустила.
— Ты же видишь статус — «мертв»! — Она отвела глаза, отошла в сторону. Привычно оперлась о пустую теперь капсулу.
— Твою охрану я убила. Фульк погиб во время операции по твоему спасению.
Люций на мгновение прикрыл глаза. Провел рукой по лицу.
Он все молчал, и она чувствовала, как в грудь втекает холод, как если бы это ее укладывали на долгий сон, в криостаз. Минуты капали, как ледяная вода.
— Я. Оставил тебе горестную поклажу, чтоб ты ее хранила, а не уничтожала. Что мешало тебе спокойно сидеть на «Люцифере» под охраной моих капитанов? Как ты могла сотворить с флотом и моими людьми такое?
— С людьми? Люц, не прикидывайся, что тебе не плевать на людей.
Знакомая пренебрежительная гримаса, руки скрещены на груди.
— Куда ты тащишь Второй, не хочешь объяснить? У нас война, если ты не заметил. Ты что, снимаешь защиту с Праматери?
— Заметил! Провожу необходимое перестроение, вы же столпились на орбите как стадо баранов. Не переводи разговор, Диана! Я тебя просил об одной простой вещи — одной! Проверить информацию о Тарквиниях. Не ввязываться в дела с ними. Не вести с ними задушевных бесед. А потом — поберечь мой флот. Что тут непонятного? Не знаешь, что такое депозитум?
— Пришлось, спасибо тебе, узнать!
— Что сложного было просто ни во что не вмешиваться? Капитаны бы тебя защитили. Аэций подтвердил, что они приходили к тебе с таким предложением!
— Все же прислал меня сюда как передвижной букет? Для красоты?
— Прислал, чтобы меня тобой не шантажировали!
— А кольцо — тоже для красоты? Помолвочное, да?
— Ну ты подумай! Ты же из нас двоих умная.
Оскорбительное и очевидное предположение осенило мгновенно, даже странно, что она не поняла этого раньше, сразу.
— Повесил меня на свой драгоценный флот, как гирю? Чтобы сенат увяз в бесконечных прениях и никому не смог передать управление.
— Бинго!
— Пошел мной как пешкой, значит. — Она опустила глаза, уперлась взглядом в матовую поверхность криокапсулы. Вот здесь погибший на Земле Арминий Гракх тер ее своей перчаткой. Теперь понятно, что пытался стереть малую царапину, случайно оставленную ее перстнем. Сапфир был тверже плексилена. — Это нечестно. Хочешь сделать мне обиднее, лишь бы не говорить спасибо?
— За что тебе сказать спасибо? Где Малак? Где Ллир? Где «Криос», «Цефей», «Элефсина», «Энлиль»? Почему на «Кроносе» и «Немезиде» повреждения от перегрузок и команды практически небоеспособны? Как ты могла с ногами и копытами полезть в то, в чем абсолютно не разбираешься?
— За Малака поблагодарить можешь… — сгоряча она чуть не выпалила «Квинта и Конрада», но вовремя прикусила язык. Первое правило — не подставлять третьих лиц. Друг другу они могут сделать что угодно, так было всегда, но нельзя вовлекать посторонних. Мало ли, что придет в голову Люцу. Она ведь так и не успела разобраться, что за несчастный случай произошел с Симоном Тарквинием.
Вот так она знает Люция. Вот так она доверяет ему. На пороге огромной войны с неведомым врагом.
— Молчишь? Сказать нечего? Первый бой с настоящим врагом и вы его чуть не проиграли вчистую! С целой армадой кораблей! С «Люцифером»!
— Не проиграли же! — Адресовать такой упрек персонально ей было несправедливо, и горечь уступила место злости. — Можешь сказать мне спасибо хотя бы за то, что я тебя дохлого с Луны вытащила! Где ты оказался по причине собственной безграничной гениальности!
— Раздолбав всю Луну при этом и подставив мой флот и капитанов под пушки Тарквиниев?
— Да, представь себе, бросив на кон собственное доброе имя и шкуру! Разгребая последствия твоего идиотизма!
— Что ж, еще раз спасибо тебе за то, что так хорошо постаралась. Я могу вернуться к своим делам?
Электра стащила с пальца тяжелое кольцо с синим камнем, сжала его в кулаке напоследок. Острые грани впились в ладонь. Она не смогла выбрать, швырнуть ли в лицо и разбить эту равнодушную линию губ, или прицелиться во что-то бьющееся, что разлетелось бы на тысячу осколков, поэтому просто аккуратно положила перстень на крышку капсулы.
— Возвращаю. Тебе пригодится.
Она заметила тень растерянности на его лице, и бешенство хлестнуло ее с новой силой. Вот сейчас она окажется виновата, сейчас у него дрогнут губы, роли перевернутся и это она, а не он, будет жестокая и несправедливая. Надо бежать, пока она еще чувствует свою правоту. И все-таки не удержалась и мстительно добавила:
— Приготовься рассказать сенату, какие дела тебя связывают с Анной Ариадной Лицинией. Предательницей Рима и римского народа.
Люций не нашел, что ответить, и как-то нерешительно протянул руку за кольцом.
— Пока.
Она попятилась, отвернулась от него, прерывая зрительный контакт, чтобы не добавить что-то еще. Что-нибудь уж совсем лишнее. Хватит, последнее слово осталось за ней. И так уже зря помянула сенат, хотела же не вовлекать посторонних. Удивительно, как это он пропустил такую подачу и не поддал ей еще и за это! Ослаб, наверное, пока в гробу лежал. Или просто не успел.
Какая-то заноза царапала ее, не давая уйти. Несоответствие, ошибка. Боги, да весь их разговор сплошная ошибка, и еще неизвестно, как выбраться, дверь ее больше не слушается. Дракон вернулся в свое логово и выйти отсюда без его дозволения нельзя. Вот он стоит, стиснув кольцо в пальцах, и ярость поднимается в нем, как волна. Может быть, он имеет на нее право. Ведь больше нет «Криоса», «Цефея», «Элефсины»… вот оно!
— Не хочешь рассказать мне про «Элефсину»?
— Что? — он посмотрел как из-под воды. Смесь гнева и растерянности отражалась на мраморном лице. — Какую «Элефсину»?
