– Как будет угодно наследнику Палатону.
– Не можете же вы оставить меня здесь! – кричал Беван, цепляясь за руки зарита, пристегивающего его ремни.
– Мы привезли тебя сюда. Что ты будешь делать дальше – твоя забота, – ответил зарит.
– Но это же капсула!
– Внутри крейсера. Мы запустим его. Несомненно, тебя подберут где-нибудь на орбите.
– Не делайте этого! – Беван боролся с паникой – и от неспособности как следует видеть, и от благодушия зарита.
– Больше мы ничем не сможем тебе помочь. Без пилота мы не в состоянии увезти тебя с планеты. Ты окажешься на орбите, и капсула катапультируется прежде, чем разрушится корабль. В ней ты спасешься от возможных преследователей. А затем окажешься где-нибудь возле маршрутов спасателей Союза. Чего же тебе не нравится?
Беван оглядел стены капсулы.
– Я умру здесь, – пробормотал он, чувствуя, как сжимается его горло.
– Зато окажешься за пределами планеты. Это все, на что мы способны, – зарит помолчал. – Прости, Беван. Больше я ничего не смогу тебе пообещать.
Беван почувствовал, как ремни стянули его грудь и руки, и он повис над полом капсулы, чтобы выдержать перегрузки при запуске крейсера или приземление на орбитальной станции. Инстинктивно он стремился ослабить ремни и освободиться.
Зарит пробежал мохнатой рукой по пульту.
– Мы все проверили. Запасов еды и питья тебе хватит на три недели. Наверняка за это время кто-нибудь услышит твой сигнал и подберет тебя. Это спасательная капсула, она предназначена для выживания.
Беван крепко зажмурился. Когда он открыл глаза, ауры предметов и туман перед ними исчезли. Он увидел направленные на него зеленые глаза зарита.
– Я принимаю вашу помощь, – произнес он, с трудом сглотнув. – Это все, что мне остается.
Зарит кивнул. Шерсть на его щеках встала дыбом.
– Чего же еще! – произнес он.
Окружающий их металл и пластик резко завибрировали. Прозрачные, круглые уши зарита приподнялись и прижались к голове.
– Вскоре начнется запуск, – произнес зарит. – Мне пора идти.
– И мне тоже, – с горьким юмором отозвался Беван. Он просунул руку через ремни. – Спасибо тебе и всем твоим собратьям.
Он скорее почувствовал, чем увидел мягкое, но сильное пожатие существа. Зарит вышел, и люк капсулы закрылся надежной дверцей. Беван задрожал в паутине ремней. Он с трудом переносил перелеты. По пути на Аризар его поддерживало только спокойствие и уверенность Рэнда… и внимание Алексы. Казалось, прошла вечность с тех пор, как они были курсантами, предвкушающими таинственное будущее в странной школе. А теперь ему было нечего ждать.
Он оглядел капсулу. Вид перед его глазами вновь расплылся, и Беван выпалил грязное португальское ругательство, тут же улыбнувшись. Когда-то отец Ломбарди ударил его за это, хотя очень терпимым был этот настоятель сиротского приюта. Всякий человек должен знать границы.
– О чем это ты, Бев, старина? – пробормотал он пересохшими губами. – Где теперь твои границы?
Его сердце дрогнуло, когда он почувствовал движение корабля по рельсам пусковой установки. Капсула за счет установленного на ней гироскопа оставалась в одном и том же положении, независимо от движений корабля. По крайней мере, это давало ему какое-то утешение. Ему не придется провести половину своего краткого путешествия, вися вниз головой в космосе, в котором, впрочем, неясно, где верх, где низ.
Вместилище капсулы – старый корабль – затряслось. Беван сглотнул слюну. Он прикрыл глаза, не желая больше пользоваться изменившимся зрением.
Под его веками взорвался фейерверк – сперва оранжево-красными искрами, затем голубыми и наконец белыми. Как только последние искры потухли, успев достичь внутренних тканей глаза, корабль взлетел, и Беван сжался внутри своей упряжи с искаженным от напряжения лицом. Он протянул руку, как будто желая последний раз коснуться земли прежде, чем самому превратиться в пыль.
Император Чо заполнил собой экран, и его неподвижность была более внушительной, чем движения или жесты. В Чертогах Союза он одевался менее пышно, чем дома, решил Палатон, но тем не менее выглядел, как истинный сын Звездного дома. Свежую кожу его лица покрывала искусно нанесенная сетка золотых крупинок. Светло-зеленые глаза окаймляли темные ободки, как бы создающие пристальный взгляд, проникающий сквозь космос и монитор – прямо в мысли Палатона.
Если бы они встали бок о бок, Паншинеа оказался бы ниже и полнее наследника. В уголках его глаз и рта уже показался веер мелких морщинок, да и отвислый подбородок выдавал возраст. Он выглядел эффектно, так как цвета его роскошных красновато-рыжих волос, поседевших на висках, эхом повторялись в цветах красно-желтого одеяния. Император не приходился Палатону кровным родственником, если не считать самой слабой связи через их Дом, и Палатон даже не думал, что этот чоя может казаться его отцом. Он, как и сам Паншинеа, знал, что между ними существуют более прочные узы, чем узы родства.
Палатон молчал, ожидая, пока начнет император.
Когда император заговорил, связь исказила его голоса, превратив их в почти пронзительный тенор.
– Может, это и хорошо, что улицы столицы заполнили Заблудшие. Иначе… иначе Дома уже послали бы свои войска, и нам пришлось бы воевать, а не бороться с анархией.
– Вы считаете, что введенная цензура – серьезное дело?
– Вполне возможно. Но еще серьезнее тот факт, что Девон из Дома Килгалья объявил Ариата наследником Земного дома. Если Круг и нисходит для нашего Дома, то с каждым днем становится все очевиднее, что Земной дом открыто и законно претендует на престол. Ради этого они позабудут даже о своем обычном нейтралитете.
Палатон не знал эту новость. Значит, Паншинеа получает более подробную информацию, чем он сам… интересно, почему Гатон и Йорана предпочли умолчать? Неужели эта новость – всего лишь подозрение, и Паншинеа в своей обычной блестящей манере уже успел разработать стратегию действий на случай, если подозрение подтвердится?
– Вы предвидели это?
– Боже, конечно, нет. Здравый смысл подсказывает, что предпримут земляне, как только решат действовать, – Паншинеа поднялся с кресла и остановился перед экраном.
– Что будет с летными школами?
– А в чем дело?
– Только что я составил списки трех самых немногочисленных классов, каких еще не бывало со времен эпидемии Проклятого века.
Паншинеа прищурился.
– Опять?
– Значит, в прошлом году курсантов было так же мало?
– Да, – император повернулся, подняв плечо, и встал так, что его лицо было почти не видным на экране. – Мне казалось, что это случайность.
