В больнице мне пришлось провести ещё несколько дней, пока врачи окончательно не удостоверились, что со мной всё в порядке и я могу ходить. Сначала это давалось мне нелегко, но вскоре тело начало восстанавливаться, мышцы окрепли, благодаря ЛФК. Я хотела уехать домой, в свою отдельную квартиру, но родители и слышать об этом не хотели. Они забрали меня в свой дом. Чудесный загородный домик, где я провела свою юность. Но и он мне теперь был не нужен. Мне никто и ничто не было нужно, кроме Тима. О, Господи, как же я хотела вернуться к нему.
И никакой беременности тоже не было и в помине. Это всё оказалось плодом моей больной фантазии. Единственное, что совпадало с реальностью, так это то, что несколько месяцев назад восстановился мой менструальный цикл. Пытаясь найти связь между тем миром и этим, я однажды спросила у мамы:
– Мам, когда у меня начались месячные?
– Это было уже тут, когда ты в больнице лежала. Наверное, месяца четыре назад, ну и, может, ещё несколько дней.
Я мысленно вернулась на родину Тима. Точно, по тому, что я помнила, так оно и должно было быть. Когда здесь моё тело вновь вернулось к нормальному женскому циклу, мои мозги не пропустили этот факт и даже в коме услужливо подсказали воображению, что теперь я могла бы и матерью стать. И разыгравшаяся фантазия убедила меня в том, что под своим сердцем я ношу ребёнка Тима.
Пока я сопоставляла эти факты, мама сказала:
– Ты знаешь, твой капитан, Дэвид, он же первое время по возвращении каждый день навещал тебя в больнице. Как тебя туда положили, так он, спустя несколько дней пришёл к тебе и с тех пор появлялся ежедневно. Я понимаю, он, наверное, просто чувствовал себя ответственным и виноватым в том, что с тобой случилось, ведь он у вас там был главным, но нужно отдать ему должное…
Я не дала ей закончить, перебив:
– А почему не сразу, не в первый день?
– Так, у них же там расследование началось, и со всеми этими допросами ему невозможно было к тебе вырваться.
Я вновь погрузилась в воспоминания. Да, и там я тоже не сразу встретила чудного недокота. Наверное, он появился в моих видениях лишь тогда, когда Войнс впервые навестил меня в больнице. А мама меж тем продолжала:
– Мне Ник звонил, сказал, что они сообщили ему о твоём выздоровлении и он очень рад, передаёт тебе наилучшие пожелания и даже сообщил, что попробует взять несколько выходных, чтобы прилететь и проведать тебя.
Зачем?, – подумала я. Пусть работает себе спокойно.
Я встала из-за стола, за которым мы с мамой пили чай, и ушла на террасу. Села на качелю и, слегка раскачиваясь, закрыла глаза. Знаю, родителей сильно беспокоит моё состояние. Они не могут понять, почему я всё время грустная и вялая. Думают, я так сильно расстроилась из-за того, что так вышло со мной и я не попала на Марс, о чём давно мечтала. Тем более, что это был мой последний полёт. Теперь уже наверняка. После такой травмы, меня никогда не выпустят в космос. Но они не знают настоящих причин. И я им не скажу. Никому не скажу.
Через несколько недель, которые я жила в затворничестве в родительском доме, лишь иногда прогуливаясь в ближайший магазин да на очередные процедуры, меня проведать приехал и сам Войнс. Он как-то пытался связаться со мной по скайпу, но я не хотела его ни видеть, ни разговаривать, потому сделала вид, что не заметила пропущенных звонков и сообщений. Я не в обиде на него ни за что, просто мне плохо. Из окна своей спальни я увидела, как он вышел из машины и направился к нашей входной двери. Я спустилась по лестнице и возле гостиной замерла за прикрытой дверью. Прислушалась, мама пыталась объяснить ему, что я не в лучшем состоянии, но не для того, чтобы он уехал, а для того, чтобы хоть он попытался меня расшевелить, т.к. у них ничего не получается.
– У неё такая тяжёлая депрессия, – слышала я мамин голос.
– Это нормально после случившегося, – отвечал Войнс. – Она сейчас дома?
– Да, Дэвид, я позову её. Подождите тут минутку.
Я не стала заставлять маму идти за мной и сама открыла дверь. Мой капитан встал при моём появлении и улыбнулся:
– Привет, Эмма! Как я рад тебя видеть!
– Я тоже рада, – ответила я.
Наступила неловкая пауза, которую лишь мама смогла разрядить тем, что предложила нам кофе. Мы сидели с ним друг напротив друга и не знали, о чём говорить. Мама же, подумав, наверное, что нас просто стесняет её присутствие, извинившись, ушла к себе. Дэвид подсел ближе и взял меня за руку.
– Эмма, мне не дали выходных, чтоб навестить тебя, поэтому я уволился.
– Не стоило. Такой работой не разбрасываются.
Он опустил голову, рассматривая наш старый ковёр на полу. Его давно пора было сменить новым, но маме он напоминал о каких-то событиях, потому до сих пор красовался в гостиной.
– Я… понимаешь, меня напугало то, что ты не захотела говорить со мной по скайпу, и… – казалось, он подбирает каждое слово, чтобы не сказать лишнего. – Я чувствую себя виноватым.
– Дэвид, Вы ни в чём не виноваты. Это просто случайность.
– Знаю, но всё равно внутри какое-то чувство не отпускает меня. Может, именно из-за него я и предпочёл уволиться, чтобы быть рядом с тобой в этот сложный период. Сейчас мне важнее понимать и видеть, что у тебя всё хорошо, чем знать, что мой банковский счёт регулярно пополняется.
Я забрала у него свою ладонь и уткнулась взглядом в свои колени. И, не знаю, почему, но я впервые с момента выхода из комы, расплакалась. Он обнял меня и прижал к своей груди, а я не стала вырываться, просто позволила себе выпустить наружу всю боль, которую так упорно держала внутри. Дэвид гладил меня по спине и по волосам, приговаривая:
– Плачь, не стесняйся.
И я плакала. Долго, молча, сделав его рубашку мокрой на груди. Услышала, как приоткрылась и закрылась дверь гостиной, – наверное, мама заглянула и вновь ушла. Когда я успокоилась, Дэвид сказал:
– Расскажешь мне?
– Что? – спросила я, вытирая остатки слёз со щёк.
– Всё.
– Я не могу. Не могу. Я…
– Не сегодня, – он понял, что я ещё не готова. – Я завтра приеду, ты не против?
И я кивнула. Не знаю почему, но я была вовсе не против. Наверное, мне просто и самой стало немного легче после того, как я выплакалась. И это облечение теперь ассоциировалось с Дэвидом, а мне так хотелось избавиться ото всей той боли, что я держала внутри, что именно поэтому я и согласилась.
И он действительно приехал на следующий день. А потом и на следующий, и стал приезжать ко мне ежедневно. Первое время мы просто сидели с ним на качеле или в гостиной, но со временем ему удалось заменить маму, которая обычно сопровождала меня на физтерапию и к психологу, к которому я начала ходить раз в неделю. Но я так никому и не рассказала про Тима. Ни своему душевному доктору, ни Дэвиду. Я не могла о нём рассказать, и вовсе не потому, что боялась, будто меня признают сумасшедшей. Я не рассказывала потому, что он был самой большой и глубокой раной в моём сердце. Моей самой сильной любовью. Самым светлым воспоминанием. Пусть и не настоящим, но это для этой реальности он был не настоящий. А для меня… Прошло уже столько времени, а я всё также по нему скучаю. Боже, только ты знаешь, как сильно я скучаю за своим черноглазым инопланетянином. Я бы всё отдала, чтобы только это было правдой, и чтоб никогда не возвращаться сюда. Но шли дни, недели, месяцы. И я ни разу его не увидела, даже во сне.