желаю больше возглавлять стаю. Я мчусь к обрыву и веду за собой миллионы жизней. Мы обречены.
На улице ветрено и сыро. Осень есть осень. Листья отхрустели. Саранск облачился в серый грязный цвет уныния. Хотя дважды уже выпадал снег, но он, как правило, только прибавил грязи. Хочется уже морозов, смены настроения, каких-то изменений.
Я побрела обратно, не найдя в себе силы встретиться с родителями лицом к лицу. У меня много денег, связей, недурная внешность, крутая машина, но все это уже не радует меня. Я хочу спокойствия. Это чувство пропало вместе с Костей. Три месяца его не видно, и я не нахожу себе места. Может, он уехал? Знаю, знаю, так будет лучше. Мне просто грустно.
Марину я поместила в больницу, в наш районный наркологический диспансер. Пришлось приложить массу усилий и потратить много нервов. Она категорически не желала признавать, что она наркозависимая, и лечиться. Я заставила ее силой, слушая ее истеричную исповедь. Она раскрыла мне все тайны: о том, что ненавидит меня, о том, что обманывала и изменяла мне на каждом шагу, о том, что собирается покончить собой. Несмотря ни на что, она сейчас находится на лечении. Это мой долг. Не знаю, поможет ли ей лечение? Сделает ли она какие-нибудь выводы? Но сейчас, ей предстоит нелегкий путь возвращения в нормальный образ жизни. Будет очень сложно, но я, конечно, буду рядом.
Я еду к Марининому дому. Ее мать приготовила необходимые вещи, чтобы я отвезла их ее дочери. У нее, у бедной, уже нет сил, терпеть ее выходки. Я заехала в проулок, осветив фарами подъезд. На лавке сидел парень. Присмотревшись, я поняла, что это Костя. Внутри все зашевелилось. На лице засияла довольная улыбка. «Какого черта он тут делает?» – ругнулась довольно я и выскочила из машины.
– Ну, ты и упертый, парень, – не скрывала я радостной улыбки.
– Нет, я не к Марине, – оправдался он. – Ее мать сказала, что ты сейчас подойдешь.
– Но ведь ты Марину спрашивал? – не верила я. – Не меня же.
– Тебя, – не моргая, смотрел Костя. – Я пришел вернуть долги.
– Мне? – удивилась я. – Ты мне ничего не должен. – Костя пошарил в своем пакете и вынул две бутылки пива.
– Во-первых, я угощаю тебя, – протянул он мне бутылочку и предложил присесть на лавку. – Я смотрю, ты на машине, но можешь ее оставить сегодня, потому что я пришел проститься. Уезжаю завтра, – признался Костя, что меня огорчило. – Во-вторых, прошу прощения за то, что врезал тебе тогда, много чего сказал. Был не прав, в общем, – сделал паузу, отпил большой глоток. Ему явно тяжело было говорить. – Реально, тогда, я был готов разорвать тебя голыми руками. Я был одержим только ей, – развел он руками. – Я думал, что мы с ней все-таки будем вместе. Слепо верил, что она смысл моей жизни, – он растерянно качал головой и пил. – Ты полностью был прав.
– Я рад, что ты разобрался.
Мне не давала покоя мысль, что он куда-то уезжает.
– Что ты будешь делать дальше? – спросил он. – Как ты терпишь все это? – В его голосе чувствовалась жалость, я ухмыльнулась. – Ты ее любишь, – подытожил Костя.
– Я чувствую, что должен оберегать ее. Она не понимает, что делает, – хохотнула я, Костя подхватил.
– Лиля тоже так рассуждала, – продолжил он через минуту, не представляя, как близок он к Лиле и продолжил. – Она ведь любила ее, как ни странно, несмотря на все ее выходки. Она была необыкновенным человеком, даже ее Марина умудрилась предать. – Он снова отпил пива, глядя куда-то вдаль. – Она осталась непонятой многими. Она была особенной какой-то, – говорил Костя тихо-тихо.
– Она пропала, – так же спокойно констатировала я. – Ты хорошо знаешь Лилю? Она была лесбиянкой? – Мне надо было знать, что ему известно о Лиле?
– Нет, – категорически отверг он мою версию. – Может, так казалось. Она была загадкой для всех, но мне удалось разгадать ее, – как заведенный говорил он. – Мне кажется, ближе меня у нее никого не было. Она проговорилась как-то, что ей симпатичен один парень, и, по-моему, это был я,– посмотрел он на меня. – Она безоговорочно доверяла мне, поехала со мной однажды без лишних вопросов. Я изводил ее откровенными взглядами, в шутку, а она так смущалась, – вспоминая, заулыбался он, я тоже улыбнулась. «Он скучает по мне?», – вопросительно ликовала я внутри.
– Нет, она девочек любила, – прикрылась я этим.
– В любом случае, мы этого не узнаем. Просто я чувствую свою вину перед ней – не уберег. Отчасти, втянул в свою игру, не подумал о ее чувствах. Ее больше нет. Представляю, как она надеялась на меня, – он встал и, выдохнув, бросил в урну бутылку, будто бы все оставшиеся воспоминания.
Минуту покурив, Костя вновь начал. – Я сам не пойму, почему так цепляюсь за воспоминания? – Костя неохотно признавался. – Просто, Лиля залезла ко мне в душу. За несколько дней, проведенных вместе, она открыла мне глаза на многие вещи. С ней я снова ощутил спокойствие. Я даже был счастлив, – выяснял он сам для себя вслух, а я чуть не прослезилась. Лиля вырывалась из меня и хотела броситься ему на шею, к его заветной родинке. Неужели это только дружеский порыв? Если да, то у нас полная взаимность. Лиля в мужских компаниях всегда хотела сойти за свою, но, оказывалась лишь объектом шуток. А Костя особенный. Он понял ее. Он разглядел ее девичью душу. Значит, она все-таки была девичья. Я так ему благодарна.
– Ты необыкновенный парень, Костя, – лишь похлопала я его по плечу.
– И ты не плохой, – согласился он в ответ. – Хотя признайся, сначала ты был редкостным говнюком, – протянул он руку для дружеского пожатия. Я не отводила глаз с Кости. Он особенный, родной.
– Куда ты собрался? – тщательно скрывая грусть в голосе, спросила я его.
– Куда-нибудь, – вздохнул он. – Не так просто начать жизнь с чистого листа. Заберу свою мать, и махнем, куда она скажет, – говорил он без энтузиазма.
Немного помолчав, я одобрила его решение. – Я рад за тебя, Костя. Надеюсь когда-нибудь попасть к вам в гости, – горько пошутила я.
– Нет, ты не рад, – покачал Костя головой. – Я чувствую то же, что и ты – грусть, пустоту и отчаяние. Что это? – удивлялся Костя. – Ты стал мне близок за несколько дней, и сейчас очень тяжело от того, что приходиться расставаться, – взглянул он мне в глаза. – Ведь так?
– Да, что-то невидимое нас объединило, – поддержала я, – но у нас разные дороги, – отвернулась я, чувствуя тошноту от этих откровений. Что мы распустили нюни?
