Дано позабытое чувство страха нахлынуло волной бесконтрольной дрожи, тело моментально покрылось липкой отвратительно испариной, когда за спиной раздался хриплый, смутно узнаваемый голос, прозвучавший в унисон вкрадчивому шелесту электромагнитного затвора:
— Ну что, Генрих, вот мы и встретились вновь.
Он буквально онемел, мышцы вдруг спонтанно расслабились, превращая грузноватое тело в подобие мешка, набитого плотью.
Не было сил скосить глаза на экран заднего обзора, — воспоминания одно за другим рванулись из темных глубин памяти, и он вдруг понял, что сейчас, в эту минуту, может рухнуть все, к чему он так упорно стремился на протяжении двух десятилетий.
— Не забыл, значит, мой голос. Похвально.
— Что… Что ты хочешь?..
— Задать тебе пару риторических вопросов.
Генрих все же не удержался, скосил глаза на миниатюрный стереомонитор.
Фрайг… Это был ОН. Такой же молодой, беспощадный, уверенный в себе, как и два десятилетия назад.
В криогенной камере не стареют, — пришла тоскливая, похожая на смертный приговор мысль.
— Не можешь поверить своим глазам? Да, в каком-то смысле ты оказал мне услугу, сдав полиции. Теперь ты жирный, трясущийся и старый, а я по-прежнему молод. И, вопреки твоим ожиданиям, не развожу цветочки в поселении реабилитационного центра на Кьюиге. Двадцать лет… Это очень много Генрих, но в нашем деле нет срока давности, верно?
— Ты убьешь меня? — Сиплый вопрос вырвался вместе с выдохом, сам собой.
— Не знаю. — Жестко усмехнулось изображение в стереомониторе. — Руки, конечно, чешутся. Только я спрашиваю себя: какой толк пачкать хорошую машину твоими мозгами? Не слишком ли легко ты хочешь ускользнуть от возмездия?
— Анжи, времена беспредела прошли. — Хрипло выдавил Генрих, в наивной, нелепой попытке повлиять на призрака, материализовавшегося, как худший из ночных кошмаров, на заднем сидении его «Гесселя».
Отказался от охраны идиот… Поверил в собственную неприкосновенность?.. — Подумал он, с усилием выдавив из пересохшего горла несколько тщетных фраз:
— Ты на Аллоре, Анжи, а он изменился… Теперь тут не стреляют по ночам. Давай смотреть на вещи трезво… — Доргаев говорил, глядя на свои побелевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в подлокотники водительского кресла. — Может я и виноват перед тобой, но ты же понимаешь: в моих силах урегулировать все вопросы и недоразумения… я готов загладить ошибки прошлого…
— Маленькая поправка, Генрих. — Ствол больно надавил на затылок. — Речь идет не об ошибке. Ты сознательно сдал меня, а потом похлопотал, чтобы памятью твоего компаньона занялись военные. Ты вышел сухим из воды, отправив меня в криогенный гроб, на двадцатилетнее промывание мозгов. Могу тебя расстроить: я оказался исключением из правил. Что-то не сработало в их системе, и моя личность осталась со мной.
Генрих едва сдержал рвущийся наружу стон.
Он слишком хорошо помнил их совместный «бизнес». Анжи был убийцей, отморозком, каких надо еще поискать на дикой Окраине; он же всегда стремился выбраться из криминальной среды, встать выше ее. Собственно события двадцатилетней давности были направлены именно на это — завязать с диким бизнесом, сохранив полученные от него деньги, и начать карьеру политика.
— Я дорого заплатил за твое кресло в Управлении Колониальной Администрации. — Словно прочитав его мысли, жестко произнес Фрост. — И ты вернешь мне этот долг с лихвой. Ну а что касается беспредела, — все в этом мире относительно, вот увидишь. И ты будешь принимать самое деятельное участие в реинкарнации прошлого. — Все же двадцать лет информационного прессинга не прошли для разума Анжи бесследно, — он перемежал свою грубую речь такими словами, которых раньше попросту не знал, но это, к сожалению, не меняло сути его намерений.
— Если что-то пойдет не так, как я спланировал, клянусь: Аллор захлебнется в крови. А теперь давай, поехали.
— Куда? — Хрипло спросил Генрих.
— У меня назначена встреча на десять вечера. С группой молодых ребят, которым не по нутру тихий и благополучный Аллор, как и вся Окраина, которую вы поделили между собой. От кого ты получаешь деньги?
— Промышленная группа «Эхо». Мощнейшая корпорация Окраины.
— Теперь будешь работать не за деньги, а за свою жизнь. На меня. К Фрайгу все промышленные группы, поехали.
* * *
Он все еще надеялся на чудо, когда «Гессель» съехал со скоростной трассы на дорогу, ведущую прочь от города к небольшим поселениям агротехнических станций.
Ствол пистолета больше не давил на затылок, но Генрих незримо ощущал его, хотя и начал немного успокаиваться: в конечном итоге, Анжи не убьет его, а постарается использовать в своих интересах. Может быть все обойдется, если, конечно не злить Фроста…
Генрих включил дальний свет. Они оба помнили ту пору, когда здесь под порывами ветра волновалось янтарно-желтое море аллорских Лактиний — ядовитых для человека растений, образующих густые, непроходимые заросли. Теперь по обе стороны от дороги простирались возделанные поля, принадлежащие какой-то частной агротехнической фирме.
На приборной панели Гесселя моргнул и погас красный индикационный сигнал.
Ага… Вот ты и попался Анжи… — Подумал Доргаев, заметив, как автоматически включилась система спутникового контроля. Он покинул пределы города, и бортовой компьютер послал соответствующий сигнал на пульт централизованной охраны. Сейчас меня начнут вызывать на радиочастоте. — Генрих незаметно коснулся сенсора, отключив связь.
Лишь бы они правильно истолковали мое молчание. — В эти минуты он готов был молиться, чтобы на его поиски послали людей из специального отдела, а не обыкновенных блюстителей порядка. Если они налетят с воем сирен, светом прожекторов и проблесковыми вспышками своих мигалок, Анжи точно застрелит его. Риск был огромен, но Генрих уже потерял ощущение реальности. Все стер затопивший сознание страх. Не разум управлял событиями, — наоборот, обстоятельства влекли рассудок в пучину, в точности, как это зачастую бывало два десятилетия назад. Да, именно так… время будто бы вернулось назад, вновь окатывая его волнами бесконтрольной дрожи. Вцепившись в манипуляторы ручного управления «Гесселя», Генрих в эти секунды вспомнил все: ночные поездки, осунувшееся лицо, изматывающую бессонницу, трупы конкурентов…
…Высоко в небе, на миг затмив звезды, промелькнула беззвучная тень флайбота[1], двигавшегося в режиме антигравитационной тяги.
Генрих уловил этот спасительный знак, и чувство внезапного облегчения смешанное с ужасом, который не отпускал ни на секунду, воздействовало на него как оглушительный удар, — руки стали ватными, а мочевой пузырь едва не расстался со своим содержимым.
