— Ти фсе рафно будешь непобедимый и живой… Ти не будешь мертфый… Мама говорила мне, что нифрит побеждает сталь… Да… А вода еще есть?
— На воду…
— Тихо-тихо-тихо — он шевеливается…
— А ты не бубни над ним-то… Зачем ты бормочешь?
— Я не бормочешь — я говорю ему…
— Джей, что вы расшумелись?
— Папа, он шевелится… Застонал…
— Ну, и что вы, куры, кудахчете?!
— Сам ты…
На меня смотрело узкими щелками глаз женское лицо с широкими скулами и слегка обветренными губами…
— Привет, Страний, — сказала девушка с пучком черных волос на голове. — Ти уже здесь? Э-э-э-э?
— Аюми… — Я почти выдохнул это слово, и моментально на меня навалилось ощущение боли и пустоты… Ощущение потери…
— Да… — Девушка слегка улыбнулась. — Ти мэня узналь? Значит, все…
Вокруг лица японки, которое было единственным солнцем, взошедшим на моем небе, виднелся каменный потолок с вырезанными полосами от следов вырубки камня.
— Где полковник? — спросил я, медленно возвращаясь к действительности.
— Там, — она закивала, — там, в комнате с едой.
Вдруг чуть выше лица Аюми появилось сосредоточенное лицо Хмурого.
— Привет, Странный, — сказал он, поджав губы. — Как чуешь организм?
— В порядке, — сказал я, ощущая лихорадочное потряхивание конечностей.
— И то ладно, — кивнул он.
— Мы не в поезде? — спросил я.
— Поезд уехал, — мрачно сказал Машинист, — мы в надежном месте, все в порядке.
— Уехал без тебя? — удивился я, насколько мне позволяла трясучка.
— Я приказал, — махнул рукой Хмурый, — тебе нельзя сейчас на вокзал, как я думаю… Не стоит тебе туда…
— Я же сказала тебе, поезжай, все в порядке, я справлюсь! — раздался под сводами пещеры женский голос.
— Джей, вот тебя-то на кой хрен понесло в Ржавые Пески со своими джигитами?
Хмурый был определенно недоволен.
Я смог слегка повернуть шею и увидел хрупкую фигурку темноволосой девушки с веснушками и вздернутым маленьким носиком. Она чем-то напомнила мне Сибиллу, только на вид ей было лет двадцать, не больше. И вновь накатил приступ пустоты. Пустоты и боли…
— Пап, ну хорош уже! — Девушка сверкнула голубыми глазами. — Я тебе все рассказала — и про рейд, и про то, что в Сети прочла про поезд…
— Джей! — Хмурый говорил резко, но негромко. — Ты вот эти выкидоны оставь! Что я матери скажу? Я сто раз тебя предупреждал, чтобы ты в Ломоть Сыра не совалась, — здесь отморозков — как блох на цербере! Ты хочешь тут сгнить на песке? А про нас с матерью подумать — это тебе в голову не приходило? Ты хочешь, чтобы я в каждом рейсе психовал: а вдруг моя девочка тут между камнями приключений себе на задницу ищет?
— Па, все же нормально, чего ты пузыришься? — отмела она слова Хмурого решительным жестом. — Стрелять умею не хуже, чем ты, мозги есть, слава богу… Ребята со мной не какие-нибудь, сам знаешь… Хотела тебя встретить — ты не рад, что ли?
— Рад, до посинения, — проворчал Хмурый, хлебнув из фляги. — Тут такое было… Тебя вот не хватало… Сама же видела концовку… Познакомься, Странный, — моя дочь непутевая… Джей…
Девушка подошла ко мне и протянула руку.
— Джей Джокер, — произнесла она. — А ты, говорят, Странный?
— Говорят… — вздохнул я, с трудом приподнявшись на локтях и протягивая руку.
— Это который Пастух Глюков, что ли? Тот самый? — Она с любопытством разглядывала меня.
— Не знаю уже, — сказал я, — тот самый или только название одно…
— Страний, кушать будешь? — заботливо спросила Аюми.
— Спасибо, пока нет, — вздохнул я, чувствуя приступ тошноты.
— Поесть надо, — безапелляционно сказала Джей и удалилась.
— Она тебя почти из-под глюка вытащила, пока мы все на песке валялись, — сказал Хмурый, и я поглядел вослед этой хрупкой девушке с уважением.
— Она услышала, что наш поезд застрял, — решила меня встретить, — продолжил Хмурый. — Совсем очумела, по Ржавкам шляться… Эх… — он вздохнул, — молодость…
Вернулась дочь Хмурого, за которой торопливо шагал полковник. Джей поставила передо мной миску с бобовой похлебкой, от которой шел ароматный запах, да такой, что тошнота враз прошла.
Полковник подошел и крепко сжал мне здоровое плечо.
— Привет, — сказал он, заглянув мне в глаза. И это было единственное слово, сказанное им.
— Привет, — ответил я, взяв горячую алюминиевую ложку и принимаясь за еду.
Мы находились в одной из многочисленных пещер Ломтя Сыра, оборудованной Охотниками местных кланов под убежище. Отряд Джей подоспел вовремя: когда улетели «Гепарды», багровый глюк и не собирался уходить — он сожрал двух шахтеров и почти подобрался к столу с лежащими без сознания людьми. Я валялся ближе всех, так как отрубился в попытке противостоять ему. Благо Охотники были опытные и кто-то из них смекнул, что по этому глюку можно шарахнуть из микроволновой пушки. И благо она у них была портативная — не пришлось устанавливать. Глюку это не понравилось, и он ушел. Ушел, унеся с собой жизни Йоргена, Сибиллы и еще двух человек…
Азиз и Дронова предпочли уехать с поездом, чтобы затеряться в Лихоторо, — и я не винил их за это. Напротив — я предпочел бы сейчас остаться совсем один, чтобы ни одна живая душа не видела меня в таком дерьмовом состоянии… Я хотел окаменеть, как Ирина в моем видении, спрятаться, закопаться под землю…
Одно можно было сказать точно — группа «кси-516» окончила свое существование, как ей это на роду было написано… Нет Охотников, не стало гида… Оставались, конечно, полковник и Аюми, но… Я чувствовал, что меня тоже нет… Давно мне не было настолько безразличным присутствие нормальных доброжелательных и сильных людей, к которым я так всегда стремился…
Я провалялся в пещере почти сутки, спасибо заботам Хмурого, Джей, Аюми и полковника: они кололи мне нейролептики, витамины и вливали в рот дорогущее красное вино для нейтрализации радионуклидов после атаки глюка. Все сошлись во мнении, что встреча с этим типом глюков чаще всего оканчивается летальным исходом. Только появление отряда Джей, желающей встретить Хмурого, смогло спасти ситуацию хоть как-то.
Я был благодарен за помощь… Благодарен и в то же время безразличен — несмотря на такую человеческую заботу и поддержку, я давно не чувствовал себя ТАК одиноко на Марсе. Даже не так… Не одиноко: пусто и бессмысленно… Я вяло реагировал, больше молчал, что на меня совсем не похоже. И даже не от боли или душевных мук, а просто потому что говорить было лень и по большому счету не о чем.
Молчал полковник, почти молчал и Хмурый. Аюми старалась говорить со мной о разных позитивных вещах, но я чувствовал, что ей самой тяжело от всего, что на нас обрушилось.
