Я был благодарен за помощь… Благодарен и в то же время безразличен — несмотря на такую человеческую заботу и поддержку, я давно не чувствовал себя ТАК одиноко на Марсе. Даже не так… Не одиноко: пусто и бессмысленно… Я вяло реагировал, больше молчал, что на меня совсем не похоже. И даже не от боли или душевных мук, а просто потому что говорить было лень и по большому счету не о чем.
Молчал полковник, почти молчал и Хмурый. Аюми старалась говорить со мной о разных позитивных вещах, но я чувствовал, что ей самой тяжело от всего, что на нас обрушилось.
Только Джей была невозмутимой и, казалось, не замечала тягостной атмосферы в убежище, а я даже и не пытался ее развеять. Она расспрашивала меня аккуратно, часто добавляя к своим вопросам: «Не хочешь — не говори». Я был благодарен ей за то, что она позволяла мне молчать, рассказывая про местные события, описывая интересные рейды. По вечерам мы пили разбавленный спирт, слушали музыку, и Джей расспрашивала меня про жизнь на Земле. Эта тема меня уже совсем не трогала, и мне было легко говорить про это. Я удивлялся, как в такой молодой и хрупкой девушке сочетается некая угловатость и сила с тактичностью и мягкостью — чувствовалось, что Хмурый был хорошим отцом, хоть, по его собственному признанию, дочь видел редко.
Я, как мог, оттягивал тот момент, когда придется решать — а что я буду делать дальше? Я не представлял, где искать Ирину, да и захочет ли она, чтобы я ее нашел? Жива ли она? Я даже думать об этом боялся… Я напоминал сам себе прибор с перегоревшими предохранителями, который просто перестал работать…
Вулкан Олимп — гигантский объект, и чтобы облазить его вдоль и поперек, уйдут годы. Я попытался связаться со станцией, но частоту, на которой шла трансляция нашего шоу, уже сменили, а Диего на связь не выходил — и, как я понимал, не без причины. Сеть просто захлебывалась в течение пяти дней россказнями, комментами и различными небылицами про меня, нашу группу и происшествие в долине. На моей трансляции было сорвано море денег. Меня обвиняли в цинизме, безжалостном обращении с ни в чем не повинными людьми. На меня насыпалось столько мусора, что даже Управление внешней разведки Марса не отвечало мне по закодированному каналу — все словно исчезли. И у меня не осталось ни капли сожаления об этом…
Хмурый сам подсказал мне оправдание, и я был ему за это благодарен: он сказал, что, пока кипеж не уляжется, лучше мне залечь на дно. Сам он договорился с Машинистами, будто пришлось вернуться на Дохлого Льва по причине заболевшей племянницы, куда он с дочерью и поехал.
Кончился задор, выгорел запал — смысл развеялся прахом по треклятым пустыням этой чертовой планеты…
Я чувствовал даже некое облегчение от того, что остался один: теперь не надо ни за кого волноваться, не надо бороться с невидимым врагом, — а раскрытого разведчика-внештатника легко спишут в утиль кадровой выгребной ямы, да так, что и не вспомнят о нем никогда… Даже и пулю не потратят… Вот и все… Такой вот конец… Целую, жду писем… Прощайте…
Спать — это очень страшно… Это как прыжок в пропасть: увидишь там черную пустоту бездны — или же тебе покажут коктейль из собственных мыслей? Цирк уродцев, танцующих фокстрот под расстроившееся механическое пианино? Я не сплю уже четверо суток, и, честно говоря, не тянет.
А бывает, что какой-нибудь человек, с кровавыми дырами вместо глаз, обернется и скажет что-то… Или просто замычит… Мороз пробирает. Неуютно… Голодно…
Марс имеет плоскую форму диска в силу своей необычности, поэтому и привлекает разведки разных стран.
Все идет своим чередом: спирт, стимуляторы, несколько треков какого-нибудь старья типа «Джуно Реактор», или иногда Йорген просит поставить какой-нибудь тяжеляк. Они долго спорят с Сибиллой, потом сходятся на чем-то одном, и мы слушаем музыку вместе. Я обычно сижу на каменном уступе, над входом в убежище. Он напоминает мне ладонь.
Ровно в семь утра мы встречаем красный блин солнышка: датчики уже с пяти начинают трещать, но нам с Йоргеном это нравится — только Сибилла иногда ворчит… В семь пятнадцать приходит Джей и ведет меня завтракать. Йорген с Сибиллой не ходят почему-то с нами — не знаю, где уж они там едят… Йорген сказал, что они охотятся, а Сибилла ни с того ни с сего прыснула со смеху… Странно они себя ведут…
Но с другой стороны, я понимаю, что каждый сейчас поддерживает себя по-своему, и винить кого-то в этом грех. Когда в последний раз, кажется позавчера, к нам на уступ убежища заглянул дядя Сатана, он так и сказал мне: ты, говорит, Странный, к людям относишься предвзято, по себе судишь! Так, говорит, судить нельзя, как ты! Не суди — и не посадят! Так и сказал.
А Йорген стал с ним спорить, меня защищал — говорил, что у нас, Рыцарей Автомата и Батареек, принято быть друг к другу требовательными! Это наш кодекс, мол, и не волнует! А Сибилла сказала, что нельзя нам сейчас спорить и ссориться, потому что демоны слышат наши разговоры, используя флуктуацию нейтринного поля, и как только поймут, что разлад в рядах, так это… Нападут на нас.
Тут все так загалдели, заспорили — про ангелов всяких, про демонов, — на шум вышла Джей и спросила — чего мы кричим? Я объяснил и, пользуясь случаем, поблагодарил всех за поддержку и участие! Все захлопали в ладоши, а Сатана сказал:
— Мы нуждаемся в продолжении ваших поисков, сэр Странный! Ваши преданные эсквайры готовы следовать за вами, а я уговорю магов вулкана, чтобы они оказали вам поддержку!
— А Йорген с земли Ксанфа и Сибилла из Одиссея будут вашими незримыми попутчиками, — сказала Джей.
Я поклонился с достоинством и ответил.
— Честь, — сказал я, — это все, что у меня осталось, после того как войска Мордреда в союзе с подлыми Саксонцами разрушили Камелот… Луций Арторий Каст потерял свою конницу, а Марк Юний погиб при Филиппах! Но! Мой Эскалибур[10] до сих пор так же разит врагов! И я… Да, я отправлюсь…
— Да здравствует сэр Дэн Странный! — прокричали все.
— Одно лишь днесь омрачает мое чело, — нахмурился я. — Пропал мой боевой конь, и… Я не вижу здесь леди Ирины… Где она, Аид?
— Она… — Он замялся. — Она… вон там…
Сатана указал на соседнюю гору, где стояла глыба черного кварцита, часть которой напоминала женскую фигуру по пояс. Фигура застыла в движении, словно пыталась отделиться от камня.
— Боги милосердные. — У меня все похолодело внутри. — Ее заколдовали! Она шла ко мне, но какой-то мерзавец наслал на нее чары!!! Кто посмел?!!
— Господин мой, — поклонился Сатана, — я сделаю все, чтобы узнать имя этого негодяя, не извольте беспокоиться. Он ее заколдовал — он и расколдует!
