Ленка училась с удовольствием и хватала всё налету. При этом — удивительно! — к спорту она была равнодушна, и все попытки родителей отдать её в какую-нибудь секцию заканчивались одинаково. «Не хочу!» — заявляла Ленка, хватала свою любимую книжку «Волшебник изумрудного города» и делала вид, что полностью погружена в чтение. Впрочем, читать она, действительно, любила.
— Квартира Ермоловых! — звонко сказала она в трубку. — Кто говорит?
Выслушала ответ и крикнула, прикрыв микрофон ладошкой:
— Серёжка, тебя! Какой-то Владимир Алексеевич, — сообщила, передавая трубку. Сердце моё забилось чаще. Я ждал этого звонка и последние несколько дней едва сдерживался, чтобы не позвонить самому.
— Здравствуйте, Владимир Алексеевич!
— Здравствуй, Серёжа! Ну что, ты готов к хорошим новостям?
— Я же бывший советский пионер, Владимир Алексеевич. Даже председатель Совета дружины школы номер тридцать один города Кушка. Так что, всегда готов!
— Тогда слушай. Ты был абсолютно прав. Я попросил Крым, там с погодой получше, чем у нас. Вчера вечером пришёл ответ. Есть двойная звезда в указанном секторе! В точности, как ты говорил. Оранжевый и жёлтый карлики. Расстояние между центрами масс — около тридцати двух астрономических единиц…
Он ещё что-то бодро говорил, но я уже не слушал. Меня переполняло чувство небывалой радости. Гарад! Я нашёл Гарад! Слава Создателю, что он оказался не так уж далеко. Что такое двести тридцать девять световых лет? По галактическим меркам — это совсем рядом. Меньше недели хода для «Горного эха». «Горное эхо», да…
«Создатель, если уж всё так неплохо идёт, сделай, пожалуйста, чтобы, я смог поскорее связаться с Гарадом, — я сам не заметил, как вознёс к небу что-то вроде молитвы. — Пусть „Горное эхо“ будет вовремя достроен и удачно испытан, пусть гарадцы примут решение отправить его к Земле! А дальше…ну, ты понял, дальше посмотрим по обстоятельствам. Главное теперь — установить связь!»
— … мощности наших радиотелескопов недостаточно, — я снова переключился на голос Крата в трубке. — То есть, теоретически мы, конечно, можем поймать радиосигнал, но, если он слаб, лучше использовать для этого более мощный и чувствительный радиотелескоп.
— Например, какой? — спросил я.
— Например, обсерватории Аресибо.
— Это где?
— Пуэрто-Рико.
— Ага, значит, почти Штаты. Это хорошо.
— Почему?
— Думаю, сумею договориться с ними о взаимовыгодном сотрудничестве, — сказал я. — Готовьте программу исследований, Владимир Алексеевич. Едем в Пуэрто-Рико.
Попутно со всеми этими событиями усилилось внимание к моей персоне со стороны прессы. Как говорят в России, шила в мешке не утаишь. Гравигенераторы и сверхпроводимость при комнатной температуре вышли с испытательных стендов на промышленный и потребительский простор, и это не могло остаться незамеченным. Научно-технические новости — одна сногсшибательнее другой начали просачиваться в газеты, на телевидение и радио.
Первый в мире сверхзвуковой пассажирский красавец-самолёт Ту-144, вдруг резко увеличил скорость и дальность, перестал немеряно жрать топливо и вышел на регулярные коммерческие рейсы. Разумеется, благодаря двум гравигенераторам, ускоренно прошедшим всю положенную сертификацию, а затем испытанных на упомянутом авиалайнере.
Еще третьего апреля тяжёлая ракета-носитель «Протон», стартовавшая с Байконура, вывела на орбиту станцию «Салют-2». И сама ракета, и станция были оснащены гравигенераторами. Сам старт и вывод станции на орбиту прошли более чем успешно, гравигенератор на ракете-носителе отработал штатно, подтвердив все заявленные характеристики и даже превысив их. Но затем что-то пошло не так. Со станции перестала поступать телеметрия, возникло подозрение в разгерметизации. Случись это ещё пару месяцев назад, и с «Салютом-2» пришлось бы, скорее всего попрощаться и старт «Союза», на котором к станции должны были лететь космонавты Павел Попович и Юрий Артюхин, отменить. Но теперь, с появлением гравигенераторов, возможности того же «Союза» значительно возросли. Было принято беспрецедентное решение отправить к станции «Союз» и постараться её спасти.
— Если не получится, просто вернётесь на Землю, — помню, напутствовал Поповича и Артюхина Береговой. — Теперь, с гравигенератором, это сделать гораздо проще.
Не стану описывать всю эпопею по спасению станции «Салют-2», хотя она мне известна. Но меня не было на орбите, я не видел всё своими глазами. Подвиг совершили командир корабля Павел Романович Попович, для которого это был второй в жизни полёт, и бортинженер Юрий Петрович Артюхин, для которого полёт был первым.
Это был самый настоящий подвиг, без дураков. Они спасли станцию: устранили утечку топлива с третьей ступени, из-за которой и начались проблемы, восстановили герметичность, починили телеметрию. После чего провели на станции четырнадцать дней, выполнили все запланированные эксперименты (включая эксперименты с использованием гравигенератора) и благополучно вернулись на Землю.
А затем промышленность начала выпускать первые электромоторы, трансформаторы, генераторы и электромагниты со сверхпроводимой обмоткой…
Ну и как вы думаете, сколько ещё можно было скрывать информацию о том, благодаря кому это всё случилось?
Конечно, прежде чем приоткрыть завесу секретности, пришлось взять добро у Леонида Ильича. На этот раз беседовали в кремлёвском кабинете и в присутствии моего старого знакомого — Бесчастнова Алексея Дмитриевича, сменившего к этому времени Андропова на посту председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР (по состоянию здоровья Андропов был отправлен на пенсию, и его дальнейшая судьба была мне не слишком интересна, а точнее сказать — совсем не интересна).
— Ты решай, что со всем этим делать, Алексей Дмитриевич, — сказал Брежнев. — А я поддержу.
— Разрешите высказаться? — спросил я.
— Начинается, — пробурчал Брежнев. — Помяни моё слово, Алексей Дмитриевич, сейчас он нам, как дважды два, докажет, что секретность с его драгоценной личности нужно снимать полностью. Вместе с охраной. Сразу говорю — не бывать этому, — он грозно посмотрел на меня поверх очков.
Бесчастнов едва заметно улыбнулся и сделал вид, что тоже строго на меня смотрит.
— Будь моя воля, Леонид Ильич, я бы вообще не высовывался, — сказал я. — Оно мне надо? Вся эта слава только драгоценное время отнимает. Но деваться и впрямь некуда. Судите сами. Я уже молчу, что гравигенераторы и сверхпроводимость скоро станут обыденностью — такой же, как, допустим, двигатель внутреннего сгорания. И не только для нашей страны, для других — тоже. Иначе просто не получится. Будет очень смешно, когда средства массовой информации на Западе начнут рассказывать про меня всякие небылицы, а мы будем молчать, как в рот воды набрали. Из соображений секретности, которая давно не секретность.
— А они начнут, и очень скоро, — сказал Бесчастнов. — В этом не может быть ни малейших сомнений. По моим данным, господин Такер Ломбарди как раз сейчас готовит большой материал в «Сан-Франциско кроникл». Этот паршивец даже набрался наглости, чтобы обратиться к нам. Конкретно — к Петрову с Бошировым.
— Кто такой Такер Ломбарди? — спросил Брежнев.
— Американский репортёр, — пояснил я. — В крупнейшей газете Сан-Франциско работает. Нормальный парень на самом деле, Алексей Дмитриевич, зря вы так. Наглец — да, но это для репортёра нормально, тем более американского. Он нам хорошо помог в стычке с ФБР. Так чего он хотел?
— Хотел с тобой связаться. Говорю же — он материал готовит. Говорил, если не свяжется, будет вынужден опубликовать непроверенную информацию. Не хочет, мол, чтобы его опередили.
— Вот, — сказал я. — О чём я и говорил.
— Ну да, — буркнул Брежнев, — они и так уже, считай, обо всём знают.
— И мы знаем, что они знают, — сказал Бесчастнов.
— Нужно играть тонко, — сказал я. — Пусть получат строго дозированную информацию одновременно с нашими журналистами. Кушка, клиническая смерть, внезапные прозрения. Про способности вроде лечения руками, и прочее, думаю, вообще не надо — замучают, прятаться придётся. Пусть останется на уровне домыслов.
