Фыркнув, я вылил остатки в стакан. Ткнул пальцем второй мешок. Тот тихо булькнул и завалился набок. Выглядело забавно — как он лежал, а внутри волнами перекатывалась жидкость. Я еще раз ткнул мешок и засмеялся.
До шкафа я добрался, стараясь идти вдоль стенки, потому что пол норовил встать дыбом. Хорошо, что у меня каюта небольшая — от стола до шкафа каких-то пять шагов. Просто наклониться не получалось — я все время заваливался куда-то назад. Сначала это было весело, а потом я разозлился. Рванул дверцу так, что она задребезжала и отъехала в сторону с каким-то странным звуком — наверное, слетела с роликов.
Опустившись на четвереньки, я закопал мешок в шмотки, накидал сверху какого-то барахла, подвернувшегося под руку. Настроение стремительно ухудшалось.
— Да, ревную, — сказал я и сел на пол. — А чего он? Пять суток как сверху, а туда же. Раду ему подавай, ничего себе! Да Рада у нас… Она себе и получше может выбрать. Вот Тор — самый для нее подходящий. Ну поссорились, всякое бывает. Сейчас пойду и помирю их. Она моя младшая сестра — обязана слушаться. Так и скажу: мирись немедленно, дура, а Нора оставь в покое. Все равно тебе от него никакого прока не будет.
Я хотел встать и немедленно идти к Раде, но ноги совсем не подчинялись. Так что я смог доползти только до кровати. Подтянулся, завалился на нее, чувствуя, как все стремительнее кружится голова. Подумал, что надо бы раздеться.
Как ни странно, сил расшнуровать ботинки и стащить рубашку с брюками у меня хватило. Хотя к горлу все время подкатывала тошнота — все же я слишком быстро выпил эту поганую пинту, надо было хотя бы галеты взять для закуски.
Потом лег, попытался вытащить из-под себя одеяло, но не успел. Уснул — как в черную дыру провалился.
25
— Проходи, садись, — предложил Грендель, и я направился к нему.
Сегодня он опять принимал в кресле возле визора. Но на этот раз рядом стоял стул, на который я и примостился. Неуютно мне тут было. Очень. И в голове закопошились сразу тысячи мыслей — все грешки свои, кажется, припомнил, пока глядел в синие глаза Гренделя.
— Ну как, нарейдерствовался? — усмехнулся он.
Я промолчал.
Если будет спрашивать, почему я не спустился в кордегардию, совру. И никакой телепатией меня не взять. Пусть он даже почувствует, что я вру, все равно из меня ничего не вытащит.
Разумеется, решить было проще, чем сделать. Но я твердо намеревался приложить все усилия к тому, чтобы удержать правду при себе.
— Я слышал, тебе довелось применить свой дар даже дважды, — внезапно приступил Грендель к делу. — Расскажи.
Тут мне скрывать оказалось особо нечего, да и не в моих интересах было молчать, поэтому я приступил к повествованию. О том, как чуть не придушил Бена, и о том, как не смог ему помочь, а потом — как смог и как мне стало плохо, и о том, как, спустившись, еще лечил ногу Якоба. Но последнее я помнил совсем смутно, в чем тоже честно признался.
Грендель даже глаза прикрыл, пока слушал. Будто я ему сказку какую рассказывал. В конце я уже подумал, что он уснул, поэтому на той же ноте, совершенно обыденно, сообщил:
— …А теперь, поскольку вы заснули, я пойду себе…
— Ничего подобного, — тут же отреагировал старик. — Я с тобой еще не закончил. Давай еще раз — сначала про то, как вылечить не получилось, потом — про то, как получилось.
Я покорно повторил.
— Почему-то мне кажется, ты о чем-то умалчиваешь, — задумчиво проговорил Грендель, не открывая глаз. — Ну что ж, скажи мне главное: когда ты лечил Якоба, ты уже понял, в чем твоя ошибка?
— А у меня были ошибки? — изумился я.
— Разумеется, — старик выпрямился и взглянул на меня. — Если бы ошибки не было, тебя бы потом не выворачивало. Дар, если с ним правильно управляться, не приносит таких неудобств. Да, случается, устаешь, но дар обычно не вредит своему носителю. Еще можно понять, по какой причине ты ослаб несколько дней назад, когда пришел сверху — ты тогда впервые позволил себе убить, причем дважды — вот организм и требовал с тебя хорошего отдыха. Но чтобы вот так…
— Скажите, Грендель, — медленно начал я, — когда я лечил Маришку, вы ведь чувствовали, как я это делаю. Так что же, по-вашему, я делаю не так?
— Я чувствовал? — он усмехнулся. — А не ты ли бесцеремонно выпихнул меня прочь и отгородился таким ментальным блоком, который я и близко преодолеть не смог?
— Отгородился? Ментальным блоком? — искренне удивился я. — Да я его ставить-то не умею.
— Умеешь, мальчик мой, еще как умеешь, поверь мне.
Я почесал затылок, и в памяти действительно всплыло: мне что-то ужасно мешало, я отпихнул это и постарался больше не давать шанса вмешиваться.
— В общем, милый мой, если действительно хочешь знать свои ошибки, придется тебе в следующий раз меня потерпеть… Итак, вернемся к Якобу. Когда ты лечил его — что ты чувствовал?
— Ничего, — признался я. — Я вообще уже плохо соображал к тому моменту.
— То есть симпатии ты к нему никакой не испытывал?
Я честно постарался вспомнить.
— Наверное, нет. Я тогда, кажется, был ни на что не способен — ни на симпатии, ни на антипатии. Просто знал, что Якобу нужна помощь.
— Надеюсь, ты запомнил это состояние, — проворчал Грендель. — Потому что оно и есть ключ к правильному владению твоими способностями. Ты не должен ни любить того, кого собираешься излечить, ни ненавидеть того, кого хочешь убить. Дар должен работать, как руки и голова: необходимо выполнить задачу — и одновременно включаются мозг и тело. Эмоции — слишком ненадежно, Аденор. Давай-ка попробуем — сумеешь ли ты прийти в нужное состояние. Ничего делать больше не надо — нам сейчас главное закрепить механизм вхождения в рабочую зону, понял?
Нет, на словах-то я прекрасно все понял — чего же не понять-то? А вот на деле…
Прозвенела рында, а мы по-прежнему бились над тем, чтобы ввести меня в правильный транс. Еще через час я чувствовал себя преодолевшим половину пути до Полиса, не меньше. Не сомневаюсь, Грендель запросто мог насильно загнать меня в нужное состояние, но задача-то была иная: научить входить в него самостоятельно и сознательно. Без жалости и ненависти, без злобы и симпатии.
— Давай передохнем, — наконец предложил Грендель.
Сам он, кстати, выглядел так же бодро, словно только что встал с постели. Хотя я ощущал, что и он вкладывает немало сил, погружаясь в мое сознание и стараясь помочь.
Я благодарно плюхнулся обратно на стул и откинулся на спинку. В голове гудело, точно она превратилась в громадный колокол. И я все еще ощущал присутствие в ней Гренделя.
— Блич утверждает, ты спас Бену жизнь, — вдруг сказал он.
Я пожал плечами. Ничего толкового все равно ведь ответить не мог. Потому что скорее всего — да, спас. По крайней мере, тогда я почувствовал четко и однозначно: минут через десять будет поздно. И когда он лежал передо мной — большой, беспомощный, бледный, и белые волосы, рассыпавшиеся по полу, казались совсем…
— Стой! — вдруг приказал Грендель, не отрывая глаз от меня. — Ты кого лечил-то, мальчик мой? Бена или Невена?
Невена, — понял я, — конечно же, я лечил Невена.
— Вот и разгадка, — Грендель пристукнул кулаком по подлокотнику. — Потому тебя так отдачей и накрыло. Ты пытался обмануть свой дар. А он такого не прощает. Пользоваться способностями в своих интересах — да, это нам позволено, но никогда, слышишь, глупый ты мальчишка, никогда больше не пытайся обмануть сам себя! Скорее всего, тебе повезло, что ты остался жив. Могло ведь и не повезти.
Могло, — отчетливо осознал я, — недаром же так скручивало. И сердце билось в горле, и грудную клетку сдавливало, и в глазах темнело, и ноги подкашивались…
Видимо, вид у меня стал какой-то не совсем нормальный, потому что Грендель неожиданно поднялся, сделал пару шагов и притянул меня к себе.
— Ничего, ничего, — ласково шептал он у меня над головой, — все уже прошло. Только не делай так больше, ладно? — маленькие руки Гренделя были теплыми, и его запах чуть-чуть напоминал запах Невена.
