обращение Хелы вокруг нее, ошибся на двадцать минут? Это не просто серьезное упущение, это вопиющий просчет! Хуже того, признак космической рассеянности. Вселенная просто не имеет представления о том, что здесь происходит. Не знает и знать не желает. И даже не знает о том, что не знает.
Если существует Бог, думал он, зачем тогда волки? В концепцию ада и рая они не вписываются, и ни в одной религии нет упоминаний о них.
Шаттл улетал все дальше от собора. Васко уже видел неровный, редко используемый участок Вечного Пути перед «Пресвятой Морвенной». И эта полоса уходила недалеко, упираясь в мглистую бездну Рифта Гиннунгагапа. Васко знал, как переименовали этот каньон местные жители.
Казалось, у края Пропасти Искупления Путь заканчивается. Но на другой стороне ущелья, прямо напротив, дорога продолжалась. Однако сорок километров между краями заполняла лишь мгла. И только когда шаттл взлетел еще выше, упавший под нужным углом свет наконец показал филигрань моста, словно в единый миг возникшего из небытия.
С моста Васко перевел взгляд обратно на собор. По-прежнему казалось, тот стоит на месте, но Малинин обратил внимание, что приметные детали местности, несколько минут назад находившиеся перед собором, теперь очутились позади него. Собор полз медленно, как улитка, но в его движении была неуклонность.
Неужели этот тонкий, хлипкий мост выдержит чудовищную массу собора, позволит ему добраться до другого края Пропасти?
Васко установил по безопасному каналу связь с большим шаттлом, висящим на орбите Хелы. Оттуда усиленный сигнал отправился дальше, на «Ностальгию по бесконечности», ожидающую в стояночной зоне.
– Это Васко, – сказал Малинин. – Мы установили контакт с Аурой.
– Что-нибудь узнали? – спросила Орка Круз.
Васко взглянул на Хоури.
– Кое-что, – ответил он.
На борту «Ностальгии по бесконечности», парковочный сектор, 107 Рыб, год 2727-й
Очнулся Скорпион с ощущением, что на этот раз сон тянулся дольше предыдущего. Клетки артачились, выбрасывали химические сигналы; все тело полнилось болью, с трудом возвращающегося к обычному метаболизму. Клетки вели себя как ленивые рабочие, неохотно берущиеся за инструменты и готовые бросить их под любым предлогом. Их можно было понять – на своем веку они с лихвой натерпелись дурного обращения.
«Ребята, вы не одни такие, – послал им Скорпион утешительную мысль. – Нейронные сети тоже явно не в ударе».
Он покопался в памяти и довольно легко вспомнил свое пробуждение в системе Йеллоустона, когда увидел жуткие следы деятельности волков: оставшиеся от Йеллоустона руины, выпотрошенные и сожженные орбитальные анклавы. Вспомнил и спор о судьбе беженцев с уцелевшего шаттла. Он выиграл схватку, отстояв шаттл, но проиграл сражение. Его поставили перед выбором: сдать командование и превратиться в пассивного наблюдателя или снова лечь в криокапсулу. По сути, и то и другое означало переход власти над кораблем к Малинину и его союзникам. Но холодный сон, по крайней мере, избавил Скорпиона от необходимости наблюдать за этим процессом. Слабое утешение – но он был рад и такому.
И вот его разбудили опять. Скорее всего, за прошедший срок статус не изменился, Скорпион тут по-прежнему на птичьих правах. Но теперь он может, по крайней мере, надеяться на перемену в ситуации.
– Ну что? – спросил он Валенсина, который производил необходимый комплекс анализов. – Я снова обманул вашу статистику?
– У вас, Скорп, были неплохие шансы на выживание, но это не значит, что вы бессмертны. Если еще раз ляжете в эту капсулу, то, скорее всего, уже не выйдете из нее.
– Помню-помню: десять процентов.
– Я надеялся вас подбодрить.
– Неужели вообще никаких шансов?
Валенсин кивнул на криокапсулу:
– Надумаете замораживаться – требуйте, чтобы ее покрасили в черный цвет и прикрутили ручки.
Состояние здоровья Скорпиона действительно соответствовало кладбищенскому юмору Валенсина. Большинство ощущений вряд ли можно было назвать болезненными. Казалось даже, это не побочные эффекты криосна, а результаты простого течения времени – как будто свинья и вовсе не ложился в капсулу. Но зрение и слух ухудшились. Он почти ничего не видел боковым зрением, и даже в границах прямой видимости предметы стали расплывчатыми и зернистыми. Свинья напрягал слух, пытаясь расслышать Валенсина за гудением комнатных кондиционеров. Он прошелся и обнаружил, что быстро устает и высматривает местечко, чтобы присесть и перевести дух. Снизилась работоспособность легких и сердца. Сердечно-сосудистая система гиперсвиней создавалась исключительно в коммерческих целях, а именно для максимально упрощенной пересадки. По этой же причине сердце и кровеносные сосуды оказались не рассчитаны на долголетие. Запланированное устаревание, так это называлось.
Когда «Ностальгия» улетала с Арарата, ему было пятьдесят. И оставалось пятьдесят во всех смыслах: он прожил считаные недели своего субъективного времени. Но погружение в криосон и размораживание отняли семь-восемь лет жизни – процесс безжалостно разрушал клетки. Проведи свинья это время на ногах, живи он вместе с экипажем корабля, результат был бы хуже, но вряд ли намного.
Как бы то ни было, он все еще жив. И в общей сложности просуществовал дольше любого известного сородича. Означает ли это, что Скорпион вытянул счастливый билет свиньи-долгожителя? Он сильно сдал, но назвать его ходячей развалиной было бы преувеличением.
– Так каковы результаты? – спросил он Валенсина. – И где мы находимся? Насколько я понимаю, уже добрались до Сто Седьмой Рыб. Или вы разбудили меня только для того, чтобы сообщить, как плохо сказывается на моем здоровье процесс разморозки?
– Мы в Сто Седьмой Рыб, и вам придется кое-что наверстать.
