Валенсин помог Скорпиону подняться со смотровой кушетки, и тут Скорпион заметил, что оба медицинских серворобота наконец сломались. Теперь они стояли по обеим сторонам двери и служили вешалками.
– Мне не нравится ваш тон, – сказал Скорпион. – Сколько лет прошло? Который сейчас год?
– Две тысячи семьсот двадцать седьмой, – ответил Валенсин. – И я сам не в восторге от происходящего. А еще, Скорпион, я вам должен кое-что отдать.
– Что?
Валенсин протянул ему согнутый кривой белый обломок, похожий на гладкий кусок льда:
– Вы держали это в руке, пока спали. Должно быть, ценная вещь.
Что-то было не так, но что именно, никто ему не говорил. Скорпион глядел в лица собравшихся, стараясь понять, в чем дело. Здесь были все, кого он ожидал увидеть: Круз, Эртон, Малинин. А еще несколько начальников, которых он прежде не знал. Хоури тоже присутствовала. Наконец он сообразил, кого здесь не хватает.
– Где Аура? – спросил Скорпион.
– С ней все в порядке, – ответил Васко. – Жива и здорова. Недавно я ее видел.
– Нужно рассказать Скорпиону, – сказала Хоури.
Она постарела, отметил Скорпион. На лице прибавилось морщин, в волосах – седины. Ана теперь стриглась коротко, челка едва доходила до бровей. Сквозь поредевшие волосы просвечивала кожа.
– И о чем же вы собираетесь мне рассказать?
– Доктор Валенсин вам что-нибудь говорил? – спросил Васко.
– Сказал, который теперь год. Больше ничего.
– Скорп, в ваше отсутствие мы сделали что смогли. Нам пришлось принимать непростые решения.
«В мое отсутствие», – подумал Скорпион. Как будто он ушел и бросил их на произвол судьбы, когда в нем очень нуждались.
А ведь и впрямь – такое чувство, словно он виноват, словно уклонялся от своих обязанностей.
– Уверен, вы прекрасно справились. – Он потер переносицу.
Сразу после пробуждения у него разболелась голова. Мигрень так и не прошла.
– Мы добрались до системы Хелы в две тысячи семьсот семнадцатом году, – сказал Васко. – Перелет от Йеллоустона занял девятнадцать лет.
По спине Скорпиона побежали мурашки.
– Но Валенсин назвал мне другой год.
– И не обманул, – ответила Эртон. – Сегодня две тысячи семьсот двадцать седьмой, по крайней мере в этой системе. Мы прилетели сюда почти десять лет назад. Могли бы разморозить вас сразу же, но сочли это преждевременным. Валенсин объяснил, что снова ложиться в криокапсулу вам опасно. Если бы мы вас разбудили десять лет назад, вы бы уже умерли или снова погрузились в холодный сон, практически без шансов проснуться живым.
– Так было надо, Скорп, – сказал Васко. – Ваша жизнь – слишком дорогой ресурс, чтобы тратить ее попусту.
– Ты даже не представляешь себе, как я рад это слышать.
– Поверьте, мы очень серьезно думали, когда вас лучше разбудить. Вы же сами нам говорили: лучше подождать, пока не доберемся до Хелы.
– Неужели я такое говорил?
– Считайте, что наконец добрались. Что касается местного режима – а это церковь Первых Адвентистов, – то для них мы прибыли в систему пару недель назад. Мы улетали и вернулись обратно, развернувшись в ближайшем космосе.
– Почему? – спросил Скорпион.
– Потому что здесь не все ладно, – ответил Васко. – Прилетев сюда десять лет назад, мы обнаружили очень сложную ситуацию. Адвентисты контролируют доступ к Халдоре, периодически исчезающей планете. Чтобы приблизиться к Хеле, нужно получить добро от церквей, но и тогда они не разрешат отправить зонд для изучения газового гиганта.
– У нас полно оружия, мы можем взять необходимое силой.
– Устроить бойню? На Хеле миллионы ни в чем не повинных мирных жителей, не говоря уже о десятках тысяч момио в стояночной зоне. Вдобавок мы не знаем точно, что ищем. Если сразу открыть огонь, можно уничтожить именно то, что нам нужно, или добиться того, что оно нам никогда не достанется. Но если удастся подобраться к Куэйхи поближе, чтобы изучить проблему изнутри…
– Куэйхи еще жив? – удивился Скорпион.
– Да, сегодня мы с Хоури нанесли ему визит, – ответил Васко. – Он затворник, существует благодаря медицинским технологиям. Не покидает свой собор, «Пресвятую Морвенну», и никогда не спит. У него переделан мозг, так что сон не требуется. Настоятель даже не мигает. Все время, каждую секунду, он смотрит на Халдору, дожидаясь, когда мигнет она.
– Значит, он спятил.
– На его месте любой бы спятил. С ним на Хеле случилось что-то ужасное, вот психика и не выдержала.
– В его крови индоктринационный вирус, – сказала Круз. – Неизвестно, когда Куэйхи заразился – должно быть, задолго до того, как прилетел на Хелу. Сегодня здесь целая индустрия занимается этим вирусом: выделяют из него и сплайсируют фрагменты, смешивают его с другими вирусами, прибывшими вместе с беженцами. Говорят, у Куэйхи бывают минуты сомнения, когда он подозревает, что все созданное им – просто бред сумасшедшего. В глубине души настоятель понимает, что исчезновения имеют рациональное объяснение, никакое это не чудо. В такие мгновения он закачивает себе в кровь порцию свежей индоктринационной дури.
