– Привет, друзья, – сексуальным голосом проговорил искин, явно запрограмированный в соответствии с пожеланиями молодых самцов. – Чем могу помочь?
– Моя фамилия Бенедикт, – ответил Алекс. – Мы с моей помощницей занимаемся кое-какими исследованиями. Не могу ли я с кем-нибудь поговорить? Много времени это не займет.
– Могу я поинтересоваться предметом ваших исследований, господин Бенедикт?
– Лесной пожар в тысяча триста шестьдесят пятом году.
– Это было очень давно, сэр. Одну минуту, пожалуйста. Узнаю, на месте ли дежурный.
Дежурный, вопреки моим ожиданиям, оказался миниатюрной женщиной лет тридцати, с карими глазами и каштановыми волосами, в стандартной зеленой форме лесничего. Похоже, она была искренне рада гостям.
– Пойдемте, – сказала она, ведя нас по коридору в офис. – Как я понимаю, вас интересует один из пожаров тысяча триста шестьдесят пятого года?
– А их было больше одного?
Она представилась как рейнджер Джемисон. Чувствовалось, что у нее неукротимый характер: после того разговора я больше никогда ее не видела, но помню рейнджера Джемисон и поныне. Я даже пообещала себе, что найду повод вернуться и увидеться с ней.
Она вывела на монитор несколько цифр:
– Похоже, семнадцать. Конечно, это зависит от того, что считать пожаром.
– У вас в том году было семнадцать пожаров?
– Да, – кивнула она. – Близко к среднему показателю для этой местности. Территория у нас небольшая, но постоянно случаются засухи из-за ветров. К тому же здесь бывает множество туристов, и далеко не все они отличаются большим умом. Часто случаются и удары молний. Летом или осенью любая мелочь может вызвать пожар.
– Меня интересует пожар, случившийся в Приюте Эпштейна.
Она тупо уставилась на меня:
– Прошу прощения?
Ну да, конечно же: мы полагали, что каждый житель планеты знает про лабораторию в Приюте Эпштейна, хотя, вообще-то, я сама ничего о ней не знала еще несколько дней назад. Алекс объяснил, чем занималась лаборатория, кто там работал и что могло пропасть, а также каким образом все это связано с «Полярисом».
– Я слышала о «Полярисе», – сказала она, когда Алекс закончил. – Это звездолет, который исчез в прошлом веке?
– Исчезли пассажиры, а не корабль.
– Да, конечно. Странная история.
– Да.
– И никто так и не выяснил, что случилось?
– Нет.
Ее взгляд на мгновение задержался на мне. Значит, она тоже мало что знала о «Полярисе». Для большинства людей это было не таким уж великим событием.
– И вы считаете, что это связано с пожаром?
– Мы не знаем. Вероятно, нет, но пожар случился сразу же после отлета «Поляриса». – Алекс назвал конкретную дату.
– Что ж, давайте посмотрим, что у нас есть, господин Бенедикт. – Она села перед дисплеем. – Случаи возгорания, тысяча триста шестьдесят пятый год. – Появились данные, и она начала пальцем пролистывать список. – Знаете, проблема в том, что мы не храним подробных данных. А до тысяча четыреста шестого года их совсем мало.
– Тысяча четыреста шестого?
– Не ссылайтесь на меня.
– Конечно не буду. Что случилось в тысяча четыреста шестом?
– Скандал, а за ним – реорганизация.
– Вот как?
– Так, нашла, – улыбнулась она, затем взглянула на экран, вывела новую картинку и покачала головой. – Впрочем, вряд ли это сильно вам поможет.
Она посторонилась, и мы просмотрели данные – в основном технического свойства: время начала пожара, зона, охваченная огнем, оценка ущерба, анализ причин возгорания и так далее.
– Что конкретно вы хотели бы узнать про пожар? – спросила рейнджер Джемисон.
Чего мы хотели? Я хорошо знала Алекса: он исходил из предположения, что поймет все с первого взгляда.
– Здесь говорится, что причина пожара – неосторожное поведение туристов. Насколько можно доверять этим выводам?
Она пролистала запись и пожала плечами.
– Лишь в небольшой степени, – сказала она. – Мы всегда определяем причину пожара, в том смысле, что озвучиваем ту или иную причину. Но… – Она откашлялась и скрестила на груди руки. – Сейчас мы подходим к этому строже. Но в те годы, если ночью ударила молния, а затем случился пожар, причиной указывалась молния, если только какие-либо обстоятельства не указывали на иное. Понимаете, о чем я?
– При необходимости причину могли подделать.
– Я бы не стала так утверждать. Скорее исходили из самого простого варианта.
Она снова улыбнулась, старательно дистанцируясь от рейнджеров тех давних времен.
– Ладно, – сказал Алекс. – Спасибо.
– Прошу, не думайте, будто мы и сейчас поступаем так же.
– Нет, конечно, – успокоил ее Алекс. – Полагаю, сейчас уже не определить, где находилась лаборатория?
– Могу попробовать.
– Где-то на берегу реки, – уточнил он.
Женщина вывела на экран ту же сводку, которую мы видели раньше, и показала на карте реку:
– Это Большая река, примерно в сорока пяти километрах к северо-востоку отсюда. Могу дать вам маркер.
С помощью маркера скиммер мог найти нужное место.
– Да, пожалуйста.
– И еще, возможно, вам стоит поговорить с человеком по имени Бенни Санчай. Он уже давно тут живет и стал кем-то вроде местного историка. Если кто и способен вам помочь, то именно он.
Бенни было уже далеко за сто. Он жил в маленькой хижине на окраине города, за скоплением низких холмов.
– Конечно, я помню тот пожар, – поделился он. – Потом посыпались жалобы на рейнджеров, которые будто бы позволили лаборатории сгореть. Но ее не считали чем-то важным.
– А она была чем-то важным? – спросила я.
Он прищурился, задумчиво глядя на Алекса:
– Наверняка, раз вы спрашиваете о ней столько лет спустя.
Бенни Санчай, низенький и толстенький, был одним из немногих виденных мной мужчин, у кого не осталось ни единого волоса на макушке. Он явно не любил бриться: лицо его покрывала густая щетина, а глаза обложила сетка морщин. Может быть, он проводил много времени, глядя на солнце?
Он пригласил нас внутрь, указал на пару потертых стульев и поставил на огонь кофейник. Мебель была старая, но прочная. В комнате стояли стол и книжный шкаф, проседавший под тяжестью огромного количества томов. Из двух больших окон виднелись холмы. Мое внимание привлекла работающая кухонная плита.
– Если захотите ее продать, – сказал Алекс, – можете заработать неплохие деньги.
– Мою плиту?
– Да. Могу назначить хорошую цену.
Улыбнувшись, Санчай сел за стол, на котором лежали листки бумаги для заметок, груда кристаллов, ридер и открытая книга – «Без иллюзий» Омара Макклауда.
– И на чем я буду готовить? – спросил он.
– Купите соответствующую технику, и этим займется ваш искин.
– Мой искин?
– У вас его нет, – сказала я.
Он рассмеялся по-дружески, словно решил, будто я нарочно сморозила глупость.
– Нет, – ответил он. – Уже много лет.
Я огляделась. Как он поддерживал контакты с внешним миром?
– Мне искин не нужен, – сказал Санчай, бросив на меня взгляд и подперев подбородок рукой. – В любом случае мне нравится быть одному.
Итак, перед нами сидел весьма эксцентричный тип. Впрочем, какая разница?
– Бенни, расскажите, что вам известно о погибшей лаборатории, – попросил его Алекс.
– В этих штуках нет ничего хорошего, – продолжал тот, словно не слышал этих слов. – С ними никогда не чувствуешь себя по-настоящему наедине.
Мне показалось, будто он насмехается над нами.
– Что вы хотели узнать?
– Про лабораторию.
– Ах да. Эпштейн.
– Да, именно.
– Это был намеренный поджог. Пожар начался возле лаборатории как раз в то время, когда ветер дул на восток.
– Вы точно знаете, что это сделали специально?
– Конечно. Все про это знали.
– Но об этом так и не стало известно.
– Все потому, что никого так и не поймали. – Он встал и взглянул на кофейник. – Почти готово.
– Как вы узнали, что это был поджог?
– Вам известно, что происходило в лаборатории?
– Я знаю, над чем они работали.
– Над достижением вечной жизни.
– Вообще-то, – сказала я, – я думала, что они говорили о продлении жизни.
– На неопределенно долгое время. Так они выражались.
– Хорошо, на неопределенно долгое время. И что дальше?
– Многие считали, что это не лучшая идея.
– Например? – Я сразу же подумала про общество Белых Часов.
Он снова рассмеялся. Тон его изменился – теперь он говорил так, будто обращался к ребенку:
– Некоторые не считают, что нам предназначено жить сколь угодно долго. Вечно. К примеру, с точки зрения группы местных прихожан, то, что пытался делать Даннингер – святотатство.
Я вспомнила, что где-то уже слышала об этом:
– Универсалисты.
– Были и другие. Помню, приходили люди из окрестностей, устраивали митинги, писали письма, собирали подписи под петициями, мутили воду. Я всегда думал, что именно из-за этого Даннингер и улетел.
