Колледж находился в шести километрах к северо-востоку от Транквила. Он занимал солидный – акров двенадцать – участок, бо́льшая часть которого пребывала в первозданном состоянии. На этой земле располагались четыре здания в тяжеловесном лицентийском стиле. Множество колонн, тяжелые стены и дугообразные крыши создавали ощущение, что здания простоят века. Землю покрывал нетронутый снег, и мы поняли, что постройки связаны между собой переходами.
Судя по данным из базы, в Мортон-колледже на тот момент имелось одиннадцать учащихся и декан по фамилии Марголис. Колледж готовил аспирантов и присваивал докторские степени по гуманитарным наукам, биологии, физике и математике.
Вопреки нашим ожиданиям, день был ясным и теплым, точнее, холодным, но таким, когда понимаешь, что может быть намного холоднее. На крыше главного здания стояла солнечная батарея, нацеленная в небо. В некоторых окнах горел свет.
Но посадочной площадки не было. Судя по всему, ее засыпало снегом.
– Здравствуйте, – послышался по связи приятный женский голос. – Вы что-то ищете?
– Нельзя ли нанести вам визит? – спросил Алекс. – Моя фамилия Бенедикт, и я подумываю над тем, чтобы сделать пожертвование.
– Алекс, – сказала я, прикрыв микрофон, – если в этом замешан Эверсон, твоя фамилия им наверняка известна. Возможно, не стоило говорить им, кто ты такой.
– Можешь не сомневаться в них, Чейз, – ответил Алекс. – Как только мы войдем в дверь, они сразу все поймут.
– Весьма любезно с вашей стороны, господин Бенедикт, – сказал голос, – но все пожертвования обычно проходят через господина Эверсона. Сообщите вашу контактную информацию, я передам ее.
– Понимаю. Просто мы были рядом, и я еще не решил окончательно. Я надеялся, что вы позволите мне взглянуть на колледж.
– Одну минуту, пожалуйста.
Мы кружили несколько минут, прежде чем голос послышался снова:
– Профессор Марголис побеседует с вами, хотя и не сможет уделить вам много времени. Он встретит вас у пандуса.
Снежный покров к северу от комплекса раздвинулся. К небу поднялись две створки, снег соскользнул назад, и мы увидели подземную посадочную площадку, на которую и опустились, пройдя через толщу снега в несколько метров глубиной. Створки над головой закрылись, и мы оказались внутри.
– Все просто, – сказала я.
Площадка выглядела больше, чем казалась с воздуха. По обе ее стороны стояло еще два скиммера. Мы выбрались из кабины, и голос велел нам идти направо, к выходу. Отодвинулась дверь, за которой открылся туннель. Вспыхнули новые огни.
Марголис был из тех преподавателей, у которого согласился бы учиться каждый: приятная улыбка, дружелюбный вид, голос, подобный журчанию воды по камням. Ему было лет семьдесят – преждевременно поседевшие волосы, аккуратно подстриженная бородка, голубые глаза. Правая рука висела на перевязи.
– Сломал при падении, – объяснил он. – С годами становишься неуклюжим. – Он посмотрел на меня. – Не доводите дело до этого, юная леди. Оставайтесь такой, как сейчас.
Стены были обшиты светлыми деревянными панелями. Я заметила два бюста – драматурга Халькона Рендано и Тариена Сима, – а также портреты незнакомых мне людей. В подобной обстановке инстинктивно хотелось говорить тише обычного.
Профессор показал нам на стулья, представился и спросил, не хотим ли мы чего-нибудь – например, кофе?
Мы не возражали. Он шепотом отдал распоряжение по связи и опустился на жесткий деревянный стул, на вид – самый неудобный из всех, стоявших в комнате.
– Итак, господин Бенедикт, – сказал он, – чем могу быть полезен?
Алекс наклонился вперед:
– Не могли бы вы рассказать о колледже, профессор? Как он работает, чем занимаются студенты и так далее?
Марголис кивнул, явно довольный, что может чем-то помочь:
– Наше учебное заведение полностью независимо. Мы принимаем студентов, которых считаем особо одаренными, даем им лучших преподавателей и, если можно так выразиться, предоставляем им полную свободу.
– Как я понимаю, преподаватели физически не присутствуют в колледже.
– Совершенно верно. Но участники программы предоставляют свои услуги в соответствии с заранее утвержденным графиком. Мы пытаемся создать атмосферу, поощряющую развитие. Как мы выяснили, взаимное общение талантов порой приводит к выдающимся результатам.
– Синергия.
– Именно. Наши студенты получают жизненное пространство, где они могут общаться с себе подобными и имеют доступ к неограниченным академическим ресурсам. Наша цель – дать им возможность контактировать с лучшими умами, которые работают в интересующей их области.
– Со студентов берется плата?
– Нет. Нас полностью финансируют.
Появился робот с кофе и подкатился ко мне. Чашек было две, каждая – с выгравированной надписью «Мортон-колледж» и эмблемой. Я взяла одну, и робот переместился к Алексу.
– Свежеприготовленный, – сказал Марголис.
После холодного посадочного портала – как раз то, что надо.
– Меня интересуют отдельные преподаватели, – сказал Алекс. – Кто участвует в программе?
На обветренном лице Марголиса появилась широкая улыбка. Тема явно понравилась ему.
– Ну, их не так уж мало. Конечно, это зависит от того, кто сейчас преподает в Мортоне. У нас есть Фарнсуорт из Сидонии, Макилрой из Баттл-Пойнта, Чивис из Нью-Лексингтона, Моралес из Лан-Тао и даже Хохмайер из Андиквара.
Фамилии были мне незнакомы, но в то время я не слишком внимательно следила за событиями в академическом мире. На Алекса же, похоже, они произвели немалое впечатление. Я решила, что мне стоит внести свой вклад в беседу, придумав какой-нибудь умный вопрос.
– Скажите, профессор, – спросила я, – колледж на вид такой небольшой. Может, целесообразнее было бы специализироваться, например, на гуманитарных науках? Или на робототехнике?
– Мы не стремимся к целесообразности, госпожа Колпат, – по крайней мере, к целесообразности в этом смысле слова. Возможность привлекать преподавателей со всего мира позволяет нам не ограничивать себя. Здесь, в Мортоне, люди работают во многих областях науки. Мы признаем значение науки, улучшающей нашу жизнь, и искусства, которое делает нашу жизнь полноценной. Среди наших студентов есть физики и пианисты, врачи и драматурги. Мы не ставим пределов человеческим стремлениям.
– Профессор, – спросил Алекс, – в чем состоял проект «Солнечный свет»?
Улыбка стала шире.
– Он перед вами. Он вдохновил нас стать тем, чем мы стали, дал возможность развиваться талантам. С него все начиналось, и с тех пор мало что изменилось.
– Шестьдесят с лишним лет. Впечатляет.
– Десять с лишним тысяч лет, господин Бенедикт. Мы считаем Мортон прямым продолжением Платоновской академии.
– Нельзя ли, – спросил Алекс, – поговорить с кем-нибудь из студентов?
– Гм… прошу прощения, но они на занятиях. Мы никогда не прерываем занятий, за исключением экстренных случаев.
– Понятно. Обычай, достойный восхищения.
– Спасибо. Мы прилагаем все усилия к созданию самой благоприятной атмосферы для… – Марголис поколебался.
– Обучения? – подсказала я.
– Скорее для созидания. – Он рассмеялся. – Да, я понимаю, как это звучит. Порой не могу удержаться от употребления этого слова. Но мы слишком часто считаем обучение пассивным процессом. Здесь, в Мортоне, мы не заинтересованы в том, чтобы выпускать ученых. Мы не пытаемся помочь людям оценить Ротбрука и Вакарди. Мы хотим найти нового Ротбрука.
Ротбрук был знаменитым математиком прошлого века, но я не знала, чем он прославился. Имя Вакарди вызывало какие-то ассоциации, но о том, чем знаменит он, я тоже не имела никакого понятия. Мне вдруг стало ясно, что в Мортон-колледж меня никогда бы не приняли.
– Как насчет небольшой экскурсии? – спросил Алекс.
– Конечно, – ответил Марголис. – С удовольствием.
После этого мы бродили по комплексу в течение двадцати минут. Двери сами открывались при нашем приближении. Мы вошли в общий зал, где студенты проводили бо́льшую часть свободного времени.
– Мы поощряем социальное развитие, – пояснил Марголис. – Есть масса случаев, когда потенциальный талант не может реализоваться из-за невозможности общения с другими. Хороший пример этого – Хассельман.
– Само собой, – кивнул Алекс.
Мы перешли в спортзал с бассейном, где какой-то студент плавал взад-вперед.
– Иеремия пришел к нам в этом году, – сказал Марголис. – Он уже добился ряда интересных результатов в изучении структуры пространства-времени и живет по иному графику, нежели весь остальной мир.
Он искренне рассмеялся. Похоже, для Марголиса это было шуткой, и он явно был разочарован тем, что мы не выдали соответствующей реакции.
Дальше была библиотека. И лаборатория.
И голографический зал.
– Чаще всего он используется для выполнения упражнений, но иногда и для развлекательных мероприятий.
