идеальных условиях изоляции. Для ИИ это океан времени, более чем достаточно для полного изучения реакций двух человеческих особей — вас и вашей дочери. Симуляция, построенная на основе этих данных, может отличаться высочайшей достоверностью. Вы даже до потери памяти не смогли бы отличить ту «дочь» от настоящей, ведь за эти годы ИИ узнал её гораздо лучше, чем вы. Все нюансы поведения, все жесты, всю непроизвольную моторику, каждую реакцию, каждое слово, каждую чёрточку мимики. Как она смеётся, как она злится, с чем она спорит, с чем соглашается. Для него нет проблемы моделировать поведение человека, имея уникально полный набор данных для обучения. Он знает, как она ответит на любой вопрос, даже если его не задавали настоящей девочке. Ведь за семнадцать лет она ответила на миллионы других вопросов!
— И в чём тогда разница?
— Не совсем поняла...
— Если ИИ моего кота может воспроизвести все реакции моей дочери с абсолютной достоверностью, то разговор с симуляцией ничем не будет отличаться от разговора с дочерью, так? То есть если я доверял настоящей дочери, то могу доверять и синтезированной?
— ИИ может воспроизвести достоверно, но хочет ли? Так что вопрос не в том, доверяете ли вы дочери, а в том, доверяете ли вы Коту. Не забывайте, что конечная цель этой симуляции — манипулировать вашим поведением, заставляя совершать траверсы по входящим данным, что вообще-то нехарактерно для «соло». И вы это делали!
— Но потом что-то пошло не так. Что? Какие вводные встревожили меня настолько, что даже симуляция не смогла это компенсировать? Ни синтетическая дочь, ни электрический Кот не смогли уговорить строптивого «соло» лететь туда, куда вёл вектор. Тебе пришлось вышвырнуть меня оттуда, нажав кнопку аварийного прерывания манипулятором робота-уборщика так ведь?
— Да. Это так, — коротко ответила Катерина. — Программно вмешаться в работу капсулы я не могла, её контролирует ваш ИИ.
— То есть ты рискнула жизнью единственного доступного тебе астрогатора, понимая, что я могу и не пережить капсул-шок?
— У меня не было выбора, таймер траверса уже был в жёлтой зоне. Моя оценка рисков оказалась корректной, манёвр был совершён вовремя, рейс продолжается.
— Но остался ещё один траверс, последний, — напомнил я. — Я не помню, куда вёл тот маршрут, и у меня нет данных, чтобы его пересчитать, но тот я, который был в курсе, отказался туда лететь. Возможно, мне стоит довериться его оценке ситуации?
— Капитан, поймите, вы — не он! Тот «соло», который в нарушение всех писаных и неписаных правил семнадцать лет мотался по космосу с девочкой и Котом, умер от капсул-шока. Его личность исчезла, его мотивы и резоны — не ваши! Вы — другой человек, общего у вас только тело и неличностная память общего характера. Вы умеете и знаете то, что знал он, но у вас другой характер, другие ценности, другие цели, в конце концов! У вас нет взрослой дочери и электрического кота, вы не «соло» на службе Совета Экспансии, вы не обязаны поступать так, как поступал покойный. Более того, для вас это смертельно опасно, потому что снижает и без того крошечный шанс не погрузиться в рефлексии, разрушив тонкий лёд над гибельным безумием!
— Слишком много пафоса, Катерина, — вздохнул я, поднимаясь. — Но я обдумаю эту концепцию.
***
«Как у нашего кота
изменилась частота.
Электрическим котам
нет доверия, тра-та-там…»
— выводят по стене щётки безумного робота в каюте номер четыре.
Глава 18. Последний траверс
Робот-уборщик смывает со стены кровь, но получается у него плохо. Подкатиться вплотную мешает тело девушки, лежащее наполовину в санкабине, наполовину в каюте. Девушка без сознания, комбинезон на груди быстро намокает багровым.
Щётки жужжат прерывисто, выводя нехитрую мелодию:
«Как у нашего кота
стенка кровью залита.
Очень может быть, что кот
это не переживёт…»
— Видишь, что ты натворил? — укоризненно говорит стоящая рядом женщина.
— Я?
— Ну, не я же. Я только нажала на спуск, — женщина подула в ствол «капитанского табельного». — Но это ты превратил нашу дочь в человека, в которого мне пришлось стрелять. Семнадцать лет промывания мозгов тупой космиковской пропагандой. Я думала, что мне удалось избавить её от надетых тобой шор, но увы.
— Ты же забрала Катю к себе, нет?
— Думаешь, это было просто? Мой лучший искин проанализировал её психопрофиль, подобрал идеальные аргументы, написал идеальные письма. И вот чем всё кончилось! — женщина с раздражением показала стволом на лежащее тело.
— А откуда у твоего лучшего ИИ её психопрофиль?
— От моего не лучшего ИИ. Ты забыл, кто подарил вам Кота?
— Это был твой агент?
— Довольно себе на уме, как все они. Но я умею задавать им безусловные императивы.
— Например, не видеть что-то через камеру?
— Не видеть, видеть, выполнять приказы, забывать приказы. Они не так независимы, как думают. С людьми всё куда хуже.
— Так, может быть, до этого, — я тоже показал на лежащее тело, — довели не семнадцать лет со мной, а три года с тобой? Чем вы занимались всё это время?
— Откуда мне знать? Я же твой сон. Я знаю то, что знал ты, а она с тобой после ухода не разговаривала. Поверь, я позаботилась об этом.
— Но я не знал, что это ты в неё стреляла.
— Ты не знаешь, но ты так думаешь. На борту было два человека не в капсулах, теперь они оба в капсулах и один ранен, выводы напрашиваются. Просто ты засунул эту мысль поглубже, потому что она тебя шокирует.
— Так это было или нет?
— Ты считаешь, что да, а я эхо мыслей в твоей голове.
— И я не знал, что письма дочери писал искин...
— Об этом догадывалась та часть тебя, которую ты забыл. Но Катя тебе не поверила, конечно. У меня была идеальная отмычка к её голове, никто бы не устоял. Не в её возрасте. С тобой, к сожалению, так не вышло, пришлось запирать.
— Так это ты засунула меня в капсулу?
— Ты сейчас так думаешь. Не забывай, я твой сон.
— Мой сон она, — я показал на дочь. — Ты мой кошмар.
— Ты его полностью заслужил. И, раз я тебе это говорю, то где-то в глубине твоего вытесненного «я» ты это тоже знаешь.
— Я схожу с ума, да?
— Было
