Рэнд почувствовал себя стоящим на краю бездны, пропасти, способной поглотить и его, и Палатона, а затем уничтожить цивилизацию, ради которой Палатон пожертвовал своей жизнью. «Преобразился», сказал чоя – он имел в виду явную метаморфозу. Рэнд с трудом выговорил:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать – никто не ожидал, что Верховный прелат очнется. Даже показания его бахдара стали незначительными. Вся жизнь ускользала от него, неважно, как он пытался удержать ее, неважно, какую еще работу ему предстояло проделать.
Однако о состоянии Риндалана знали немногие, кроме тех, кто приходил проведать его – и тех, кто пытался его убить.
– Ты отравил его, – хрипло выговорил Рэнд, вырывая руку из пальцев чоя.
– Нет, – нефритовые глаза внимательно оглядели его. – Отравил? Так вот что с ним случилось? Этого я не знал. Но я не пытался отравить Риндалана, – он допил свой брен, повторяя: – Яд… не удивительно, что теперь к нему никого не впускают. Что это был за яд?
– Я не могу продолжать разговор.
Чирек дружески улыбнулся.
– У меня нет желания шантажировать тебя, но придется. Ты защищаешь Палатона не меньше, чем он защищает тебя. Неужели ему удалось обучить тебя? Неужели все люди обладают такими способностями, сами о них не зная?
– Нет, – хрипло ответил Рэнд. – Большинство из нас… лишены всяких способностей.
– Не удивительно. На вашей планете почти нет пилотов, – он взглянул на Рэнда. – Ты нужен не только Палатону, но и Риндалану. Но почему? Почему именно ты?
– Не знаю! Он проснулся, когда я был там, вот и все, и сказал, что его отравили.
– Врачи знают, что это был за яд?
– Нет. Говорят, что это растворимый в воде яд, блокирующий нервную систему. Черт! – Рэнд хлопнул ладонью по столу. – Не расспрашивай меня ни о чем. Скажи только, что тебе надо от меня?
– Боюсь, от этого у тебя возникнет еще больше вопросов. Я работаю на Гатона и тем не менее я – священник.
– Священник? Ты не можешь быть священником, ты не входишь в Дом.
– О, да, – кивнул Чирек. – Я Прелат, такой же, как Риндалан, только моя религия объявлена вне закона на Чо – уже свыше трехсот лет. Видишь ли, считается ересью верить, что некогда придет день, когда все чоя, независимо от своего рождения, обретут бахдар. Мы ждем Вестника Преображения.
– Не понимаю, о чем вы.
– Поймешь, должен понять. У тебя он есть, я почувствовал его, когда коснулся тебя. В тебе есть то, чего лишены Заблудшие и что должно принадлежать каждому чоя. Чоя подвинулся поближе.
– Меня зовут Чирек. Мы встречались перед самым началом Двухдневной войны. На ваш корабль напали при возвращении из Сету. Вас сбили. На поле собрались мятежники, и я увез тебя в безопасное место, в императорский туннель.
Рэнд почувствовал, как сжалось его горло. Он вспомнил падение, дым, затем место, называемое императорским туннелем, где молчаливым мемориалом хранились останки прежней цивилизации чоя, куда пытались прорваться абдрелики еще до основания Союза, и вновь ощутил тошноту, от которой страдал тогда. Воспоминания были еще слишком живыми.
– Ты должен вспомнить.
Рэнд поднял голову, чувствуя себя вытащенным в последний момент утопленником, и пробормотал:
– Чирек… – видение вновь предстало перед его лазами. – Ты зажег фонтан.
– Да! С помощью бахдара, после того, как ты преобразил меня.
Рэнд хорошо помнил прекрасный фонтан, один из шедевров прошлого, когда даже дети-чоя обладали достаточным бахдаром, чтобы привести скульптуру в действие, коснувшись ее. Палатон никогда не рассказывал ему о постепенном падении Чо, но доказательства были налицо. Рэнд видел, как вся техника, которая прежде приводилась в действие психическими способностями, теперь бездействовала или функционировала с ручным управлением. Охваченный бахдаром, который рвался из него, Рэнд в то время ничего не мог понять, только чувствовал, что абдрелики ринулись к Чо через Хаос и что он должен предупредить Палатона.
– Ничего я не сделал, – отказался он. Даже если Чирек прав, причиной всему – доверенная Палатоном сила. Это была сила Палатона, его наследие.
– Неправда. Ты предвидел будущее, следующий налет абдреликов, ты схватил меня и рассказал обо всем – и сила, вырвавшаяся у тебя, преобразила меня.
– Я тут ни при чем.
– Охотно поверил бы этому, – возразил Чирек, – если бы не подослал к тебе Дорею. Ты преобразил и ее – при одном легком прикосновении, и для нее все изменилось. Тогда я понял, что должен поговорить с тобой, объяснить, кто ты такой: ты – Вестник Преображения, существо из пророчества, тот, кого мы ждем.
– О, нет! – Рэнд помотал головой. – Не пытайся сделать из меня мессию. Я не знаю, кто такая Дорея, но у меня нет ничего общего с вами и с вашей религией.
На этот раз Чирек не стал с ним спорить. Он просто открыл ящик стола, вытащил фотографию и положил ее на стол.
Рэнд не коснулся фотографии. Он взглянул на изображение молодой чоя с ореховыми глазами, в поблескивающем голубом платье с пышной юбкой – она выглядела, как любая девушка, демонстрирующая свою красоту с лукавым и невинным видом. Рэнд неожиданно вздрогнул, узнав ее. Именно эта чоя неожиданно столкнулась с ним во время парада.
Он взглянул на Чирека. Тот вытащил еще одну фотографию и положил ее поверх первой.
На фотографии вновь была Дорея, только Рэнд не сразу узнал ее – глаза у чоя были завязаны, и она сидела, прямая и неулыбчивая, в темном помещении, а нарядное платье превратилось в лохмотья, болтающиеся на ее плечах. Неужели он сделал это? Рука Рэнда затряслась, когда он взял фотографию за краешек, как будто желая оттолкнуть ее.
– Что случилось с ее глазами?
– Она вырвала их, пораженная теми видениями, которые не могла ни понять, ни контролировать.
– Я не хотел этого, – произнес Рэнд едва слышным голосом.
– Да, – согласился Чирек, разглядывая фотографию. – Это моя работа. Я и подумать не мог, что ее ощущения будут такими сильными, не предупредил ее, никак не подготовил, поскольку хотел, чтобы Преображение было реальным, а не воображаемым. Я – плохой священник, – скорбно добавил он. – Я уничтожаю свой народ, неся им то, о чем они молились.
– Я не мог этого сделать, – повторил Рэнд. Внутри у него все онемело и исказилось. – Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Этого не может быть! – Это сила Палатона, думал он, а не моя. Он просто не мог быть таким, каким его считали. – Я даже не чоя!
– Да. За исключением нескольких дипломатов, допущенных сюда, ты – единственный инопланетянин, который появился здесь за последние триста лет, – Чирек взял снимки и убрал их. – Я ничего не могу объяснить. Я только знаю, что случилось со мной и с Дореей. И если бы ты пришел ко мне, хвастаясь своей силой, я бы не поверил тебе. Но ты этого не сделал. Последствия для тебя будут не меньшими, чем для нас, но отрицанием тут не поможешь.
