Дядя Фима сидел с открытым ртом, соображая.
— Ну вот, — кивнул он своим мыслям. Обвел остальных взглядом. — Теперь ясно, кого он шантажировал. Того, с кем у него общее начальство.
— То есть? — хрипло сказала Бой-Баба.
— Инспектора? — Живых поднял глаза на дядю Фиму. Тот кивнул:
— Наши черепки наконец-то собираются в картинку. Рашид решил его шантажировать, Электрия нашего. Вероятно, поэтому его и убили — и, вероятно, именно Электрий.
— И, — дошло до Бой-Бабы, — вполне возможно, что наш злополучный «диабетик» Кок стал, несмотря на все предосторожности, свидетелем их разговора. Именно это он и хотел рассказать капитану перед смертью. Тогда наш мальчик Электроник и его ухайдакал.
— А потом ухайдакали его самого… — задумчиво произнес Живых.
Охранник задумчиво погладил книжечку.
— Не очень мне все это нравится, братцы… Получается, что на корабле есть еще какой-то второй… он космонавт и «беден, как крыса».
— Ну, это про любого из нас можно сказать! — рассмеялся Живых, но тут же осекся и накрыл своей рукой ладонь печальной Тадефи. Она не отстранилась.
— И получается, братцы, — дядя Фима медленно обвел их взглядом, — что этот самый второй Электрия-то нашего и ухайдакал.
* * *
Сначала они нашли нанотестеры. Тадефи повела их к пустым отключенным капсулам консервации. По ее знаку Живых отсоединил силовой блок от капсулы, в которой спал и погиб Рашид. Когда отодвинули силовой блок, под капсулой обнаружился картонный ящик, заклеенный по швам клейкой серебристой лентой. В нем были уложены рядами коробочки. Живых сорвал с одной картонную обертку. Внутри оказался новенький, крепко закрытый оранжевый пенал нанотестера.
— А ну-ка, — дядя Фима взял у него из рук пенал, с усилием открыл. Поднес Бой-Бабе. — Оно?
На вид было оно самое — инъектор и ампула нанотестера, закрепленные в гнездах пенала. Под ними лежала сложенная инструкция — десять страниц убористым шрифтом на тончайшей бумаге.
Машинально Бой-Баба развернула инструкцию на десяти основных языках планеты. Нашла русский, пробежала. Да, инструкция к нанотестеру. Все правильно.
Перевернула листочек, посмотрела остальные языки. Вот и по-голландски есть, — узнала она отдельные знакомые слова. Хотя с чего бы — ведь голландский уж никак не мировой язык…
Она протянула листочек дяде Фиме.
— Вы ведь по-голландски понимаете? Я слышала, как вы с командой…
Тот кивнул, отставил листочек подальше от глаз и, шевеля губами, стал разбирать мелкий шрифт. Брови его поднимались все выше.
— Ну что там? — не выдержала Бой-Баба.
Охранник опустил листочек. Поднял на нее ошалевшие глаза.
— Бинго! — сказал он. Взял пенал у нее из рук и, напружинившись, сломал надвое.
Под листочками инструкций в двойном дне всех пеналов лежали пакетики с желтоватым, как пудра, порошком.
— Поэтому таблетки и разваливались, — сказал Живых, — что их на месте прессовали. Мешали со всякой дрянью и прессовали. Интересно, какая нужна доза?
Дядя Фима помахал бумажкой с инструкцией.
— Тут все написано. Какая доза, с чем мешать, как принимать. Сообразили, сволочи, что ни одна собака-таможенник по-голландски ни в зуб ногой.
Он повернулся к Тадефи. Долго молчал, прежде чем заговорить.
— Значит, они проводили эксперименты. А ты-то к нам как попала?
Марокканка отсела подальше от остальных и положила перед собой руки, словно защищаясь.
— Я не знала, какие именно эксперименты. Мне Рашид… господин Саад предложил ехать на стажировку. Сказал, надо наблюдать течение процесса у подопытных добровольцев. — Она протянула к товарищам руки. — А еще говорил, что нужно следить за развитием нежелательных побочных эффектов. Я спросила, каких. Он сказал — утомление, сухость кожи, кожные выделения. Ведь это все так и есть! Только он не сказал, что это чума… — Она закрыла лицо руками и замолчала.
— Вот поэтому чума и поражала базы, принадлежащие Соцразвитию, — глухо ответил охранник. — Потому что она — просто побочный эффект эксперимента. И этот эксперимент обещал такой прорыв в науке, такую прибыль, что по сравнению с ним несколько сотен жизней подопытных неудачников — ничто! — Он помедлил. — Особенно если рвать на себе волосы и кричать, что болезнь заразна и неизлечима. После такого призыва ни один проверяющий из инспекции по охране здоровья и безопасности и близко к планете не сунется.
— Тогда Тадефи права, — сказала Бой-Баба. — Это действительно не чума.
Дядя Фима обвел остальных глазами.
— Это означает еще одну вещь, братцы, — тихо сказал он. — Это означает, что она не заразна.
* * *
Яркий свет лезет в лицо, слепит, выволакивает из сна наружу. Тяжелая рука трясет ее за плечо, выпихивает из кровати. Возмущенный голос охранника: «Йос, ты с ума сошел?!» Уже сидя, уже наполовину выдернутая из кровати Бой-Баба разлепила глаз и, прижимая рукой одеяло к колотящемуся сердцу, подняла голову.
В отсеке горел полный свет, а не аварийное освещение. Посреди комнатушки стоял штурман Йос и оглядывался по сторонам. За ним в дверях дядя Фима — босиком, в тренировочных штанах — чесал седую голову и умолял штурмана остановиться. В полутьме коридора белели лица Живых и Тадефи.
Йос обернулся к охраннику, потрясая зажатой в руке бумажкой:
— Помолчи! В кои-то веки я знаю больше тебя с этим мечтателем Майером! — Штурман повернул к Бой-Бабе бледное, начинающее обрастать щетиной лицо. — Вы, милая, можете пустить пыль в глаза этим двум старым идиотам. Но не мне! Поднимайтесь! — от возбуждения Йос даже на «вы» перешел.
— Йос, я тебя уверяю… — начал охранник, но Бой-Баба уже спустила ноги с койки.
— Дайте хоть одеться, — буркнула она. — А потом разбирайтесь.
Хватка у Йоса была знакомая — в тюрьме охранники именно так тебя цапают, чтоб заключенный глубже прочувствовал свою вину. Ну-ну. Выходить он не собирался. Тоже знакомо. Бой-Баба подхватила со стула треники и надела их под одеялом. Влезла в футболку. Пятерней растрепала волосы. Подняла на Йоса усталый взгляд.
— Ну, что там у вас?
Он испытующе посмотрел на нее. Усмехнулся:
— Это мне вас надо спросить, астронавт Бой-Баба, что там у вас. А также с какой целью вы совершили диверсию и погубили своих товарищей? — Штурман выпрямился и смотрел на нее в упор, как будто знал, что услышит в ответ.
Бой-Баба уставилась на него.
— Я погубила товарищей? — Потом до нее дошло. — Это Рашида, что ли?
Дядя Фима в дверях опомнился. Подался вперед:
— Йос, ты что-то не то говоришь. Зачем ей устраивать диверсию? Что она с этого имеет?
