— Я погубила товарищей? — Потом до нее дошло. — Это Рашида, что ли?
Дядя Фима в дверях опомнился. Подался вперед:
— Йос, ты что-то не то говоришь. Зачем ей устраивать диверсию? Что она с этого имеет?
Штурман обернулся на него. Глубоко посаженные глаза налиты кровью, как у быка на корриде. Он сейчас не соображает ничего, дошло до Бой-Бабы. Если доказывать свою невиновность — то потом, когда штурман поостынет.
— Я не знаю, что она с этого имеет, — Йос хлестнул бумажкой по краю стола. — Это можно и потом выяснить. Сперва нужно проверить, что астронавт Бой-Баба делала во время недавних несчастных случаев.
— Ну и проверяйте, — забормотала Бой-Баба, накрыв голову подушкой. — Для этого совершенно незачем было вытаскивать меня из постели.
Но охранник уже подошел к Йосу и взял у него из рук листок. Вчитался. Нахмурился. Бросил на Бой-Бабу взгляд из-под лохматых седых бровей.
Та медленно сняла подушку с головы. Положила на кровать.
— Что там, дядь Фим?
Он покачал головой. С листком в руках повернулся в коридор, где стояли Тадефи с Живых:
— У нас тут очень серьезное обвинение.
Потом повернулся к Йосу:
— Можно?
Тот зло усмехнулся и кивнул, а сам уселся на стол, скрестив руки на груди. Дядя Фима подошел к Бой-Бабе и держал листок перед ее глазом, пока она читала. И чем дальше читала, тем выше поднимались ее брови, и тем шире раздвигался рот в улыбке. Дочитав до конца, астронавтка повалилась боком на койку и засмеялась, уставившись на Йоса:
— И вы в это верите? Серьезно?
Листочек был исписан мелким бухгалтерским почерком Электрия Суточкина. Надпись наверху гласила: «Свидетельство».
Далее Электрий утверждал, что «неоднократно являлся мишенью угроз и унижений со стороны работника техперсонала Бой-Бабы». Более того: он явился свидетелем разговора между Бой-Бабой и «медицинским работником господином Саадом», в котором вышеназванный господин Саад якобы шантажировал Бой-Бабу и требовал уплаты «некоторой значительной суммы наличными» за его молчание о ее делишках. За что, как утверждал Электрий, Рашид и поплатился. Теперь Электрий опасался за свою жизнь и умолял членов командного состава в случае его исчезновения «или трагической гибели» принять меры к «обезвреживанию укрывшейся на борту вашего корабля рецидивистки».
Бой-Баба перевернула листочек. На другой стороне ничего не было, кроме адреса и эмблемы Общества Социального Развития: из набросанных карандашом клубов пыли в небо рвалась тонкая ракета. Письмо было написано на обороте их фирменного бланка.
Усмехнувшись, Бой-Баба вернула листочек Йосу.
— Больной человек, — хрипло заключила она, держась обеими руками за края койки.
Йос вернул ей усмешку:
— Кроме этого, вам сказать нечего?
Она покачала головой. Как знакомо, все слова у них знакомые! И опять она кого-то убила.
Охранник откашлялся:
— Но доказательства, Йос? Для такого серьезного обвинения нужны серьезные доказательства. И я уверен, что их просто нет. Этот Электрий был человек больной, неуравновешенный…
Йос развернулся к охраннику:
— Может, ты мне тогда объяснишь, как этот неуравновешенный больной человек сумел выпасть в открытый космос через стыковочный шлюз?
— Может, у него там было свидание назначено, — вякнул снаружи Живых, и штурман тут же обернулся к нему.
— И я так же думаю! У него там было назначено свидание — с убийцей! Только она не пришла, а выкинула его в космос!
Йос опустился на привинченный к полу стул и закрыл лицо руками. Бока его взмокшей майки вздымались и опадали. Бумажку он сжимал в руке.
Несколько секунд спустя он вновь поднял глаза на охранника.
— Вот ты мне и поможешь. У тебя в камере видеонаблюдения есть записи всех отсеков и всех передвижений. Я предлагаю просмотреть все записи и отследить все действия астронавта — пока еще астронавта, — метнул он на нее злой взгляд, — Бой-Бабы. По результатам увиденного определим, как дальше действовать.
Бой-Баба сидела на койке и все еще не могла поверить в происходящее. Медленно до нее стало доходить, о чем идет речь.
Она посмотрела на товарищей. В груди стало жестко и холодно.
Она была одна, а все они — на другой стороне.
— Ребята, — хрипло сказала Бой-Баба, — я никого не убивала.
Дядя Фима подошел к штурману и еще раз взял у него из рук бумажку. Повертел в руках, посмотрел на свет. Поморщился от яркого света.
— Йос, — сказал он, — а где ты записку-то нашел?
Штурман, как журавль, поднялся на ноги.
— Идем, покажу. — И, обернувшись к Бой-Бабе, добавил: — Все идемте.
* * *
Остатки экипажа «Голландца» столпились в узком коридоре. Йос вел их вперед уверенно, помахивая бумажкой. Стальная дверь, ведущая в отсек инспектора, была запечатана белым квадратиком с круглой корабельной печатью. Сорвав листок, штурман дернул дверь в сторону. Шагнул в отсек первым, зажег свет — тоже верхний, яркий — и встал в стороне, поджидая остальных. За ним вошел дядя Фима, все еще босиком и в растянутых тренировочных штанах. Оглядел отсек.
— И где ты нашел записку? — спросил он негромко.
Йос поманил его рукой. Открыл ящик стола и достал из него стопку документов с грифом Общества Социального Развития. Перелистав бумажки, ткнул тонким длинным пальцем в середину стопки.
— Вот тут она была. И написана на обороте бланка, чтобы если убийца и искал, то не смог заметить. Посмотри сам, если мне не веришь.
Дядя Фима подошел, полистал. Повертел листочек в руках. Посмотрел на Бой-Бабу. Покачал головой.
— О чем мы с тобой говорили? — заметил негромко. Йос вздернулся, но ничего не сказал. Бочком в отсек зашли Живых с Тадефи.
— Как тут… пусто, — проговорила девушка и присела на край койки. На ней было длинное расшитое платье — настоящее, национальное, не чета тем подделкам «под Марокко», что продают в туристических ларьках. В нем даже с обритой головой она казалась древней царицей кочевого племени. Огромные глаза оглядывали начинавшую покрываться пылью чистоту отсека.
Дядя Фима почесал седую копну:
— Йос, а ты уверен, что это не подстава? Что он не написал письмо нарочно?
Штурман резко повернулся к нему.
— И сам себя выкинул в шлюз? Рассуждай логически!
Охранник состроил озадаченную физиономию:
— Логически — да, не получается.
Все замолчали. Дядя Фима продолжал оглядывать отсек: открывал дверцы, простукивал ящики.
— Что же делать? — наконец спросил Живых.
